никто и не бывал. Сидел какой-то мужичок-бухгалтер, а все остальные кабинеты пустовали. А в этом году появился директор – молодая женщина, симпатичная такая, и все завертелось. Сотрудники, посетители, гости на дорогих машинах… Мне премии стали подкидывать, непонятно за что, правда… Но потом женщину, которую Евгения Ивановна директором поставила, убили. Офис прикрыли, а я сюда перевелся…
Трансляция хоккейного матча закончилась, и Виктор вздохнул:
– Проиграли наши. Ну, ладно, потом злее будут. Нас ведь, русских, для того чтобы мы очнулись, надо сначала похоронить и в землю закопать. России лет двадцать назад тоже, считай, не было. Да и сейчас не жизнь, но все же. Бандитов вроде поприжали, зато чиновники хуже бандитов всяких стали. Ничего, пусть жируют до поры…
Ладейников слушал и удивлялся тому, как бывает в жизни: случайно он познакомился с человеком, который объяснил ему многое.
– Ту женщину, директора фонда, звали Варварой Николаевной Ладейниковой?
– Именно так, – кивнул Виктор.
– А я – Валерий Борисович Ладейников. Сейчас меня обвиняют в убийстве жены, и мне приходится скрываться, потому что, скорее всего, меня и арестовывать не будут, а застрелят при задержании, чтобы настоящие виновники избежали наказания. А не застрелят, так в камере придушат…
– И что теперь? – спросил Виктор.
– Не знаю, – тяжело вздохнул Валерий Борисович. – Слушай, а отвези меня к Евгении Ивановне? Может, она что подскажет…
Глава 6
Николай Михайлович лег на спину и посмотрел на серый в трещинах потолок. «Нет, – подумал он, – квартиру я Нинке не оставлю. В конце концов, пусть будет суд. Даже второй и третий. Потребую часть жилплощади. Я там зарегистрирован, прожил тринадцать лет, оплачивая коммунальные услуги, ремонт…»
Хакимова целовала его грудь, перекатывая во рту ментоловую резинку.
Николай Михайлович покосился на нее и продолжил размышлять: «Нинка устанет от судов, и тогда я предложу купить ей и отцу квартиру меньшей площади. Не в центре, конечно. А зачем Владимиру Егоровичу центр, если он вообще живет за городом? Особого желания переезжать у них, разумеется, не будет, но ничего другого им не останется. А на Кронверкском останусь жить я. Сделаю ремонт… В кухне на полу у меня будет мраморная плитка черная с белым, в кабинете и спальне – наборный паркет с каким-нибудь рисунком. На стенах – обои из шелковой ткани… В такую квартиру не стыдно пригласить первых лиц государства и привести новую жену – настоящую леди, вроде той, что однажды была у меня в гостях. Кстати, надо было разыскать ее. Раз она являлась участницей международного форума, значит, нетрудно найти ее адрес, телефоны…»
Храпычев снова посмотрел на Хакимову и сказал:
– Вынь резинку изо рта!
Хакимова пальцами достала белый комок и положила на тумбочку.
Потом зачем-то взяла пульт и включила телевизор. Николай Михайлович хотел выбить из ее рук пульт, как вдруг увидел на экране фотографию Ладейникова и номера телефонов.
– Повторяем: преступник вооружен и очень опасен, – произнес женский голос за кадром.
– Что такое? – изумился Храпычев.
– А его уже показывали, – объяснила Хакимова. – Сообщили, что Валерия Борисовича подозревают в нескольких убийствах. Я хотела сказать вам, но забыла.
– Забыла? – вскипел Николай Михайлович, садясь в постели. – Как ты могла такое забыть!
Он повернулся к экрану, на котором уже не было ничего интересного: Терминатор ворвался в полицейский участок и в упор расстреливал беззащитных копов.
– Телефоны, куда надо звонить, запомнила?
Глупая Хакимова покачала головой.
