уверенно приближался к Кронштадту. По пути корабль встречали рыбаки, располагавшиеся на льду, как дома, — с будками, лошадьми, санями и собаками. Увидев ползущий во льдах пароход, люди бежали к нему и без устали кричали «ура».
К перекачиванию воды из носовой части в кормовую или с одного борта на другой приходилось прибегать неоднократно, так как ледокол часто застревал во льдах. Иногда, кроме этого, приходилось завозить ледовый якорь, закреплять его и затем подтягиваться на лебедке. Моряки быстро осваивали ледовое плавание. Сильные удары об лед, после которых «Ермак» часто останавливался, никого уже не беспокоили. Вода для перекачки была наготове. Быстро приступали к этой операции или завозили якорь и освобождали корабль. Прокладывали канал довольно медленно, идя со скоростью не более двух-трех узлов. Невдалеке от маяка Толбухин остановились, чтобы принять на борт лоцмана из деревни Лебяжье. Впервые в истории мореходной практики лоцман подъехал к борту корабля на лошади, запряженной в сани.
Вдали виднелся Кронштадт. Там уже заметили приближение ледокола. Быстро разнеслась по городу волнующая весть. Люди массами стали стекаться на набережную. Обыкновенно при заходе в гавань большого парохода ему помогают несколько буксиров. «Ермаку» приходилось действовать вполне самостоятельно, притом в совсем не изученных еще условиях. Никто не знал, насколько крепок лед вблизи берега, как станет он ломаться, возможно ли по льду подать конец на берег, не будет ли зажат ледокол в воротах при входе в гавань и т. д. Возможны были всякие неожиданности.
Встреча ледокола началась гораздо раньше, чем предполагал Макаров. Лишь только «Ермак» прошел Толбухинский маяк, расположенный невдалеке от Кронштадта, к ледоколу подбежали на лыжах солдаты и приветствовали его криками «ура». Еще более был удивлен Макаров, когда увидел, что навстречу «Ермаку» двигались по льду толпы народа, причем многие ехали на лошадях и даже на велосипедах. Люди торопились взглянуть на корабль, который смело и уверенно прокладывал себе дорогу во льдах.
Пришлось уменьшить ход, чтобы людям, окружившим корабль, не нужно было бежать. «Ермак» ломал лед с глухим треском, легко, без малейшего усилия. Его могучий нос мягко, как в масло, врезался в лед и подбирал его под корпус, не производя вокруг трещин. За кормой извивался неширокий водный канал, заполненный разбитыми кусками льда. Толпа все росла. Всем хотелось рассмотреть самого творца «Ермака», стоявшего на верхнем мостике и отдававшего приказания. А Макаров в эту торжественную минуту больше всего опасался, как бы не произошло беды: а что, если лед не выдержит тысячной толпы и обломится. Но все обошлось благополучно. Подходя к Купеческим воротам, «Ермак» стал салютовать. Белые клубы порохового дыма вылетали то с правого, то с левого его борта. С расположенного на краю Купеческой гавани форта грянуло «ура». С «Ермака» отвечали тем же. С броненосца «Пересвет», стоявшего на швартовах у стоянки, доносились звуки духового оркестра, исполнявшего марш. Кронштадтская газета «Котлин» на следующий день поместила статью своего корреспондента. «…Все единодушно приветствовали новый блестящий подвиг человеческого ума и энергии, — писал корреспондент. — В каждом из присутствующих невольно поднималось чувство гордости за нас, русских, что из нашей среды нашлись люди, не только способные делать теоретические выводы, но на деле доказывать и подтверждать идеи, открывающие новые горизонты… „Ермак“ уже не мечта, а совершившийся факт. Зрелище, увиденное нами вчера, было поистине грандиозное, о котором на всю жизнь сохранятся воспоминания».
Создатель «Ермака» получил множество приветственных телеграмм из различных городов России. Д. И. Менделеев так приветствовал его: «Лед, запирающий Петербург, Вы победили, поздравляю. Жду такого же успеха в полярных льдах. Профессор Менделеев».
