История Англии

Шотландии, все же была очаровательной молодой особой и прославилась тем, что любила почитать по- гречески, пока другие охотились. Именно в правление Генриха VII объявились Перкин Уорбек и Ламберт Симнел: первый был посажен в колодки, нашел убежище в аббатстве Больё и был обезглавлен вместе с графом Уорвиком, а последнего приняли на королевскую кухню. Его Величество скончался, и на престол взошел его сын Генрих, заслугой которого можно считать лишь то, что он не был так плох, как его сестрица Елизавета.

Генрих VIII

Полагаю, я оскорбила бы моих читателей, если бы предположила, что перипетии правления этого короля известны им хуже, чем мне. Поэтому я избавлю их от необходимости читать еще раз то, что они уже читали, а себя от обязанности излагать то, что я не совсем хорошо помню, и ограничусь лишь кратким пересказом основных событий, ознаменовавших это царствование. Так, следует упомянуть слова кардинала Уолси, обращенные к отцу настоятелю Лестерского абатства, что он-де «пришел, чтобы сложить свои кости среди братьев», религиозную Реформацию и проезд короля верхом через Лондон вместе с Анной Буллен. Во имя восстановления справедливости считаю своим долгом заявить, что эта милая женщина совершенно неповинна в преступлениях, в которых ее обвиняли, доказательством чему служат ее красота, изящество и веселый нрав, не говоря уже о торжественных клятвах в невиновности, необоснованности обвинений, ей предъявленных, и нраве короля: все вышеперечисленное может служить дополнительными доводами в ее защиту, пусть, возможно, и менее вескими по сравнению с теми, кои выдвигались ранее. Хоть я и обещала не перегружать мой рассказ датами, полагаю, что некоторые все же упомянуть следует, и, конечно, выберу лишь самые необходимые; так, думаю, читателю необходимо знать, что письмо несчастной королю датировано 6 мая. Преступления и бесчеловечные поступки этого государя были столь многочисленны (подтверждением чему, как я надеюсь, послужит и данная история), что просто нет возможности перечислять их все; мне нечего сказать в его оправдание, кроме того, что предпринятое им упразднение монастырей, отданных на разрушение и разграбление, пошло на пользу английскому пейзажу, возможно, это и явилось основной причиной принятия такого решения, иначе с какой стати стал бы муж, не имеющий никаких религиозных убеждений, утруждать себя отменой того, что веками упрочивалось в королевстве. Пятая жена Его Величества была плимянницей[2] герцога Норфолкского, и, хоть невиновность ее в тех преступлениях, за которые она сложила голову на плахе, была впоследствии полностью доказана, поговаривали, что она-де до замужества вела распутный образ жизни, но лично я в этом сомневаюсь: как- никак она была родственницей благородного герцога Норфолкского, который проявил такое участие в судьбе королевы Шотландии, что в конце концов сам стал жертвой этого разбирательства. Последняя супруга короля ухитрилась пережить его, что было совсем непросто. После кончины Генриха VIII на престол взошел его единственный сын Эдуард.

Эдуард VI

Поскольку принцу едва исполнилось девять лет, когда умер его отец, было решено, что он еще слишком мал, чтобы управлять страной. Это мнение разделял и почивший монарх, так что до наступления совершеннолетия опекуном юного короля был избран брат его матери герцог Сомерсет. Это был весьма любезный господин, к которому лично я испытываю глубокую симпатию, хотя никогда не стану утверждать, что он был ровней таким великим мужам, как Роберт, граф Эссекс, Деламер или Гилпин. Герцог Сомерсет сложил голову на плахе, чем по праву мог бы гордиться, знай он, что тем самым разделил участь Марии — королевы Шотландии; однако вряд ли он мог предвидеть то, что еще не произошло, а посему, вероятно, не испытал особого восторга от того, как с ним обошлись. После кончины герцога Сомерсета заботу о короле и королевстве принял на себя герцог Нортумберленд. Он с таким рвением взялся за дело, что юный король вскорости умер, а королевство досталось невестке опекуна — леди Джейн Грей, той самой, которая, как мы уже упоминали выше, любила почитать по-гречески. Действительно ли она понимала этот язык, или к подобным занятиям побуждало ее неуемное тщеславие, коим эта особа, на мой взгляд, всегда отличалась, неизвестно. Как бы там ни было, леди Джейн Грей всю жизнь напускала на себя ученость и с презрением относилась к мирским удовольствиям; она открыто заявила, что вовсе не рада тому, что ее назначили королевой, и, даже направляясь к эшафоту, продолжала вести записи — строчку по-латыни, строчку по- гречески, — где описала, как встретила бездыханное тело своего супруга, которое несли ей навстречу.

Мария

Этой женщине посчастливилось взойти на английский престол в обход других претенденток, при этом она пренебрегла более вескими правами на корону, благородством и красотой своих двоюродных сестер — Марии, королевы Шотландии, и Джейн Грей. Признаюсь, я не сожалею о тех злоключениях, коим подверглась страна в ее правление, — они были совершенно заслужены: зачем надо было позволять ей наследовать брату, этому бесстыжему греховоднику, когда можно было предположить, что раз она умрет бездетной, то вслед за ней на престол вскарабкается Елизавета — сей позор рода человеческого и наказание общества. Немало сторонников протестантской религии пало жертвами своих убеждений в это царствование, полагаю, таких было не меньше дюжины. Мария вышла замуж за короля Испании Филиппа, того самого, который во времена правления ее сестрицы прославится созданием Армады. Королева умерла, не оставив наследника, и тут свершилось ужасное: на троне оказалась разрушительница покоя, коварная предательница, обманувшая возложенное на нее доверие, убийца собственной двоюродной сестры…

Елизавета

Этой королеве особенно не везло с министрами. Несмотря на скверный нрав, она вряд ли совершила бы столько злодеяний, если бы подлые и распутные мужчины не потворствовали ей и не подбивали на преступления. Я знаю: многие оправдывают их и верят, что лорд Барли, сэр Фрэнсис Уоллсингэм и прочие, занимавшие в те времена важные посты в государстве, были достойными, опытными и знающими министрами. Но увы! Как слепы должны быть те, кто пишет, и те, кто читает подобное, к подлинным достоинствам, достоинствам, которые были попраны, преданы забвению и развенчаны, как могут они упорствовать в своих суждениях, не замечая очевидного: эти господа, эти хвастливые господа были таким позором своей страны и своего пола, что не только попустительствовали, но и способствовали тому, что их королева обрекла на девятнадцатилетнее заточение женщину, которая, пусть даже узы родства и достоинство были попраны, все же как королева и как та, что унизилась до того, что доверилась ей, имела все основания ждать помощи и защиты; эти господа в конце концов позволили Елизавете осудить благороднейшую женщину на преждевременную, незаслуженную и позорную смерть. Да можно ли, вспомнив хоть на миг об этом позорном пятне, об этом несмываемом позорном пятне на их убеждениях и их именах, продолжать превозносить лорда Барли и сэра Фрэнсиса Уоллсингэма? О! Что должна была испытывать эта очаровательная принцесса, единственным другом которой при жизни был герцог Норфолкский, а ныне ее приверженцами можно считать лишь мистера Уитакера, миссис Лефрой, миссис Найт и меня; несчастная монархиня, покинутая собственным сыном, заключенная в тюрьму двоюродной сестрой, оскорбленная, осуждаемая и поносимая всеми; как должен был страдать ее благороднейший разум, когда ей объявили, что Елизавета повелела предать ее смерти! И все же она