Он вздохнул, и в этом вздохе Шарп различил нотки отчаяния.
— Вы же не серьёзно насчёт Вальдивии?
— Серьёзней некуда.
— Атаковать на разбитом корабле?
— Есть ещё «О’Хиггинс».
— Это же безумие. Там неприступная крепость с Лондон величиной!
— Ну да, ну да. Форт Инглез, форт Сан-Карлос, форт Амаргос, форт Коралл, форт Чороко-майо, форт Ньебла, батареи острова Манцанера и береговая артиллерия, — адмирал скучающе перечислил укрепления, присовокупив, — Тысячи две защитников?
— Заметьте, отдохнувших и свежих! — Шарп для убедительности кивнул на измотанных людей Кокрейна, отупело пялящихся на играющий фрегатом океан.
— Я обязан напасть на Вальдивию, Шарп. Такова воля вождей независимой Республики Чили, храни их Господь. — усмешка, коей «дьявол» сопроводил свою речь, получилась невесёлой, — Смысла в таком нападении ни на йоту, конечно, пока не вспоминаешь, какую уйму золота должно мне правительство республики.
— К стыду своему, я всё равно не понимаю.
— Ладно. Давайте рассуждать вместе. Правительство обязалось выплачивать мне за каждое захваченное испанское судно кругленькую сумму. Когда число таких кораблей достигло шестнадцати, скупердяи сообразили, что общая сумма не просто кругленькая, а, образно выражаясь, шарообразная. А плюс невыплаченное жалование? Они — господа хозяйственные, средствами не разбрасываются, вот и послали нас взять неприступную Вальдивию.
— Ага. — уяснил Шарп, — Убитому при штурме вражеской твердыни герою деньги не требуются?
— О, нет, всё гораздо тоньше. Они не хотят платить и отдают мне заведомо невыполнимый приказ. Откажись я его выполнять, и меня обвиняют в неповиновении. Наказание — конфискация так и не выплаченных мне премий. Согласись я, а приказ-то невыполним! Как следствие, я терплю неудачу, и в этом случае меня обвиняют в некомпетентности. Наказание, опять же, конфискация так и не выплаченных мне премий. Отличный план. При любом раскладе они в выигрыше, а я в проигрыше. За одним исключением.
— Если вы возьмёте Вальдивию? — догадался Шарп.
— Правильно! В том и фокус! — триумфально провозгласил Кокрейн, — А, кстати, куда делось золото с фрегата?
— Его и не было на борту. Слухи распустили, как приманку для вас.
— Я клюнул. — Кокрейн хохотнул, — Но ведь это же замечательно, Шарп! Если золота нет здесь, то сколько же его в Вальдивии? Батиста — сквалыга почище пресвитериан[11] ! Он годами обирал казну, а сейчас, став капитан-генералом, развернулся на полную. Сундуки монет! Горы золота! Каморы серебра! Не убогая жменя грошей, а настоящее, умопомрачительное сокровище!
И такая горячность слышалась в голосе шотландца, что Шарп вдруг поймал себя на мысли: родись Кокрейн в эпоху Елизаветы-девственницы, стоять его имени в одном ряду с именами Дрейка, Рейли и Хокинса[12]. Подобно им, Кокрейн портил кровь испанцам ради славы, ради золота и просто ради драки, как таковой.
— Неудивительно, что в парламенте вы не усидели. — усмехнулся Шарп.
Кокрейн склонил голову:
— Палата общин стала моим самым большим разочарованием, ибо я не нашёл там того, чего искал.
— Чего же?
— Свободы. Хотя кое-чему я всё же научился. Свобода и законники, Шарп, понятия взаимоисключающие. А ещё тому, что эти гадкие твари неистребимы, как крысы на судне.
Фрегат зарылся носом в волну, и Кокрейн умолк.
