благожелательная восприимчивость к музыке других народов, стремление обогатиться опытом других музыкальных культур.
Согласно легенде, началась эта музыка с… войны. Летописцы воскрешают завершившуюся войной ссору первого вождя бамумов Ншаре с Нфо Ндуэтмбу, вождем соседнего племени во время танца нбуруже. Ншаре не пощадил старого друга, научившего его и всех соплеменников искусству танца. Трудно судить, насколько правдив этот летописный рассказ, по его смысл ясен — о вкусах можно не только спорить, но и доказывать их правомерность огнем и мечом.
На некоторых этапах истории музыка спасала бамумов от окончательного поражения. В первой половине XIX века бамумами правил свирепый великан Мбомбо, питавший слабость к музыке. Иногда Мбомбо запирался в покоях, и два-три придворных куртизана с заискивающими улыбками ублажали его секретным танцем мбансие, который простые смертные не имели права лицезреть. Не всегда, даже при его солидном росте и огромной силе, везло бесшабашному воителю. В битве с лихими кавалеристами фульбе, надвигавшимися с севера, войска Мбомбо были наголову разгромлены. Прискакав с остатками дружины в Фумбан, удрученный полководец решил «спуститься» в народ. Он вывел музыкантов во двор и перед ошеломленными подданными лихо пустился в пляс, сделав таким образом тайный мбансие явью для непосвященных.
— Где это видано, чтобы султан танцевал с чернью, — роптали консервативные вельможи.
Переведя дух, Мбомбо обратился к воинам:
— Каждый, кто принесет мне голову фульбе, сможет присоединиться к этому танцу и плясать со мной всегда.
В бамумах взыграло честолюбие. Они выиграли войну, и танец тайного, традиционного общества Па-нжу, до тех пор бывший привилегией придворных, а также почитаемых всеми близнецов, стал доступным касте воинов. Сам султан теперь довольно редко танцует мбансие, но очень любит наблюдать за танцем.
Ныне число участников танца возросло до 30 человек. Оркестр состоит из десятка железных колокольчиков, четырех специальных барабанов и шести особых инструментов — мешков из буйволиной кожи, наполненных железками, которые издают ритмичный лязг от ударов. На одном из барабанов отбивает ритм родной брат султана.
Мвитонго — мелодия, которая исполняется редко — лишь по случаю церемонии казни министра. Когда бамумский вельможа совершает серьезный проступок или преступление, оркестр и члены тайного традиционного общества отправляются к нему ночью… Представьте себе — внезапно в кромешной тьме раздается скорбный ритм барабанов, которому угрюмо вторят остальные инструменты оркестра с преобладанием двойных гонгов. Периодически слышатся выкрики хора. Мрачная музыка холодит кровь, заставляет возбужденно биться сердца. О церемонии заранее не предупреждают. Не у одного вельможи вязнет на языке беспокоящий вопрос: «Ради кого бьют эти ритмы? К какому дому подвигается страшная процессия? Не ко мне ли?».
Музыка бамумов включает напевы других народов. Султан Нджойя любил выслушивать жалобы тикаров, которые они излагали в виде полных драматизма и лирики танцев и песен. Султан Сейду Нджойя выходит из дворца в сопровождении двух гриотов-фульбе, играющих на струнных инструментах своего народа. В бамумских оркестрах прижились мвет (нечто вроде гитары с калебасами-резонаторами) фангов бети из Южного Камеруна, железные колокольчики бамилеке, санри (флейты) тикаров, гитары жителей севера.
Музыка звучит на всех праздниках бамумов. Массовые вечерние пляски то похожи на нашу «Березку» лебедиными нежными ритмами, то изумляют бесшабашной удалью. Богатство бамумской музыки объясняется не только вдохновляющей красотой природы изумрудного всхолмленного Запада, но и влиянием, которое оказали на ее формирование мелодичность напевов тикаров, лиричность танцев фульбе, эпичность баллад гриотов-мветистов.
— Музыка бамумов, — говорит камерунский писатель и музыкант Франсис Бебей, — одна из наиболее разносторонних в Африке.
