Я тут же вспомнила книгу, которую читала моя тетушка, когда получала письма от бывших воспитанников, и куда иногда заглядывала и я. Там были перечислены все известные роды королевства, и фамилия Филсби мне точно встречалась, кажется, в сочетании с герцогским титулом.
– Очень рада. Меня зовут Эмма Дэшвилл, – отвечала я.
Он изобразил на лице испуг и торопливо перекрестился:
– Но, мадам, призракам не положено появляться после восхода солнца! Я благодарю за оказанную честь, но надеюсь, что не совершил в отношении вашего рода ничего настолько дурного, чтобы удостоиться наказания со стороны его легендарной основательницы. И потом, где ваш не менее легендарный флюс?
– Боюсь, мне придется разочаровать вас, сэр. Вам не стоит волноваться на счет своих проступков по отношению к семье Дэшвилл. Если знаменитая Эмма и придет по вашу душу, ее образ не будет напоминать меня. Я всего лишь супруга ныне здравствующего графа Дэшвилла, а свое имя получила за много лет до того, как мне стало известно об этой семье.
Я никогда еще не чувствовала такого удовольствия от остроумной беседы. Общаться с незнакомым человеком гораздо приятнее, когда его реплики вызывают искренний интерес и провоцируют блеснуть своим красноречием.
– Не могу сказать, что разочарован. Встретить призрака, пусть даже и красивой дамы, приятно только в романе. В жизни же призраки неуместны, ибо никто не сможет запретить им говорить всем и каждому неприятную правду.
– Какую правду вы находите неприятной, сэр?
– Я неточно выразился, простите меня. Произнести «неприятная правда» все равно что сказать «сладкий сахар», ибо правда чаще всего и бывает неприятной. Например, если бы я был крив на один глаз и хром, как известный бес, вы бы только вежливо распрощались со мной, а призрак честно сказал бы мне, что я отвратительное создание, которому не место в приличном обществе.
– Вы льстите мне, сэр, и напрасно клевещете на призраков. Воспитанный человек остался бы воспитанным привидением, в то время как я вполне могу сказать в лицо ту самую неприятную правду. И скажу ее – вы действительно хромы. Надеюсь, это пройдет. – Я по-настоящему забавлялась: этот джентльмен сумел бы лишить дара речи даже Аннабеллу.
– Что ж, фамилия Дэшвилл снова будет прославлена прекрасной Эммой. Даже она, наверное, не являла собой столь совершенный образец жестокой насмешницы, скрывающейся за ангельским видом. Бедный граф, как вы, должно быть, высмеиваете его за малейшую провинность.
– Граф непогрешим для меня, сэр. И потом, я вовсе не так ужасна, как вы говорите. Просто я была воспитана в доброте и искренности и не вполне еще постигла искусство светского лицемерия.
– Вы себя недооцениваете, мадам графиня. Я редко встречаю красивую женщину, которая называла бы вещи своими именами и не боялась подшучивать над собой. Что касается графа, то он действительно безупречный человек, но вы могли бы украсить фамилию Дэшвилл, став супругою его внука, будь у него внуки.
Такой поворот в беседе меня не особенно устраивал, и я не преминула показать это:
– Каждый джентльмен, которого я встречаю со времени своего замужества, непременно произносит подобную сентенцию. Разве в вашей семье, герцог, не случалось, чтобы у старого мужа была молодая жена?
Я сумела удивить его, показав, что знаю, кто он, и задеть, уличив в банальности. Я уже успела понять, что сей джентльмен предпочитает быть оригинальным. Он слегка поморщился, но тут же улыбнулся:
– Простите меня. Боюсь, я обречен постоянно просить у вас прощения, но краткость нашего знакомства и некоторая склонность к торопливости в моих суждениях еще не раз может привести к подобным бестактностям с моей стороны. Обещаю впредь проявлять разумную осмотрительность.
– Я прощаю вас и надеюсь, что и вы поймете мое недовольство. Почему-то каждая дама считает своим долгом посочувствовать мне, а каждый второй джентльмен пытается утешить меня путем назойливых ухаживаний.
