– Займись. Она, насколько я знаю от Бориса, перебралась в Петербург в свое время. Может, и сейчас там живет. Поищи и не тяни – встречайся и сделай так, чтобы она согласилась. Только много не сули.
22
Они возвращались с прогулки. Олег вел Алика за руку. Настя с дочкой шли рядом. Подойдя к подъезду, увидели стоящий у крыльца черный автомобиль с тонированными стеклами. Когда проходили мимо машины, Иванову показалось, что за ними внимательно наблюдают.
С Настей Олег встречался теперь ежедневно. Она работала на дому и брала Олежку к себе на целый день; из больницы Иванов заезжал к ней, они выходили на прогулку, после которой возвращались в Ленину квартиру и ужинали. Вернее, ужинал один Олег, а дети пили молоко или чай. Вот и сейчас Настя разогревала еду, а Иванов наблюдал и слушал, о чем переговариваются дети в комнате. До кухни доносился лишь голосок маленькой Леры, а что отвечал Алик, слышно не было, хотя смысл разговора был понятен.
– Я бы тоже собаку завела, – говорила Лера, – да мама не хочет, она их очень боится. А чего их бояться – собаки ведь только преступников кусают.
После небольшой паузы девочка сказала:
– А твой папа собак не боится. Эх, мне б такого папу!
Олег услышал, и ему стало приятно. Выходит, дети и о нем говорят. Хотя обычно, оставаясь наедине с ним, Олежек почти все время молчал и на все вопросы отвечал только кивком или тихими «да» или «нет».
Но с собакой и в самом деле надо что-то решать.
В этот момент в дверь позвонили.
Олег открыл и увидел перед собой крепкого мужчину лет пятидесяти в хорошем темном костюме. Виски у мужчины были седыми, а взгляд цепким.
– Я бы хотел поговорить с Еленой Вячеславовной, – сказал незнакомец.
Олег растерялся и ответил первое, что соскочило с языка:
– А ее нет.
Незнакомец не поверил и посмотрел за спину Иванова, в глубь квартиры, откуда доносились детские голоса и запахи ужина.
– Позвольте, я пройду.
Мужчина шагнул вперед, но на его пути встал Иванов.
– Нет, – твердо произнес Олег.
– Вы боитесь? – усмехнулся мужчина.
Усмехнулся нехорошо, будто заранее знал, что в квартире все равно окажется.
– Нет, – ответил Олег, – но в квартиру вас не пущу. Во-первых, я вас не знаю, а во-вторых, Елены нет – она умерла.
– Но я же вас только что видел с ней… – начал было человек, но осекся. – А мальчик? Олег жив? – встревоженно спросил он.
– Господь с вами!
Незнакомец достал из кармана визитку и протянул Олегу, который принял ее, но разглядывать не стал.
– Олег дома? – спросил мужчина.
Иванов кивнул, и вдруг ему показалось, что перед ним бывший Ленин муж.
– А вы кто ему? – спросил тот.
– Я – опекун, – ответил Иванов и добавил: – И отец.
– Давно Елена Вячеславовна умерла?
– Скоро месяц будет.
– Мои соболезнования, – произнес человек.
Не прощаясь, он повернулся и начал спускаться вниз по лестнице, хотя кабина лифта, на которой он поднялся, стояла на этаже.
Олег вернулся на кухню, и Настя спросила:
– Кто приходил?
Ему захотелось ответить: «Неприятности», но ответил просто, что ошиблись. Посмотрел на визитку, которую держал в руке:
Название концерна было ему известно, да и фамилия показалась знакомой. Но думать об этом не стал, спрятал визитку в карман, а вскоре приступил к ужину. Потом уложили спать Олежку, после чего Настя с дочкой отправились домой, а Иванов пошел их провожать. Довел их до дверей квартиры, где Настя, прощаясь, чмокнула его в щеку.
Он возвращался к ребенку через детскую площадку, присел на скамеечку, достал сигарету, чтобы не дымить в доме, и затянулся. Настя во всем помогала ему. Если бы не она, Иванов просто не знал бы, что делать. Отдать ребенка в детский сад, а потом мчаться за ним после работы, готовить еду, играть – на все это его бы точно не хватило. И потом, вряд ли в детском саду Олежек чувствовал бы себя уютно. Иванов думал о Насте, прекрасно понимая, что кроме чувства благодарности у него к ней есть еще кое-что, в чем пока не хотелось признаваться. Он хотел подняться и идти домой. И тут к скамейке подошел человек одних лет с Ивановым, держащий в руках две бутылки пива.
Человек поздоровался запросто, так, как будто они были давно знакомы:
– Привет, сосед!
– Добрый вечер.
Человек опустился на скамью и предложил:
– Пива хочешь? А то я две купил, а мне столько не надо. Дома пить не хочу, а на воздухе в самый раз. Пока тепло, пока лето, почему бы не глотнуть? Бери у меня одну бутылку. Хорошее пиво, я тебе скажу! «Дюнбир» называется – у нас делают, а лучше всякого импортного.
– Спасибо, не хочу.
– Зря, – не обиделся мужчина, – а ведь мы соседи. Моя парадная рядом с твоей. Я часто вижу, как ты с ребенком гуляешь. Еще девушка с тобой такая симпатичная ходит. Тоже с ребенком. Подруга твоя?
Олег промолчал.
Тогда сосед протянул ему руку:
– Меня Анатолием зовут. Я на станции техобслуживания мастером работаю. Если нужно машину отремонтировать или еще чего – обращайся.
Иванов пожал протянутую ему руку и тоже представился, сказал, что он врач и к нему тоже можно обращаться в случае чего.
– Не, – сказал Анатолий, – лучше я здоровеньким помру, чем к врачам ходить.
На том разговор и закончился.
Утром, когда Иванов пришел в отделение, первым, кого он встретил, был Грецкий. Странно – Аркаше оставалось отдыхать еще несколько дней. А теперь он разгуливал по коридору в белом халате, явно дожидаясь Олега.
– Ты опоздал почти на десять минут, – строго и громко, чтобы слышали окружающие, произнес он.
Сам он никогда не приходил вовремя, но теперь, вероятно, что-то изменилось. Они шли по коридору к кабинету заведующего отделением, и Грецкий продолжал вещать:
– Если бы я знал, что ты так к работе относишься, никогда не предложил твою кандидатуру на замещение. А ты для скорости передвижения купил бы себе машину, что ли: деньги у тебя теперь есть…
Похоже было, что фраза о деньгах на машину была главной в этом обличительном монологе: Аркадий рассчитывал, что те, кто слышал это, быстро разнесут сплетню по всей больнице. Возможно, он уже и сам провел подготовительную работу в этом направлении. Оказавшись в своем кабинете, Грецкий перестал обличать и говорил уже вполне нормальным голосом. Однако, расставаясь, напомнил:
– Я подлостей не прощаю. Скоро ты поймешь это, Оби!
