– Я сегодня звонил напрямую Степанову, домой. Трубку никто не взял. На службу звонить опасаюсь. Скажу прямо: мы с тобой в полной заднице.
Олег поежился, словно от холода, хотя жара и влажность все еще царствовали над рыбацкой деревушкой.
– Может, с генералом случилось чего? Арестовать не могли? – спросил он.
– Нет, в такое развитие событий я не верю.
– Я тоже. Но в Союзе сейчас вакханалия. О чем правительство думает? И где КГБ вообще?
– Не твое дело рассуждать.
– Слушаюсь, товарищ полковник, больше не буду, виноват.
Батя метнул осуждающий взгляд на Олега, но тут же сменил гнев на милость. Перед ним был офицер особого подразделения военной разведки, прекрасно обученный всем известным в мире секретам и тонкостям профессии, прошедший огонь и воду в Афганистане. И при этом остался удивительно чистым, тонко чувствующим человеком, спокойным и покладистым, в общем, настоящим русским мужиком… Батя думал и о недоброй судьбе, и о воле сильных мира сего – они забросили этого парня, верой и правдой служащего своему Отечеству, спасающего самого президента от опасности, на верную погибель в чужую страну. Именно в эту минуту Батя осознал, что нет у парня иной опоры и защиты, кроме него и, понимая, сколь много сейчас зависит от правильного действия, он решился на поступок, который еще несколько дней назад посчитал бы изменой Родине…
Леонид Антонович который день пытался установить связь с этой самой Родиной, которую в данной ситуации представляло его непосредственное руководство. Однако, выходила несуразица. Специальный человек, аккредитованный при нашем консульстве в Никосии, был отозван в Союз. Нового пока не назначили. Да и некому было назначать… Объяснить кому бы то ни было, с какой целью Батя и Олег оказались на Кипре, мог, видимо, только генерал Степанов.
Батя, конечно, задавался вопросом, почему генерал не связался с ними. Тем более, что он был чуть ли не единственным человеком в Союзе, осведомленном об их местоположении и миссии. Коварная мысль тревожила Батю: а вдруг Степанов замешан в неудавшемся покушении на дороге из аэропорта в эту Богом забытую деревню? Многое говорило в пользу неприятной догадки, но, главным образом, молчание, которое вот уже несколько дней хранил генерал… Ликвидация ликвидаторов – обычное дело. Но как быть с тем, что приказа убить Горбачева так никто и не отдал? Значит, просто хотели убрать свидетелей. И коль скоро не удалось сделать это теперь, скорее всего, окончательно вопрос решат дома.
Кто бы ни стоял за взрывом на горной дороге, возвращаться в Союз было смерти подобно.
«Оставаться на Кипре тоже нельзя, – думал Батя. – Полиция рано или поздно начнет разбираться, почему с автобусом, на котором мы ехали, случилась такая неприятность. Хорошо еще, что местные медлительны, как сонные мухи. Американцы бы приняли нас еще тепленькими. Кстати, остров замечательный. Рай для русского человека. Такое повсюду трогательное, жизнеутверждающее раздолбайство… Вот бы когда-нибудь приехать сюда в отпуск. Эх, мечтать, как говорится, не вредно. Ездить тебе, полковник, в Сочи да в Симеиз».
Внимательно следя за новостями по телевидению, Батя, мягко говоря, недоумевал от фантастических перемен в СССР. Это вызывало у него печаль, но разум требовал трезвой оценки и тщательно обдуманных действий.
«В такой сумятице проблематично достучаться до здравомыслящих людей. Тем более, таких в Союзе не осталось. Мы с Олегом не могли обратиться даже к председателю КГБ, если бы это стало возможным технически, поскольку его арестовали как заговорщика… Как связаться с его помощниками? Ведь операцию курирует один из них».
Оставалось надеяться только на кадры, которые, согласно операции «Застава», должны были обеспечивать работу группы из Москвы. Эти кадры Батю устраивали.
Некто капитан Зорбас являл собой образец типичного представителя местной портовой элиты. Прекрасным дополнением к его перепачканному машинным маслом гардеробу мог бы служить ящик с инструментами или даже целый моторный отсек корабля. Однако мудрость человечества учит нас, что внешность обманчива. Еще кардинал Ришелье любил повторять: «Не судите опрометчиво».
