свадебным подарком. Вполне подошла бы и ривьера из фениксов, но что сделано — то сделано.
Свадебный подарок был моей головной болью. Ну чем можно удивить девушку, выросшую в Императорском дворце? Я уж совсем отчаялся что-либо придумать, когда как нельзя кстати практически в случайном разговоре речь зашла об одной вещи. И мне очень захотелось её достать. Достань я её, и она стала бы почти идеальным подарком для моей любимой.
Для встречи с человеком, через которого я мог бы на нее и выйти, я отправился в Монтерно. Что самое обидное, человека я найти не успел, взамен оказавшись на борту катласа И теперь, глядя на ситуацию новыми глазами, размышлял, что слишком уж все наводит на мысль о том, что это была подстава.
Захвати я капитана 'Любимца Судьбы' в заложники, мне удалось бы убить сразу двух зайцев: спас Прошку и выяснить, что и как.
И теперь оставалось только гадать: случайно ли я попал на катлас, был ли это чей-то заказ или сошлись какие-то другие обстоятельства…
Я еще раз проверил состояние кремней на обоих стволах, насыпал на полки пороху, закрыл их и тщательно завернул пистолет в кусок просмоленной парусины.
Вот он следующий этап в развитии огнестрельного оружия — 'Уродец'. Нет сейчас он не 'Уродец', и даже не 'Последний шанс', а 'Спаситель'. Не будь его, нетрудно представить, чем бы все закончилось на борту 'Любимца судьбы'.
'Уродец' действительно выглядел уродцем, никакой изящности в линиях, с виду грубый кусок металла.
Мой ювелир, Альбрехт Гростар, наотрез отказался заниматься такой темой, как дизайн оружия. Нет, он настоящий мужчина, и при необходимости сможет защитить своих близких с оружием в руках. Вот только вдохновение ему работа с оружием не приносит, не его это, так он и заявил. Конечно, я смог бы настоять, но зачем насиловать человека, толку с этого обычно бывает ноль.
Мое лицо тронуло злорадная ухмылка, когда я вспомнил, как ему отомстил, пусть и совсем за другое.
Все началось с того, что я приехал к нему с намерением отблагодарить за одно дело, им произведенное. Не так давно, когда был твердо убежден, что покидаю Империю навсегда, я оставил ему кошель, полный драгоценных камней, фениксов, самоцветов, каждый из которых имел астрономическую цену, предложив использовать их по своему усмотрению.
Так вот, это негодяй исполнил из них потрясающее ожерелье — ривьеру, и преподнес её от моего имени Янианне, с которой, как мне тогда казалось, мы расстались навсегда.
В ответ на слова моей благодарности Альбрехт заявил, что благодарить не стоит, поскольку камни попали именно туда, где им и следовало быть, на прелестную шейку императрицы. В моих словах нет нужды, но если я помогу решить ему одну проблему, он будет сам бесконечно мне благодарен. Я с радостью ухватился за возможность отплатить за добро добром.
А проблема заключалась всего лишь в ничтожных десяти тысячах золотых имперских крон, на которые он хотел бы построить обсерваторию, поскольку всерьез решил заняться астрономией. Вот во что вылилось его увлечение оптическими приборами. Причем просил он деньги не то чтобы насовсем, нет, он хотел вложить их в очень выгодное дело, которое в самом скором времени принесет самый серьезный доход. Тогда вернет он мне эту ничтожную сумму, причем с серьезными процентами, а на оставшиеся деньги воплотит свою мечту в жизнь. Глаза у него при этом откровенно смеялись.
Мерзавец, непременно он этому у Анри Коллайна научился, пока я был в отлучке. Быстро они между собой спелись, сборище негодяев. И произошло это тогда, когда до моей свадьбы с Янианной осталось меньше двух месяцев, и когда я считал чуть ли не каждый медный грош!
Мне пришлось ему пообещать подумать над этим всерьез.
На следующий день я заявился к нему домой. Когда мы прошли в его кабинет, открыл принесенный с собой кофр и начал извлекать из него необходимые для мести предметы.
Вышиной с ладонь стеклянную пирамидку, кинжал с вычурной ручкой, выполненную в виде нагой девы, маятник и, наконец, небольшую трубу, обтянутую черным шелком. Распахнув настежь окно, я расположил пирамидку в одном из углов кабинета, на большие, с боем, часы. Маятник занял место в другом углу, а кинжал безжалостно был воткнут в бюро, надо прямо сказать, очень дорогое. Гростар с любопытством наблюдал за моими действиями, сидя в глубоком кресле.
Затем пришла очередь свитка, который я бережно извлек тоже из кофра, начав заунывно читать вполголоса на незнакомом ему языке.
Наконец, пришло время и самой трубы. Посмотрев сквозь нее на свет и прокрутив несколько раз вокруг оси, я отложил трубу в сторону, чуть сдвинул в сторону пирамидку, сильнее раскачал маятник. Затем, заглянув в трубу, удовлетворенно кивнул головой.
— Магия — заявил я ошеломленному моими действиями Альбрехту — очень древняя и очень сильная. Называется рефракцией. Извольте взглянуть самому.
С этими словами я протянул трубу Гростару. Тот недоверчиво взял ее в руки.
Отбирать трубу пришлось уже силой. Не надо и говорить, что зрелище его потрясло. Он не сводил с трубы глаз, когда я, размахивая ей, вещал:
— Вы обратили внимание, Альбрехт, на то, что узоры не повторяются. Так вот, для того чтобы они все же начали повторяться, при условии того, что вы будете крутить трубу со скоростью десять оборотов в минуту, потребуется пятьсот миллионов лет. Да, да, вы не ослышались, именно этот срок.
Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть такое, что на миллион, а то и на все десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился такому факту, прочитав о нем.
— Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Бесценное приобретение для любого из них.
Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт как сомнамбула переводил свой взгляд из стороны в сторону.
— Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума.
Здесь я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом все эти стекляшки, бусинки и полоски зеркал.
— И не забудьте внимательно прочитать заклинание — уже с порога заявил я.
Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее:
' Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и прочими смарагдами'.
Янианне калейдоскоп очень понравился, и она даже взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени, Яна заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимание. В конце концов, кто-то все же решился поинтересоваться, что же такое она там рассматривает. В итоге заседание было сорвано.
Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты о них слагали стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле.
Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.
А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…
С револьвером все вышло иначе.
Как когда то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой.
Маэстро проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Принял он меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где я могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.
