Эрос

раковиной, она с горечью думает, что никогда не представляла свою жизнь такой. А еще эти проклятые мышеловки, пережиток ветхозаветных времен! Слава богу, сюда не забегает ни одна мышь.

Иногда, когда из приемника льется подходящая медленная музыка, Инге-Софи танцует перед зер? калом – плавно, с закрытыми глазами, чуть приподнимая плечи, будто плывет по воображаемому морю. При этом она вспоминает Бориса. Весьма странный тип. Можно сказать, самый странный из тех, кто встречался ей на жизненном пути, – не считая Александра, конечно. Чем занимаются теперь эти чудики?

Иногда, при большом желании, Софи снимает с себя все и носится по галерее обнаженной – и только картины взирают на нее невидящими глазами. Им безразлично все, этим самодостаточным предметам в рамах, что замерли на стенах, словно окоченевшие висельники. Огромная парковочная площадь перед музеем, скупо освещенная фонарями, напоминает Софи то сцену, то взлетно-посадочную полосу. При взгляде на площадь у нее всегда появляется ощущение пространства и свободы. Софи глядит на эту громадную сцену по ночам из окна, затягиваясь сигаретой, – она курит в зале вопреки всем запретам. По утрам на плацу собирается мягкий туман, иногда вступают в громкую перебранку сороки или вороны. Туман, сигаретный дым, холодное стекло, запотевающее от ее дыхания, – как это все странно: дыхание, дым, туман. Долго читать в ночных залах она не может – избыток тишины давит ей на затылок невыносимым грузом.

За покупками Инге-Софи ходит ранним утром и чувствует себя слишком усталой и разбитой, чтобы искать знакомства с мужчинами. Зеркала подтверждают, что она не только стройна, но и до сих пор довольно красива. Нет, найти мужчину не составит ей никакого труда. Она заводит себе аквариум и покупает на сэкономленную валюту маленький цветной телевизор «Грюндиг». Это ее первый собственный телевизор. В дневнике появляется запись: «Посмотрела передачу „Криминал по пятницам“, и вместо страха впервые получила удовольствие. Немножко. Удовольствие от страха. Парадокс!»

К Рождеству Инге-Софи получает подарки: бутылку красного румынского вина и английские кексы из магазина деликатесов. Все это добро вручает ей майор Шультце с торжественными словами о великой силе социалистической солидарности. Довольно мило со стороны начальства – щедрый жест свидетельствует о том, что поведение Инге всех устраивает.

«Иногда мне хочется умереть, но при этом увидеть жизнь с высоты птичьего полета – какой она станет без меня».

Каждый год в Лейпциге проводится традиционная книжная ярмарка, город наводняют тысячи гостей с Запада. В эти дни Софи предписано брать отпуск и безвылазно сидеть в квартире – предосторожность никогда не бывает лишней. Так считает майор Шультце.

Темный лес

Я нашел несколько десятков адвокатов – как известных, так и неизвестных, но очень хороших к добросовестных юристов левого толка, – которые заботились об арестованных террористах якобы бескорыстно, из идеалистических соображений. Сравнительно честный способ вытянуть из благодарных клиентов как можно больше информации. Но только в 1981 году, когда и другие террористы вышли из игры тем же способом, что и Софи, мне сообщили, что она, возможно, живет по ту сторону, то есть в ГДР, вот только под каким именем? Выяснить это было невероятно трудно, поскольку подобные сведения хранились в строжайшем секрете. Вы можете возразить, что деньги открывают любые тайники и двери, но на это я отвечу, что в любом случае необходимо сначала найти нужного человека, чтобы не блуждать в темном лесу.

