Если бы Берию не убили... Вечная память!

могучими были наши тогдашние возможности гарантированного возмездия.

Увы, на обеспечение этого положения вещей было затрачено намного больше сил и средств, чем нужно было. Ведь понятие «оптимизация» и для Хрущёва, и для Брежнева были пустым звуком.

Для Берии же оптимизация была повседневным принципом в любом деле, которым он руководил.

Безопасность СССР и при Берии оказалась бы такой же нерушимой, абсолютной, какой она стала к 80 -м годам реально. Она покоилась бы, как это и было на самом деле, на фундаменте могучих ракетно- ядерных вооружений. Однако народы СССР под руководством Берии добились бы этого меньшей ценой — за счёт оптимизации обороны.

Наконец, надо сказать, пожалуй, и ещё об одном тонком обстоятельстве…

Хрущёв в своём заговоре против Берии опирался на военных — он привлёк генералов не только к обеспечению заключения Берии и фальсификации суда над ним, но и к самому его аресту. Тем самым Хрущёв неизбежно повышал роль генералитета в политической жизни СССР.

И это была очень нехорошая деталь.

Довоенный заговор в руководстве РККА во главе с Тухачевским, Уборевичем и Якиром носил явно бонапартистский характер (характерно, что о бонапартизме, например, Уборевича, поговаривали в Сибири ещё в 20-е годы). Идея-фикс Тухачевского — это, по сути, военная хунта.

Конечно же, ничего у «красных бонапартиков» не вышло бы — лишь недостаточное политическое развитие не позволяло понять это им самим. Однако вреда России эти «бонапартики» могли принести много. Сталин выжег язву заговора в РККА по необходимости жестоко, но, похоже, не до конца. И, похоже, провалы 1941 года не в последнюю очередь объясняются «отрыжкой» заговора Тухачевского.

Политические амбиции и претензии военных — это всегда опасно и антиобщественно, если только военные не оказываются на самом острие политического процесса в результате или того, что их туда выдвигает общество (пример де Голля во Франции), или того, что военные объективно выражают сокровенные чаяния общества (пример Насера в Египте).

Я это к тому, что, пойдя на арест Берии военными, Хрущёв не только оказался в зависимости от высшего генералитета, но и дал толчок маршальским амбициям — того же Жукова, и не его одного. Логическим завершением такого процесса в хрущёвские времена стали действия Жукова и Конева в июне 1957 года, когда именно военные обеспечили быструю доставку в Москву членов ЦК на тот экстренный Пленум ЦК, где Хрущёв произвёл антипартийный (а по сути — и антигосударственный) переворот, совершив политическое убийство «антипартийной группы» Молотова, Маленкова и Кагановича.

То, что через четыре месяца Хрущёв отставил Жукова, в системном смысле ситуацию не изменило уже потому, что сама отставка Жукова вряд ли могла состояться без содействия и одобрения высших военных.

Эпоха Брежнева не стала здесь чем-то принципиально иным — высший генералитет нависал над гражданским политическим руководством и мог придавить своим очугуневшим задом любые живые инициативы. Советское общество этого не ощущало, а вот брежневское Политбюро…

Если бы во главе СССР после смерти Сталина встал Берия, то у него не было бы необходимости вовлекать генералитет в политический процесс. Маршальские политические амбиции и поползновения засохли бы при Берии «на корню», а это исключило бы разбухание Вооружённых сил, военного производства и т. д. и т. п.

Соответственно, на советское общество не давило бы то чрезмерное бремя военных расходов, в расширении которых аппетиты генералитета играли не такую уж малую роль.

Вместо избыточных расходов на «оборону» советское общество могло бы при Берии более интенсивно развивать и финансировать прежде всего социальную сферу, то есть широко заниматься как раз тем, ради чего советское общество и создавалось.

Конечно, мощный и устойчивый расцвет социальной сферы при Берии был бы обусловлен не только оптимизацией расходов на оборону и переброской средств в гражданскую сферу. Внимание к социальным вопросам было для Берии вообще одним из постоянных высших приоритетов во все периоды его деятельности, начиная с кавказского, когда он встал во главе Закавказья, и заканчивая последним, послесталинским, периодом, оборванным неправедным арестом.

Социальная политика в глазах Берии была стержнем и конечной целью государственной политики в целом. Поэтому социальная сфера в СССР Берии расцветала бы и расцветала.

Глава 9 Берия и социальная политика во имя человека

Да, забота о рядовых гражданах, о тех, кем он руководит, — непосредственно, или опосредованно, была для Берии вполне органичной чертой его личности. Конечно, в подобном духе воспитывалось всё то поколение политических деятелей, к которому Берия принадлежал. Но далеко не все в таком духе воспитались. А Берия воспринял социальные приоритеты как важнейшие ещё в юности.

Позволю себе небольшой экскурс в сторону…

В советской истории мы имеем четыре наиболее крупных примера жёсткого низвержения советских политических деятелей первого ряда в почти рядовую жизнь. Это Молотов, Маленков, Каганович и Хрущёв.

В. М. Молотов (1890–1986) и Н. С. Хрущёв (1894–1971) были сразу же после отставки отправлены на пенсию, соответственно в 1957 и 1964 годах.

Молотов вёл себя на пенсии достойно, скромно, от людей не дистанцировался, простые люди его уважали, и прожил он ещё почти тридцать лет, скончавшись на 96-м году жизни. Хрущёв на пенсии людей сторонился, любви и уважения к нему никто не испытывал, и через семь лет Хрущёв умер на 77-м году жизни. Но при всём различии постполитических судеб Молотова и Хрущёва общим в них было то, что мы не можем сравнивать деятельность Молотова и Хрущёва на крупнейших постах и на постах скромных, но — тоже руководящих.

Иначе обстоят дела с Маленковым и Кагановичем. После того как хрущёвцы в июне 1957 года зачислили их вместе с Молотовым и Шепиловым в «антипартийную группу», Маленков и Каганович какое- то время ещё поработали руководителями весьма скромного (для их былых масштабов) ранга.

Бывший Председатель Совета Министров СССР Г. М. Маленков (1902–1988) с конца 1957 года стал всего лишь директором Усть-Каменогорской ГЭС, потом работал директором Экибастузской ТЭЦ, а в 1961 году был отправлен на пенсию.

Бывший член Политбюро, бывший заместитель Председателя Совнаркома (Совмина) СССР JI.M. Каганович (1893–1991) с конца 1957 года стал управляющим трестом «Союзасбест» в городе Асбесте Свердловской области (некоторые источники указывают на него ещё и как на директора Уральского калийного комбината, но это вряд ли). С 1961 года Каганович тоже ушёл на пенсию, дожив на ней почти до ста лет.

Итак, в двух последних случаях база для сравнения есть, и, надо сказать, итог оказывается человечески достойным как для Маленкова, так и для Кагановича. Конечно, им — особенно Кагановичу с его эмоциональной натурой — было очень сложно адаптироваться, и это нередко сказывалось, как вспоминают те, кто работал с ними в то время. Но вели себя оба бывших члена ближайшей сталинской «команды» не по-барски, не выпячиваясь, скромно и без высокомерия. Оставили по себе на тех предприятиях, которыми они руководили, неплохую память.

Жить во имя реализации идей, как сейчас говорят, «социальной справедливости» было для Маленкова и Кагановича — ближайших соратников Сталина, нормой как тогда, когда они организовывали жизнь многих миллионов советских трудящихся, так и тогда, когда у них под началом оказались немногие тысячи и даже сотни подчинённых.

Однако особых успехов на скромных постах бывшие высшие руководители СССР не добились. И хотя