Глава 25. Паштет из соловьиных язычков
— Это точно поможет?
За последние полчаса я задал такой вопрос уже в третий или четвертый раз. Задавал я его Мидусу, худому старичку, с взъерошенной копной седых волос и пронзительным взглядом глубоко запавших глаз. Больше всего Мидус был похож на шарлатана, воспользовавшегося случаем поставить на очередном клиенте очередной эксперимент в надежде — вдруг чего и получится. А где же некая солидность, благообразность, ведь врач одним своим видом должен давать больному надежду на выздоровление. В нашем случае ничего такого не было и в помине.
Внешний вид лекаря был первой причиной моего вопроса. Вторая же заключалось в том, что локоть, под повязкой наложенной Мидусом поверх толстого слоя дурно пахнущей мази жгло, пекло, и дёргало пронизывающей всё тело болью.
— Поможет, обязательно поможет, господин де Койн. Вы же сами просили меня о том, чтобы вылечить вас как можно скорее.
Ну да, сам и просил. При абордаже 'Буревестника' я при падении как-то особенно неудачно ударился локтем правой руки. Прошло уже больше недели, а он продолжал меня беспокоить.
Происходило это так: я совсем забывал о больном локте, но стоило мне резко согнуть или разогнуть руку, как локоть взрывался острой болью.
И приходилось спасать выражение лица сильно закушенной губой, чтобы задавить болезненный вскрик ещё в самом зародыше. Ну а то, что глаза при этом закрывались, так у любого из нас такое случается время от времени.
Показывать свою слабость было нельзя. Если мне удалось счастливо избегнуть дуэли с Юстином дир Метрессу или одним из его спутников, прибывшим на борт 'Интбугера' вместе с ним, то это совсем не значит, что подобных предложений больше не будет.
Опухоль на локте спала полностью, от неё не осталось даже следа, и объяснить свой отказ от дуэли тем, что я почти не могу действовать правой рукой, не получилось бы.
Люди везде одинаковы, видимая рана, пусть и небольшая, вызовет значительно больше сочувствия и понимания, нежели то, что творится внутри, что не видно и трудно доказуемо.
Существовала ещё и вероятность дуэли на пистолетах, но вот этого мне хотелось меньше всего. Слишком много в этом случае зависело от случайности.
Мне не хотелось лежать с развороченным пулей животом, требуя в минуты сознания очередную дозу макового отвара, чтобы забыться, моля Всевышнего только об одном — поскорее бы всё это закончилось.
Нет, можно конечно, получить пулю в живот и в бою, но ведь это совсем другое дело, совсем.
Берега Скардара мы достигли только к вечеру, и высаживались на него уже в потёмках. 'Интбугер', кстати, в отличие от 'Морского Воителя', пришвартовавшегося к причалу, остался на рейде. На берег мы переправились в шлюпке, дав согласие на приглашение дир Пьетроссо стать гостями в его столичном доме.
Дом Иджина оказался размером с дворец. Да и глупо было бы предположить, что теоретический претендент на престол Скардара будет проживать в скромной кособокой хижине на самом берегу моря.
Хотя дом и впрямь оказался на берегу, а та часть окружавшей его стены, что смотрела на море, больше всего походила на крепостную.
Со стороны города всё выглядело значительно гостеприимней. Высокая кованая ажурная решетка, цветники, тянувшиеся от входных ворот к самому входу в дом, и смутно белеющие в саду в наступившей темноте фигуры каких-то статуй. Я даже журчанье струй расслышал, хотя самого фонтана его разглядеть не удалось.
Всю дорогу к дому Иджина мои спутники напряжённо поглядывали по сторонам. Их реакция понятна, в любой момент дорогу нам могли перегородить группа вооруженных людей с требованием последовать за ними.
Из этих соображений сти Молеуен высказал мнение, что нам лучше остаться на борту 'Буревестника'.
Да не лучше и не хуже, Клемьер. Нас всего десять, если считать вместе с женщинами, так что такой шаг ничего не даст. А вот то, что Иджин предложил воспользоваться своим гостеприимством, говорит о многом. И тебе самому не надоело находиться на борту корабля во время плавания?
Давай воспользуемся всеми теми благами, от которых успели отвыкнуть, коль скоро подвернулась такая возможность, а там будет видно.
В доме дир Пьетроссо мы устроились отлично, а на следующий день Иджин послал за Мидусом, уверив в том, что лекарь он превосходный и обязательно поможет. Может быть, это и на самом деле так, но вид у него был… скажем так, немного странный.
Лекарь заставил меня несколько раз согнуть и разогнуть руку, причем при двух последних движениях приложив к локтю ухо, затем что-то посчитал на пальцах, неотрывно глядя на меня. Не понимая логики его действий, я заявил ему, что гонорар он может запросить любой, если нужен аванс — тоже не вопрос, лишь бы лечение помогло и помогло быстро.
В ответ, прервавшись на несколько мгновений от своих подсчетов, Мидус заявил, что его этика не позволяет ему брать деньги авансом.
Приятно, конечно, что у него имеется такая этика, но не значит ли это, что лечение может и не помочь?
Нет, лечение поможет безусловно, заявил лекарь несколько другим тоном, видимо уловив в моем голосе иронию.
Но, для того, чтобы лечение начало помогать как можно быстрее, господину следует удалиться на некоторое время, чтобы он смог без помех приготовить необходимый бальзам.
Жаль, мне так хотелось увидеть, как он будет толочь в ступе мумифицированные лягушачьи лапки, сушеных жуков, какой-нибудь странно выглядевший корень с непроизносимым названием, и ещё пять- десять других ингредиентов, при этом завывая вполголоса над ступкой.
Нет, всего этого я был лишен, как и лишен возможности предположить хотя бы примерную цену лекарства.
Но на здоровье экономить нельзя. Этой мыслью я и укрепил свой не очень бодрый дух, выходя из комнаты.
После того, как таинство совершилось, мне пригласили на процедуру. Пригласил ассистент лекаря, молодой парень, во всем старающийся быть похожим на своего патрона.
Не печалься, юноша, когда ты станешь старше лет на сорок — пятьдесят, похудеешь до состояния сублимата, а на лице твоем останутся следы от многих тысяч разочарований, постигших тебя в жизни, всё произойдет само собой.
Пока же не стесняйся за свой здоровый румянец на всю щеку, всё это ненадолго.
Мазь оказалась очень мерзкой с виду и ещё она воняла. Не просто неприятно пахла, а именно воняла. И ещё, как оказалась, жгла. Жгла так, что казалась, вот сгорела кожа, затем спеклись мышцы с сухожилиями, и огонь принялся за сам сустав.
Моё терпение закончилось именно в тот момент, когда Мидус решительными движениями освободил локоть от повязки. Я ожидал увидеть что угодно, но локоть выглядел таким же, каким он и был до встречи с этим дьявольским зельем.
В тот момент я дал себе слово любыми средствами выведать у Мидуса рецепт, потому что нет смысла вгонять людям щепки под ногти или дробить суставы пальцев молотком, добиваясь правды. Достаточно намазать этим зельем что угодно и затем лишь успевать записывать ответы на заданные вопросы. Очень гуманно, да и следов от пыток не остаётся.
Локоть почти не жгло, кожа на нем оставалась такой, какой она и была до экзекуции, и я осторожно несколько раз согнул руку в локте. Как будто бы всё нормально, но сделать то же самое резко, духу мне всё же не хватило.
Мидус, обратив внимание на мои манипуляции, заявил, что локоть следует пока поберечь. А вот
