О, ничуть не возражает, подумал он, впиваясь в ее губы.
И только немного утолив чувственный голод, он поднял голову и посмотрел в ее изумленное лицо. Ресницы Мей взметнулись, и она ответила на его взгляд. Губы приоткрылись, чтобы произнести его имя, но из них не вырвалось ни звука.
— Мей, — с нежностью сказал Саид, и теплое дыхание коснулось ее щеки. — Как мы можем быть любовниками, если ты предъявляешь мне столь неразумные требования?
Ее пальцы впились в мускулистые плечи, покрытые сапфировым шелком.
— Большинство людей не назвало бы их неразумными!
— Большинство людей, большинство людей, — передразнил он. — Мей, Мей, моя милейшая Мей, я не принадлежу к большинству людей. Мы оба знаем это. Я говорил тебе об этом с самого начала.
Она печально покачала головой.
— Нет, не с самого начала. Саид. Ты сказал мне это только перед тем, как мы стали заниматься любовью, когда это должно было случиться с такой же неизбежностью, с какой ночь сменяет день. Ты делал все, что в твоих неограниченных силах, чтобы довести меня до этого. Ты… — она замолчала, подыскивая слово, — играл со мной! Вот что ты делал! И не отрицай этого! Дразнил меня, и искушал меня, и…
Он осторожно приложил указательный палец к ее губам и, почувствовав, что они дрожат, испытал нечто гораздо более сильное, чем простое желание. Как хорошо она его узнала! Разве это возможно за столь короткое время?
— Да, я признаю свою вину, — медленно сказал Саид. — По всем пунктам твоих обвинений.
Ее негодование смягчила радость осознания того, что она поняла его немного больше, чем ему этого хотелось бы. И пальцы Мей непроизвольно сжались на его затылке.
Саид почувствовал, что она капитулировала, — по тому, как обмякло ее тело, как бедра приникли к тому месту, где уже разгорался пожар желания, — и застонал.
— Разве мы не можем просто наслаждаться этим… сейчас, моя милая, милая Мей? Получить все удовольствия, которые отпустит нам судьба?
В нем говорила более глубинная потребность, нежели просто вожделение, и в голосе звучало что-то очень близкое… нет, не к мольбе, — такие люди, как Саид, не умоляют никогда, — но к настойчивой просьбе, несомненно. Мей посмотрела ему в лицо, и все ее возражения рассыпались прахом.
— Да, мой дорогой, — нетвердым голосом произнесла она. — Можем.
Его руки слегка дрожали, когда он медленно провел ими от ее шеи до живота, натянув прозрачный материал рубашки так, что под ним обозначились изгибы ее тела.
— Я хочу видеть тебя обнаженной, — задыхаясь сказал он. — Полностью обнаженной — и на атласе, а не на песке.
Саид стянул через голову ее хлопковую блузку и затаил дыхание от удовольствия, увидев ничем не скрытую роскошь ее груди, с рассыпавшимися по ней пепельными локонами. Он склонился и поцеловал розовый сосок.
— О! — вздохнула она, от удовольствия поводя бедрами. — Ты очень, очень безнравственный человек, Саид.
— Ты пробуждаешь во мне эту безнравственность, — пробормотал он.
— Это взаимно, — прошептала она в ответ. — Как это взаимно!
Руки Мей скользнули под сапфировый шелк его одеяния, и она с восторгом ощутила шелковистость кожи, обтягивающей литые мускулы его торса. Она почувствовала, как он содрогнулся от этого прикосновения, и испытала новый прилив ликования. Этот властный и могущественный мужчина принадлежит ей!
— Я хотел, чтобы раздевание было долгим и медленным, — склонившись, прошептал он ей на ухо.
— Подозреваю, что следующим словом должно быть «но».
— Ммм… Думаю, пройдет еще немало дней, прежде чем я буду в состоянии таким образом продлевать удовольствие. Не могли бы мы… — Он помедлил и собственническим жестом провел пальцем по ее животу. — Не могли бы мы быстро сбросить эту стесняющую одежду, чтобы устранить между нами все барьеры?
Однако последнее слово напомнило Саиду мысль, пришедшую ему в голову сегодня за обедом.
— И я принес с собой… — он нахмурился, пытаясь заставить себя произнести ненавистное слово, особенно ненавистное в применении к Мей. — презервативы! Мы были слишком безрассудны и слишком нетерпеливы днем.
Он впервые в жизни занимался любовью, не предохраняясь. Только потом ему пришло в голову, что Мей может забеременеть, и сильная, примитивная тоска по несбыточному захлестнула его. Но тут же сменилась лихорадочной молитвой о том, чтобы этого не случилось.
Потому что ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Мей Хадсон носила его ребенка. Ни в коем случае!
Мей нетерпеливо стянула скользкий шелк с его плеч, и он упал на пол.
— Они тебе не нужны, — сказала она.
— Что мне не нужно? — тихо спросил Саид.
Она не дрогнув встретила его взгляд.
— Презервативы. Они нам не нужны. — Мей заколебалась. Наверное, человеку из его, другого, мира не стоит говорить об этом…
— Почему?
По-видимому, придется.
— Я принимаю таблетки.
— Нет! — воскликнул Саид так, словно его ужалили.
— Да, — спокойно подтвердила она.
С забившимся от нестерпимой ревности сердцем, Саид еще крепче сжал ее в объятиях.
— Так принято у западных женщин, да? — с горечью спросил он. — Всегда готовы, не так ли? Просто на всякий случай?
— Оставь это ханжество, Саид, — с достоинством ответила она. — Так уж случилось, что я принимаю таблетки, потому что у меня нерегулярные и тяжелые месячные…
— Месячные? — недоверчиво переспросил он.
Догадка о том, что женщины не говорят о таких вещах с Саидом, оказалась верна. Значит, им позволена некоторая близость с ним — вроде секса, — но о реальной близости и речи нет? Что ж, она приняла Саида таким, каков он есть, пусть и он примет ее такой. Мей только попыталась сделать скидку на особенности его воспитания и культуры.
— Это очень эффективное лечение, — терпеливо объяснила она.
— А также очень удобное, если тебе вдруг захочется лечь с кем-нибудь в постель? — съязвил он.
Она вырвалась из его объятий и посмотрела на него испепеляющим взглядом.
— Если ты так считаешь, то тебе лучше немедленно уйти отсюда и больше не возвращаться!
Судя по огню, сверкающему в синих глазах, она говорила серьезно, и Саид, глубоко вздохнув, постарался взять себя в руки.
— Мне не следовало так говорить…
— Да, ты прав: не следовало! — Ее дыхание стало частым и прерывистым от негодования. — Со сколькими женщинами ты спал в своей жизни, Саид?
— Ты смеешь спрашивать меня об этом? — с угрозой в голосе спросил он.
— Готова поспорить, что их по крайней мере на порядок больше, чем двое мужчин, которые были у меня!
Он вздрогнул и стиснул зубы. Как кто-то посмел опередить его? Как посмел?!
— Двое?!
— Да, двое. Не так уж это и ужасно, учитывая то, что мне двадцать семь лет и я воспитана в иных культурных традициях, нежели ты! Я никогда не ложилась в постель с кем попало! Сможешь ли ты, глядя мне в глаза, сказать то же о себе?