Антенны камерунского радио разносят напевы и ритмы бамумов.
— Что это? Воспоминания о канувшем в забвение прошлом? Или напоминание об уходящем из жизни виде искусства? Об изживших себя ритмах и мелодиях, которые больше не нужны народу, не соответствуют времени? — забросал я вопросами сотрудника отдела программ камерунского радио.
— Нет, — возразил он. — Ни то и ни другое. Музыка народов республики послужит нам не только в настоящем, но и в будущем.
Куда путь держите, бороро?
Впереди шагает человек в высокой остроконечной шляпе, на плечах у него похожая на наше коромысло длинная палка, на которую для удобства он закинул руки. Издалека мерещится, будто это орел, расправивший крылья. Босые, задубевшие ступни словно не замечают раскалившегося грунта. Бедность и неказистость одежды, состоящей из нескольких кусков крепкой домотканой материи, не скрадывают его надменной осанки. Метрах в ста позади него движется большое стадо зебу, горбатых африканских коров с острыми длинными изогнутыми дугами рогов. Его возглавляет матерый, мускулистый бык, вожак, по праву сильного подмявший под себя все стадо. За стадом клубится, оседая на сухие кустарники и крючковатые деревца саванны, охряная латеритная пыль.
Еще метрах в ста позади следуют зебу-носилыцики, навьюченные пожитками, женщины в сплошных черных покрывалах, свисающих почти до самой земли. У многих в специальной складке за спиной доверчиво прижимается к телу матери слабенькой, неустойчивой головкой ребенок. За женщинами размеренной, тренированной походкой идут юноши. У некоторых на голове только что народившиеся телята, которых они придерживают руками за ноги. Типичная картина перекочевки бороро!
Неуловимым племенем зовут бороро в Африке. Их обычаи, их нравы, их характер еще недостаточно изучены. Даже встретить бороро мудрено: ведь они крайне редко задерживаются более трех дней на одном месте. Это замкнутое пастушеское племя, странствующее за своими стадами между Мали и Камеруном, некоторые этнографы упорно считают потомком древних египтян, хотя уже установлено, что это часть фульбе, отделившаяся от остальной массы парода. У бороро топкие, красивые черты лица, цвет кожи светлый, бронзового оттенка. Они называют себя белыми и отдают предпочтение белому цвету.
Некогда, гласят легенды бороро, их предки жили на берегах какой-то великой реки (многие ученые полагают, что это в самом деле мог быть Нил). Одна из них считает предками бороро двух сирот — пастушка Фу и его сестру, которые всякий раз перед сном разводили костер на берегу реки. Однажды ночью из воды вышла корова, приблизилась к ним, а затем вернулась в воду. Дети перенесли свой лагерь чуть подальше от берега, по следующей ночью погреться на огонек пришло уже целое стадо. После того как телята тут же насытились молоком из материнского вымени, их примеру последовали дети. Молоко понравилось сиротам, и они пошли на хитрость. Каждый день они отодвигали стоянку все дальше и дальше от берега, выманивая коров в саванну. Добрые животные привязались к заботливым детям и навсегда остались с Фу и его сестрой. Потом брат с сестрой поженились. От их брака было двое детей. Старший брат стал отцом парода фульбе. Он отобрал в свое стадо коров с короткими ногами. Младший брат дал начало бороро. Ему достались бороджи — длиннорогие зебу.
По другой легенде, жена проповедника ислама в Судане У кубу, возвращаясь с реки, встретила духа Каанабу. После, этого случайного свидания у нее родился сын, положивший начало племени бороро. Как-то вечером у той же реки перед мальчиком явился его отец. Каанаба велел сыну разжечь костер на берегу и уходить, не оборачиваясь. Из пучины вышло стадо коров. Оно последовало за юным пастухом и с тех пор сопровождает его потомков. В обеих легендах упоминается река, по мнению некоторых исследователей — Нил.
Круглый год кочуют бороро в поисках воды и травы для своих стад. В сухой сезон зебу пытаются настичь исчезающие травы быстро лысеющей саванны, в период дождей они чуть ли не в панике отступают под напором разливающихся озер и болот.