В первый же вечер, когда Батя и Олег, несколько уставшие и напряженные от пережитого, разместились, как было условлено, в квартире «капитана», он устроил им культурное мероприятие в виде исполнения национальных кипрских песен. Виртуозно аккомпанируя себе на бузуки, он попутно поведал про редкий успех, который имел возглавляемый им музыкальный коллектив на гастролях по греческим островам.
Батя расстроился, узнав, что человек, которому досталась чрезвычайно важная роль капитана судна, легкомысленно концентрируется на своей музыкальной карьере. Он даже порадовался в душе, что с ними нет Горбачева. Уж больно несерьезно выглядел этот капитан…
Первого сентября Батя наконец дозвонился до Москвы. Вернулся на квартиру мрачнее тучи. Приказал Олегу оперативно собраться и быть готовым к смене места дислокации.
– Неужто домой, товарищ полковник? – поинтересовался Олег.
– Нет. В порт.
На причале их ждали капитан и незнакомец в строгом костюме – в такую-то жару. Правда, без галстука.
– Кристос, – представился он. – Кристос Кристодулу. Мне необходимо передать вам этот портфель.
– Спасибо, – поблагодарил Батя, принимая компактный «дипломат». – Это все?
– Думаю, вы знаете, что делать. Расписываться в получении не надо. Моя миссия завершена. Всего доброго.
В конце причала маячила линялая голубая бейсболка Зорбаса – он готовил к отходу сорокафутовую моторную яхту.
– Welcome aboard! – весело пригласил Батю и Олега на борт капитан.
Они не заставили себя ждать. Отдав концы, Зорбас ловко вывел судно из гавани и взял курс на северо-запад.
– Мы далеко? – поинтересовался Олег у Бати.
– Олег, – спросил он, проигнорировав вопрос, – ты рыбак?
– Не успел пока, товарищ полковник. Хотя однажды, в Афгане это было, рыбу пытался голыми руками поймать. Так жрать хотел… Малька проглотил, помню. Холодный он, скользкий и противный.
– Ладно, у тебя все впереди. А я вот, знаешь ли, рыбак заядлый. Обычно мы в отпуске с товарищами, ну, с которыми служил там и тут, на Волгу мотались. Есть один островок неподалеку от Тольятти. Рыбалка там… – Батя мечтательно вздохнул. – Ты стерлядь полуметровую видал когда-нибудь?
Олег покачал головой.
– А я видал. Потом, уже вечерком, разожжем костерок. Ветер огонь раздувает, угольки быстро образуются. Водочку достанешь из сетки – она весь день в Волге пролежала, подпиталась духом великой русской реки… А после уже песни под гитарку. У меня друг поет похлеще Юрия Гуляева. Голос такой же по тембру, но сильней, я полагаю. Высоцкого, Визбора… «Милая моя, солнышко лесное…».
– Леонид Антонович, – перебил его Олег. – А вы знаете, Горбачев неплохо поет.
– Тфу ты, Олег, – расстроился Батя. – Что ж ты рассказ мой своим Горбачевым испортил?
– Извините, вспомнил, как выводил его из «Зари». И вот, думаю сейчас, что напрасно.
– Зря думаешь, капитан. Был приказ. Ты приказ выполнил. Сиди и не вякай.
– Товарищ полковник, скажите, мы что делаем? Куда идет катер? Когда домой-то уже?
Батя вздохнул.
– Ну, чего тут говорить, Олег? Не полетел с нами Горбачев, и хорошо. Это поступок. Теперь он опять президент, опять сидит в Кремле. Всех перехитрил, и нас с тобой тоже. А те, кто должны были его здесь ожидать, свою работу выполнили. И враги, что мину под нашим автобусом взорвали, и друзья: капитан этот, мой товарищ, и господин Кристодулу, да и все остальные. Потому что других приказов им не поступало, понимаешь? Знаешь, почему? Некому их отдавать! Все остались как бы посередке, в том числе мы с тобой. Для всех лучше, если бы нас не было, поскольку, во-первых, слишком много знаем, опять же, ты еще и слышал, как Горбачев поет… Во-вторых, не питай иллюзий, будто за спасение президента тебе