– Осмелюсь надеяться, что я не кажусь вам этим вторым джентльменом. Однако всех этих доброжелателей можно понять – граф действительно немолод и не может составить счастье молодой жены так, как это представляет наше общество. Но не будем больше обсуждать проблемы брака. Я не женат и мало представляю себе семейное счастье и его разновидности. Я удивлен вашему знанию генеалогии. Вы сразу догадались, что я герцог?
– Сменить тему – очень разумная мысль. Что касается генеалогии, то я читала о знатных семьях в книге моей тетушки, а фамилия Филсби мне почему-то запомнилась. Вы давно прибыли в Бат?
– Накануне нашей первой встречи. Вы каждый день гуляете в столь ранний час?
– Только когда мне не спится.
Мы уже успели дойти до конца набережной и повернуть обратно, а мне казалось, что прошла всего пара минут с начала нашего разговора, так он увлек меня.
– Вам нравятся прогулки в одиночестве? Быть может, мое общество вас стесняет?
– Я действительно люблю поразмышлять в одиночестве, но уже сообщила вам, что не постесняюсь сказать неприятную правду, как только ваше общество утомит меня.
– Я был ранен на дуэли и провел много времени в постели, будучи почти лишен общества. Поэтому мне приятно снова оказаться на ногах, и я чувствую потребность в общении. Обычно я не так болтлив, но долгое затворничество оказало влияние на мои манеры. Встретив прелестную незнакомку, гуляющую в столь неподходящий час, я не мог не заговорить с ней.
В душе я была ему благодарна за то, что он заговорил со мной, тем самым избавив меня от мук любопытства, но не стала в этом признаваться.
– Назвать прелестную незнакомку привидением было весьма оригинальным комплиментом. И потом, почему раннее утро не подходит для прогулок?
– Я еще не просил прощения за эти слова? В таком случае спешу это сделать. Если б мог, я опустился бы на колено, но, к сожалению, мне придется сделать это позже. Моя семья давно знает Дэшвиллов, но я не помню, когда в их роду в последний раз встречалось имя Эмма. Я не слышал о женитьбе его сиятельства, и, когда вы сказали, что зоветесь Эммой, был весьма удивлен. Что же касается времени, обычно очаровательные дамы предпочитают прогулки именно в те часы, когда на улицах людно и множество людей имеет возможность любоваться их красотой. Как давно вы вступили в брак?
– Я предпочитаю прогуливаться в то время, которое удобно мне, а если кому-нибудь придет в голову полюбоваться на меня, не дожидаясь вечера, ему придется стать ранней пташкой, – ответила я, надеясь, что герцог не воспримет мою реплику как подозрение, будто он поднимается столь рано именно с целью поглазеть на меня. – Скоро будет год, как я стала графиней Дэшвилл.
– Поистине это судьба распорядилась так, что в роду Дэшвилл воскресло родовое имя. Вас наверняка ждут большие свершения или маленькие победы – затруднюсь сказать, что милее для женщин.
Знал бы он, каких побед ждет от меня мой супруг! Мы поравнялись с каретой сэра Филсби, и он любезно спросил:
– Вы окажете мне честь, позволив отвезти вас домой?
– Нет, сэр, благодарю вас. Я пройдусь пешком, тем более что мой дом совсем близко.
– Значит, я все-таки наскучил вам. – Он улыбнулся так обаятельно, что мне тоже захотелось улыбаться (как странно!).
– Нет, ваше сиятельство, просто я не хочу ехать в карете в такое чудесное утро.
– Я бы охотно проводил вас пешком, но, боюсь, силы мои иссякли. Врач предписал мне полчаса ходьбы в день, а я уже превысил эту норму, так незаметно пролетело время.
Я не была уверена, стоит ли расценивать это как комплимент, поэтому только слегка поклонилась и пожелала герцогу всего хорошего, после чего не спеша направилась в сторону дома.
Он не пытался остановить меня и выяснить, приду ли я завтра на набережную, и я не знала, огорчаться мне или радоваться его сдержанности. С одной стороны, мне было приятно, что он показал себя благородным человеком, не сделав попытки приударить за молодой женой старика, как поступили бы многие на его месте. Но мне почему-то хотелось увидеть сэра Филсби снова. Кроме того, я хотела знать, почему он не появляется в общественных местах и чем занимается, кроме своего моциона.
В общем, домой я вернулась, не переставая думать о молодом герцоге, весьма довольная проведенным