Николай Михайлович схватил трубку и набрал «01». Потом спохватился, сбросил звонок и набрал «02».
– Спасибо тебе, Нина Владимировна, за информацию… – пробормотал он, глядя в непонимающее лицо Хакимовой.
Наконец ему ответили. Храпычев жестом показал Хакимовой, чтобы она молчала, и произнес взволнованным голосом:
– Алло, полиция? Хочу сообщить, что преступник, доцент… то есть бывший доцент Ладейников собирается провести эту ночь в гостинице. Откуда я знаю в какой? Проверяйте. Кто говорит? Неважно. Хотя… Декан экономического факультета Храпычев, доктор наук, профессор, вот кто говорит.
Он отключил телефон и хлопнул себя по голому животу:
– Все, Верблюд, теперь тебе не отвертеться.
Николай Михайлович засмеялся, потом потянулся к пульту. И опять посмотрел на Хакимову.
– Что еще хорошего скажешь?
– Я уже договорилась с двумя отчисленными. Они готовы прямо завтра по десять тысяч принести за восстановление.
– Хорошо, – кивнул Николай Михайлович. – С другими тоже не тяни. Сколько же у нас еще лентяев! Ну, ладно, факультету деньги нужны. Летом будем делать ремонт.
Осин вышел из сауны и прыгнул в бассейн. Вынырнул у противоположного бортика и посмотрел на сидящего за столом Рожнова. Геннадий разговаривал по телефону.
– Вы там не тяните, – говорил он в трубку, – если что, сразу мне звоните.
– Руку дай! – приказал Леонид Евгеньевич.
Рожнов протянул руку, помогая банкиру выбраться из бассейна. Осин надел на себя приготовленный махровый халат и уселся в кресло.
Баня принадлежала Рожнову и оборудована была с большой роскошью. И главное, почти ничего ему не стоила: он забрал ее у какого-то задолжавшего коммерсанта. Сауна, десятиметровый бассейн, барная стойка, камин с мраморным порталом и комната с пальмами и большой кроватью. Гена уверял, что спальню обустроил специально для босса, а сам будто бы не пользуется ею никогда. Он – человек свободный, семьей не обремененный, а потому может и домой таскать своих малолеток.
А Леонид Евгеньевич не растрачивал себя по пустякам. У него в телефоне были записаны номера парочки пройдох-продюсеров, которые кредитовались в банке, – всегда можно позвонить им и попросить прислать какую-нибудь молоденькую актрису или певицу, нуждающуюся в покровителе. Отказов не было никогда. С одной Осин даже встречался почти полгода, и чаще всего, естественно, в этой бане. А потом девица надоела ему, как и все предыдущие. Забавляло его только то, что привозил ее сюда, а потом и забирал собственный муж актрисульки, тоже актер и тоже неудачник, цепляющийся за эпизодические роли честных ментов в криминальных сериалах.
Рожнов закончил телефонный разговор. Наполнил коньяком две рюмки и сообщил:
– Доцент в какой-то гостинице. Сейчас все проверят. К утру найдут обязательно и мне доложат.
– Надо туда успеть раньше полиции, – напомнил Осин.
– Для того и доложат.
– А с бабкой когда все решится?
– Завтра с утра пацаны во Всеволожск поедут.
– Почему только завтра? – удивился Осин.
– А где я людей столько найду? Все мои сейчас пасут доцента. А на людей Рубика уже рассчитывать не приходится.
– Их бы тоже надо… того, – обронил Леонид Евгеньевич. – Мы на новый уровень выходим, желательно, чтобы никаких хвостов из прошлого не было.
Осин сделал глоток, задержал коньяк во рту, разогревая десны, посмотрел, как Рожнов залпом осушил свою рюмку, и подумал, что и от самого Гены неплохо бы избавиться. Он слишком много знает и любит вспоминать прошлое. Вот и теперь решил пуститься в воспоминания:
– А помнишь нашу московскую баньку?
Банкир промолчал. Гена опять наполнил рюмки и продолжил:
