полгода как не видывали.
До Шарпа не сразу дошло, что пытается втолковать ему ветеран.
— Ты видал наших вербовщиков?
— Своими глазами, сэр! Капитану доложил, как положено.
— А он?
— А он меня облаял, сэр. У нас нет вербовочных команд, и новобранцев мы не нанимаем! Мол, пить надо меньше. А я, сэр, трезв был, как стёклышко, и с Горацио Гаверкампом болтал вот, как с вами. У него были рекруты, сэр. Целая толпа молодых-зелёных. Но почему же Гаверкамп сюда их не привёл? А, сэр? Можете вы мне объяснить?
— Нет, сержант, не могу.
Ноздри Шарпа хищно раздулись. Пока не могу.
— Может, Гаверкамп нанимал солдат для другого полка?
Кэрью засмеялся:
— Чтож, я, сэр, нашу форму с чужой перепутаю? Бляхи наши. У барабанщиков на инструментах наши орлы. Нет, сэр. Что-то чудно?е творится. Знать бы, что.
Сержант встал и поковылял к выходу. Ключи позвякивали на железном кольце:
— Никто меня не слушает, сэр. Я — старый солдат, сэр, нюхнул пороху, но всем плевать на мои слова.
Кэрью выпустил Шарпа, запер железную дверь и, озираясь, горячо прошептал:
— В армии, сэр, я с тех пор, как под стол пешком ходил, и на всякие шахер-махеры у меня нюх! Зуб даю, сэр, дело тут нечисто! Вы мне верите?
— Верю, Тэд.
Солнце садилось. Шарп брёл между бараков. Не хотелось, ох, как не хотелось допускать, что боевой товарищ говорит правду. Ведь, если Тэд ничего не спутал, второй батальон не пропал. Второй батальон спрятали.
Спрятали. Звучало, как бред. Увы, иного объяснения не находилось. Весь следующий день Шарп с д’Алембором просматривали документацию, но ничего, что указало бы местонахождение подполковника Гирдвуда и второго батальона им не попадалось. Кэрью не ошибался. Второй батальон существовал и продолжал набирать рекрутов. Вопрос: где существовал? За ответом, как Шарп ни страшился, надо было ехать в Лондон.
Страшился Шарп не поездки, конечно, Шарпа всегда раздражала родовая аристократия, а ответы мог дать только лорд Феннер, и страшился Шарп того, что военный министр отвечать откажется. Мол, каждый сверчок знай свой шесток.
Но попробовать Шарп был обязан, иначе ради чего он тащился на родину?
На плаце Харпер придирчиво осматривал форму стоящих по стойке «смирно» Карлайна, Меррила и Пирса. Глаза у офицеров были красны, лица осунулись после ночной муштры, устроенной ирландцем. Патрик же, приученный войной ко всему, был, напротив, свеж и бодр.
— Стой, кто идёт! — послышался у ворот окрик часового, служебное рвение которого подстёгивало присутствие на плацу майора Шарпа.
Под арку въехал всадник в роскошном красно-сине-золотом мундире Первого Лейб-гвардейского на великолепном жеребце. Среди унылых казарм конник казался пришельцем из другого мира, лишним и неуместным здесь.
— Нелегко же вас сыскать! — посетовал офицер, спешиваясь и направляясь к Шарпу, — Полагаю, вы — майор Шарп?
— Правильно полагаете.
Капитан отдал честь:
— Лорд Джон Россендейл, сэр! Большая честь встретиться с вами!
Лорд Джон был юн, тонок, словно тростинка, и красив, словно греческий бог.
— Я впервые в этих краях, — лениво поделился он, — Не подскажете, чьих это гончих я обогнал по дороге? Отличная свора!
— Понятия не имею. — сухо бросил Шарп, — Вы искали меня?
— В точку! — просиял юный вельможа, — Для вас у меня кое-что есть.
Он покопался в ташке и недоумённо скривил губы. Пару секунд капитан размышлял, затем щёлкнул пальцами, обозвал себя дураком и полез в седельную суму.
— Возьмите! Доставлено в полной сохранности! — юноша протянул Шарпу сложенный лист бумаги, запечатанный сургучом, — Позавтракать у вас я смогу, сэр? Или, может, посоветуете какое-нибудь заведение в городке?
Шарп не слышал. Сломав печать, он вчитывался в строчки, написанные витиеватым шрифтом:
— Это что, шутка?
— Бог мой, нет! — хохотнул Россендейл, — Приглашение настоящее. Он всегда жаждал встречи с вами, а, когда Главный Штаб доложил, что вы возвращаетесь в Англию, он был на седьмом небе от счастья! До нас-то летом дошли слухи о вашей кончине. Весело, да?
— Весело?
— В точку! — лорд одарил Шарпа дружелюбным оскалом, — Придётся вам, сэр, отряхнуть пыль с парадного мундира!
— С парадного мундира?
— В точку! Не в этом же вам идти! — лейб-гвардеец смерил Шарпа любопытным взглядом и добавил, — А то, чего доброго, решат, что вы попали в дом через дымоход!
Он заразительно рассмеялся, демонстрируя, что ничего оскорбительного для Шарпа не имел в виду.
Стрелок держал в руках клочок бумаги, ниспосланный ему самим провидением. Ещё пять минут назад Шарп ломал голову, как ему, мелкой армейской сошке, добиться правды от могущественного вельможи. Как? И судьба послала юного жуира с бумагой, что звала Шарпа встретиться с человеком, которому стрелок был обязан прошлогодним повышением; человеком, расспросами которого даже лорд Феннер не дерзнёт пренебречь. Принц Уэльский, регент Англии, жаждал встретиться с майором Шарпом, и, если повезёт, Шарп дознается, наконец, куда делся второй батальон.
А, значит, знамёна Южно-Эссекского взовьются над Францией.
Глава 2
— Жёлтая линия. Придерживайтесь её.
— Так точно. — согласился Шарп.
— Там вы остано?витесь, — облитая белоснежной перчаткой кисть камергера указала, где именно, — Покло?нитесь. Говорить кратко, обращаться к Его Высочеству «Ваше Царственное Высочество». Затем снова кланяетесь.
Шарп наблюдал за бесконечным потоком людей, движущихся к трону, вот уже десять минут, и ему казалось, что церемониал он и так, без подсказок придворного, выучил наизусть, но камергер говорил, и при каждом взмахе белой перчатки Шарпа обдавало сладким запахом одеколона.
— Когда вы поклонитесь второй раз, отступайте назад. Медленно. Прекращаете пятиться, дойдя до львиного хвоста. — царедворец протянул трость в сторону вытканного на ковре геральдического хищника, — Некоторые из господ военных, пятясь, запутываются ногами в ножнах. Во избежание подобного досадного казуса я бы рекомендовал вам держать оружие подальше от тела.
— Благодарю за совет.
Группа разряженных музыкантов с выщипанными бровями, в напудренных париках усердно терзала флейты и скрипки. Мелодия была Шарпу незнакома и ничем не напоминала привычные для стрелка бравурные марши. Так, музыкальный пустячок, разгоняющий скуку приёма. Шарп чувствовал себя болваном и благодарил Господа, что его не видит сейчас никто из подчинённых: Прайс и д’Алембор остались в