Начались долгие и нудные предварительные розыски. Гораздо легче было бы отыскать София любом другом, самом отдаленном уголке планеты, чем у соседей, в социалистической Германии. Я нуждался в людях, положиться на которых мог бы безоговорочно, стопроцентно. Кроме Лукиана, таких людей не существовало. Может, стопроцентно вообще никому доверять нельзя? Как бы там ни было, мне удалось скрасить серые будни новыми занятиями: интриговать, задабривать, выстраивать связи и поддерживать их. Стоп, вычеркните, пожалуйста, последнюю фразу. Она звучит неприлично. Разве можно ставить на одну доску мои серые будни со страшными буднями моей возлюбленной? Очень часто казалось, что я иду по ложному следу что тот или иной террорист снова объявился в Йемене, на палестинской тренировочной базе. Палестинцы хотя бы шли на контакт. За ответ на вопрос, известно ли им что-нибудь о Софи Крамер, они запросили бешеные деньги, а потом ответили отрицательно, причем так уверенно, что в их честности не оставалось никаких сомнений. Ко мне, немцу, они отнеслись очень радушно, поскольку ошибочно считали меня палачом тысяч евреев.

Инге-Софи не сломлена. Напротив. Чтобы выжить, она устраивает оргию самовнушения, во время которой героически твердит себе, что живется ей довольно неплохо. Улучшать жизнь необходимо с мелочей. В январе 1981 года она вешает на кухне подставку для пряностей, а через неделю красит кухонные стены в светло-голубой цвет. По случаю она покупает с рук красивую и удобную кушетку в стиле бидермейер (ей очень повезло, потому что официально антиквариатом торгуют считанные единицы) и приобретает в валютном магазине довольно стильную одежду и белье. Она уже поняла, что если хорошо присмотреться, то и Лейпциг можно назвать довольно красивым городом. Во второй половине дня она долго гуляет по большому лесопарку, и эти прогулки составляют главное ее спасение. Полудикая природа, которой все равно, какая политическая система сейчас у руля, оказывает на Инге-Софи чудотворное влияние. Она читает «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо, начинает интересоваться ботаникой и вступает в маленькое садоводческое товарищество, чтобы ей выделили в аренду дачный участок. Выходные Инге-Софи проводит в лесу, купается в открытом бассейне, жалея перегруженные индустрией реки, осенью собирает грибы, а зимой поддерживает тонус, катаясь на коньках.

Музей имени Димитрова, здание, построенное во времена кайзера Вильгельма I, второе по габаритам после берлинского рейхстага, давит Инге-Софи своим величием и монументальностью. При росте в сто шестьдесят пять сантиметров она чувствует себя неуютно рядом с этой махиной. Громадная коробка с циклопическим куполом и гигантскими залами внушает ей страх. Однако на это можно посмотреть и с другой стороны: ее наняли, чтобы каменный монстр никуда не делся. Поэтому она и должна коротать там ночи. Разве может человек, на котором лежит такая ответственность, казаться себе маленьким и незначительным?

Инге-Софи занимается самообразованием – читает книги, которые стоят выше всей современной идеологической шелухи: сочинения Канта, Монтескье, Тацита, романы Фаллады, стихи Делана из цикла «Никому-Роза». Если напрячься и подавить в себе политически мыслящего гражданина, то жить в ГДР можно очень даже неплохо. Лечению самообманом не поддается разве что одиночество. Постепенно Инге- Софи отваживается появляться среди людей: ходит на танцы, в кафе, где играет живая музыка. Там она завязывает кое-какие знакомства, ей случается даже переспать с мужчинами, но из мимолетных связей не вырастает настоящих чувств. Если и находятся мужчины, которые интересуются ею – или, наоборот, интересны ей самой, – они очень скоро чувствуют, что. эта женщина скрывает какую-то тайну: слишком уж скованно и неестественно она себя ведет. Инге-Софи никогда не может полностью расслабиться и забыться, поэтому и кавалеры не могут полностью расслабиться и забыться рядом с ней. Каждого, кто проявляет к ней симпатию, она подозревает в том, что он ложится к ней в постель по заданию сверху. А если у нее спрашивают о прошлом или о прежней профессии, то она обмирает и монотонным голосом пересказывает свою заученную биографию, а потом замолкает надолго. Внешность у нее уже не та, чтобы пленить противоположный пол одной только красотой, которая заставляла бы мужчин упорно добиваться ее расположения.

Раньше Софи не придавала особого значения своему внешнему виду, а теперь поняла, какая сила заключается в красоте. Когда она осознает это, ее не наполняют ни гордость, ни меланхолия, лишь в душе погасают иллюзии, умирают некоторые слишком смелые мечты. Теперь ей кажется, что мир держится на