— Вы строите новёхонький, с иголочки, корабль. — продолжил шотландец, когда бушприт вновь гордо вознёсся над водами, — окуриваете днище, разбрасываете везде крысиный яд. Спуская на воду судно, вы твёрдо уверены, что оно чисто, крыс нет и не будет, но в первую же ночь цоканье их мерзких коготков удостоверяет вашу наивность. Они уже здесь и пребудут на борту, пока посудина не утонет. Так и в жизни. Я приплыл сюда, полный грёз о новой стране свободных людей, и что же? Не успели мы освободить Сантьяго от испанцев, как столицу тут же оккупировали вонючие крючкотворы, принявшиеся радостно кропать новые законы.
— Плохие законы?
— Может, и хорошие. Главное, чтобы их было много, потому что, когда законов, даже хороших, много, всегда можно заработать, отыскав поправочку, доказывающую, что чёрное — это белое, а белое на самом деле серо-буро-малиновое. И с каждым днём всё больше и больше хороших законов, всё больше и больше богатых законников, а жизнь всё гаже и гаже. Ненавижу их. Вспомните историю человечества, и вы не сыщете ни одного законника, которого привели на её скрижали благородство и честь. Никого из буквоедов вы не поставите рядом с героями, ибо не может крыса парить с орлами. Это их, законников, подлый план: лишить меня моих денег, послав совершить невозможное — взять Вальдивию. Но попытаться я обязан. — он задумчиво посмотрел на расстеленную карту, — Сомневаюсь, правда, что наш полузатопленный дуршлаг дотянет до Вальдивии. Возможно, придётся ограничиться взятием Пуэрто-Круцеро.
Сердце Шарпа ёкнуло:
— Туда-то мне и надо.
— На кой чёрт вам эта грязная дыра?
— Там похоронен Блаз Вивар.
Лицо Кокрейна выразило крайнюю степень изумления:
— Блаз Вивар? Похоронен?
— Да, в гарнизонной церкви Пуэрто-Круцеро.
Адмирал, казалось, хотел что-то возразить, но раздумал и, клацнув зубами, подобрал отвисшую челюсть.
— Я видел его могилу, — пояснил Шарп, — Потому-то мы и прибыли в Чили.
— Вы отмахали полмира, чтобы полюбоваться могилой?
— Мы были друзьями с Виваром и приехали забрать его тело в Испанию.
— Господь Всеблагий! — воскликнул Кокрейн и, отвернувшись, уставился вверх, где матросы подвязывали фалы фок-мачты, оборванные падающей грот-мачтой.
— В общем-то, правильно. — как-то неопределённо заметил рыжий, — Где-то же горемыку должны были похоронить.
Шарп насторожился. Очень уж быстро удивление, вызванное вестью о похоронах дона Блаза, сменилось у шотландца нарочитым безразличием. Не так давно рассказ Ардилеса о несостоявшейся встрече Вивара с Кокрейном показался стрелку байкой, на которые так горазды моряки. Однако Кокрейн что-то недоговаривал.
— Я слышал, что дон Блаз однажды пытался встретиться с вами, но помешала погода.
Кокрейн покосился на Шарпа и отвёл взгляд:
— Врут. Зачем такому человеку, как Вивар, со мной встречаться?
Шарп не отступал:
— Ардилес поведал мне о поездке Вивар на север, когда шторм задержал «Эспириту Санто» на несколько дней.
Кокрейн деланно рассмеялся:
— Право же, Шарп, кто Вивар, а кто я? Вы же дружили с ним и знаете, что он был солдатом, а солдаты не распивают с врагами чаи в беседах, а убивают их. Стал бы Веллингтон по-приятельски болтать с Наполеоном? Не глупите, Шарп, гончие не якшаются с лисами.
Фрегат, кряхтя и стеная, обрушился вниз с гребня громадного водяного вала, досадливо швырнувшего вслед судну облако холодной мокрой пыли.
— Вы же дружили с Виваром? — с расстановкой уточнил Кокрейн.
— Давным-давно. Мы познакомились во время отступления из Коруньи.
