как будет вести себя Аннабелла в присутствии мужчин, и слегка опасалась оказаться хозяйкой, отодвинутой своей гостьей в темный угол. Чтобы отвлечься от своих страхов по поводу бала, я стала изобретать способы нейтрализовать активность Аннабеллы, но ничего не могла придумать. Но, по крайней мере, встречать гостей буду я, и никто не примет за графиню Дэшвилл другую даму. Хотя Аннабелла вполне могла стать царицей бала, вытеснив из памяти гостей образ хозяйки дома, а я вовсе не желала, чтобы в обществе на вопросы о жене графа отвечали, что не могут вспомнить лицо и манеры этой невзрачной особы.
В конце концов я решила напомнить гостям о чудесном голосе Аннабеллы и направить ее к роялю, надеясь, что восторженные толпы не позволят ей закончить пение слишком быстро. Таким образом, часть публики будет слушать ее в большой гостиной, в то время как мы с Розмари сможем повеселиться в бальном зале. Эта идея не привела меня в восторг, но все же это было лучше, чем предоставить Аннабелле самой выбирать себе занятие на моем приеме.
И все же я буду рада увидеть мисс Гринхауз – она наверняка найдет что рассказать о каждом из моих гостей и может невольно помочь мне в исполнении моего главного замысла – выбрать отца своему ребенку.
И вот настал долгожданный час. Гости начали съезжаться вовремя, что было нетипично для лондонской публики: видимо, им не терпелось скорее взглянуть на «гвоздь сезона» – новоявленную графиню Дэшвилл.
Стоя на ступенях рядом с графом, я почувствовала себя совершенно спокойной – он смотрел на меня с ласковой улыбкой и явно гордился мной, а значит, мне некого бояться, вряд ли среди гостей найдется человек благороднее и добрее его (да, теперь я была в этом уверена, несмотря на странности нашего супружества).
Гости кланялись, рассыпались в комплиментах и проходили в залы – ничего особенного, обычный прием, если бы только все не разглядывали меня так внимательно – кто прямо, без стеснения, кто искоса, украдкой. Но меня это больше не волновало – пускай развлекаются! Размышляя летом у портрета знаменитой Эммы, я поняла, что лучше быть предметом пересудов, чем остаться вовсе незамеченной.
Приветствуя очередную супружескую чету, которую представили как барона и баронессу Бертон, я посмотрела сначала на барона – олицетворение тетушкиных описаний мотов и повес – и вдруг услышала громкое восклицание баронессы:
– Да это ведь Эмма! Дорогая, как я рада тебя вновь увидеть!
– Кэтрин!
В первую минуту я больше ничего не смогла сказать от удивления – ибо это была Кэтрин Вудс, оправдавшая-таки чаяния своего семейства, хотя бы в части приобретения титула. Я была рада ее видеть – она являлась частицей моей прошлой жизни, да и к списку моих знакомых среди лондонского света добавился еще один персонаж. Кэтрин, похоже, мало изменилась, и я предвкушала, что она сможет позабавить меня еще сильней, чем раньше.
Баронесса Бертон засыпала меня вопросами, на которые я не успевала отвечать, приветствуя других гостей. Однако я заметила, что она пополнела и посвежела, на ней красивое платье и украшения, и она вертелась и любовалась собой больше, чем прежде. Видимо, муж ее владел достаточным состоянием, чтобы потешить ее тщеславие. Барон не показался мне особенно приятным, но после того как я заметила на его лице выражение обреченности, с которым он выслушивал вздор Кэтрин, я пожалела его. Вероятно, все произошло так, как я и предполагала, – ее голубые глаза затмили ему разум, но это затмение быстро закончилось, возможно, сразу после свадьбы.
Гринхаузы опоздали, что дало мне возможность открыть бал в паре с симпатичным юношей – Аннабелла вряд ли сделала бы мне такой подарок. Когда они наконец объявились, миссис Гринхауз недовольно сообщила, что Аннабелла никак не могла решиться, какое платье надеть: граф такой-то восхищался ею в красном, а герцог такой-то – в белом.
К моему сожалению, с ними был и мистер Грей, однако его вниманием тут же завладела веснушчатая девица, весьма подходящая ему по виду и манерам, в которой я узнала батскую знакомую Аннабеллы Алису Колтри. Действительно, фамилия Колтри была в списке гостей, я просто не обратила на нее внимание. Тут же подоспел и ее братец, оказавшийся приятелем Кэтрин и ее супруга.
Не буду описывать подробно это празднество – во времена моих внуков такого рода увеселения, надеюсь, станут более интересными. Скажу без ложной скромности, что я произвела именно то впечатление, которого хотел граф. Все сочли меня достаточно приятной, чтобы принимать в обществе, но недостаточно ослепительной, чтобы вызывать зависть у дам.
К Аннабелле отношение было совсем другое – если мужчины обязательно приходили от нее в восторг, то дамы этого мнения не разделяли. У нее не было подруг среди молодых девиц, а их маменьки ее просто терпеть не могли и старались всячески опорочить, небезосновательно считая ее лишенной души и сердца. Аннабелле было мало дела до женского пола, пересуды вокруг нее только увеличивали ее славу, а главным для нее с ранней юности стала победа над мужской половиной общества, и эту-то победу она и закрепляла день за днем, год за годом.
Конечно, и я не была лишена тщеславия: любой женщине приятно нравиться, главное, чтобы желание быть первой во всем не затмило все другие чувства и мечты. Для того чтобы вести себя как Аннабелла, надо было обладать и ее характером, а я, к счастью, мало на нее походила. Мне хотелось жить достойно, но при этом не скучно, общаться с хорошими людьми, помогать тем, кому это требовалось, и я не находила ничего плохого в маленьких каверзах или дружеских поддразниваниях. Ну а высмеивание тщеславия, гордыни, лени – несомненно, общественно полезное занятие, если при этом не забывать пройтись и по собственным недостаткам.
Так что я была довольна оказанным мне приемом и радовалась, что мой муж разделяет это удовольствие.
После бала нас стали приглашать на обеды и праздники как старые друзья графа (сплошь почтенные семейства), так и вновь приобретенные в Бате и Лондоне знакомые. После этих визитов я в лицах изображала тех из встреченных персонажей, кто в большой мере был наделен благодатными для иронии качествами, которые я перечисляла выше. Мой муж при этом смеялся от души, но замечал, что я могу быть и злой, и советовал мне с высоты своего опыта мягче относиться к слабостям окружающих.
Мы бывали в театрах, на балах, но я старалась не упускать и мероприятия, полезные не только для остроумия, но и для ума, посещая музеи, библиотеки и книжные лавки. Время протекало с приятностью, и в начале декабря я вдруг вспомнила, что до сих пор не приблизилась к исполнению своего плана. Я, возможно, долго бы еще беззаботно развлекалась, если бы не усиление болезни у моего мужа, напомнившее мне о моем обещании, а также о том, что времени у меня не так уж много.
Глава 12
В этот день меня навестила Кэтрин Бертон. Со времени нашей встречи мы довольно часто виделись, что доставляло мне неизменное удовольствие и забавляло графа, ибо он полностью разделял мое мнение о Кэтрин. Дело в том, что тщеславием она не уступала Аннабелле, зато уступала умом, если так можно сказать про то, чего у нее никогда не было, а уж если его наличие не позволяло мисс Гринхауз правильно оценивать себя, то его отсутствие никак не могло помочь в этом Кэтрин. Поэтому баронесса Бертон без всяких сомнений считала, что является центром мира, и вела себя соответствующим образом. Такое сходство в мировоззрении, естественно, должно было столкнуть ее с Аннабеллой, ибо Кэтрин не улыбалась и не строила глазки, а просто подзывала к себе и требовала внимания именно тех мужчин, которых так усердно завоевывала Аннабелла, считая при этом, что исполняет их самое заветное желание.
Уже на балу по случаю моего дня рождения Аннабелла, до сих пор не встречавшаяся с моей школьной знакомой, с изумлением взирала на ее выходки. Я предполагала, что ее, считающую себя знатоком женских уловок и интриг, возмущает прямота, с которой Кэтрин добивается внимания. Кроме того, Кэтрин являлась одной из немногих девиц, не тушующихся в присутствии Аннабеллы, что той явно не могло понравиться.
– В вашем пансионе все были такими бесцеремонными и вульгарными? – злобно спросила мисс Гринхауз, узнав, что мы с Кэтрин учились вместе. Очевидно, она намекала и на меня тоже, ибо все же успела заметить, что и я не выказываю робости перед ней.
– Нет, напротив, однако в нас воспитывали целеустремленность и решительность, ибо всем нам самим