Недолго отдыхал «Ермак» в Кронштадте. Вскоре же потребовалась его помощь, и притом самая неотложная. Около Ревеля затерло льдами одиннадцать пароходов. Вышедший к ним на помощь ревельский ледокол «Штадт Ревель» был также затерт. Пароходы и люди находились в серьезной опасности. «Ермаку» было поручено спасать пароходы. Когда ледокол приблизился к ним, стало ясно, что подойти прямым курсом невозможно, а потому Макаров решил разбить весь лед, который отделял пароходы от свободной воды. Для этого ледокол стал взламывать огромные глыбы льда, описывая вокруг каравана постепенно сужавшиеся круги. Маневр удался: когда «Ермак» закончил четвертый обход, лед разошелся, и пароходы вышли на свободную воду. «Это была очень красивая картина, и вся операция продолжалась полчаса», — с удовлетворением замечает Макаров. Утром следующего дня «Ермак» входил в Ревельскую гавань, за ним в кильватер тянулись двенадцать пароходов. Эффект, произведенный в городе этой операцией, был очень велик. Многолюдная толпа, высыпавшая на набережную, приветствовала возвращение каравана. Благодарностям со стороны городских властей не было конца. На «Ермак» явились депутации с подарками, произносились речи, устраивались банкеты. На одном из банкетов, устроенном в честь «Ермака», городской голова Ревеля Эрбе, благодаря за оказанную помощь, заметил, что в истории мореплавания имя Макарова будет записано золотыми буквами.
«Действия ледокола „Ермак“ под Ревелем, — отмечал Макаров, — были тогда новинкой для публики, и из Ревеля ежедневно телеграфное агентство посылало известия во все концы России о работе ледокола. Мне потом передавали люди, никогда меня не знавшие, что они в это время в газетах прежде всего искали новостей об „Ермаке“ и чувствовали себя разочарованными, если известий было мало или они были недостаточно полны».
«Ермак» действительно в это время был самой интересной новостью. В достопамятный ревельский поход «Ермак» освободил в общей сложности двадцать девять пароходов. Это первое серьезное испытание ледокола принесло ему огромную популярность не только в России, но и за границей.
Население Петербурга выражало все более настойчивое желание познакомиться с ледоколом. Когда после ревельского похода Макаров прибыл в Кронштадт, решено было, что «Ермак» придет в Петербург.
Проход через морской канал представлял для «Ермака» нелегкую задачу. Войти в канал трудно было потому, что многие вехи, обозначающие фарватер, оказались сорванными льдом. Риск был большой. Лоцман посоветовал Макарову наиболее узкую, опасную часть фарватера пройти полным ходом. Это удалось.
Уже вечерело, когда «Ермак» плавно подходил к Николаевскому мосту. Освещенный лучами заходящего зимнего солнца, могучий корпус ледокола выглядел величественно. За «Ермаком» следовали четыре портовых парохода.
Восторг, с которым встречала «Ермака» в Петербурге многотысячная толпа, собравшаяся на набережных Невы, был необычаен. Всех охватило чувство гордости за русского моряка, сумевшего создать такой корабль, которому, как всем тогда казалось, не страшны никакие льды.
Тысячи людей побывали на ледоколе за время его стоянки на Неве. Никому не отказывали. Газеты были полны сообщениями и статьями о ледоколе и его создателе. Однако зачастую эти сообщения были преувеличенными, статьи неосновательными, а предположения о возможностях «Ермака», высказываемые в статьях, — фантастическими. Многим казалось, что при наличии такого мощного ледокола проблема полярного мореплавания разрешается просто, что открывается блестящая перспектива достигнуть Северного полюса, освоить путь через полюс во Владивосток, проложить морскую трассу вдоль сибирских берегов и выйти в Тихий океан и т. д.
Последствия подобных преувеличенных надежд сказались очень скоро. Стоило «Ермаку» во время пробных плаваний в Арктику потерпеть первую неудачу, как отношение к Макарову и «Ермаку» резко изменилось как в печати, так и в правительственных кругах.
Когда Макаров понял, что от него ждут каких-то сверхъестественных подвигов, он выступил со статьей, в которой разъяснил, что пути через Арктику еще не изведаны, арктические льды не изучены и никто никогда не испытывал прочность полярного льда в высоких широтах. Поэтому, не задаваясь грандиозными планами, необходимо предварительно испытать «Ермака» в борьбе с тяжелыми арктическими льдами где-нибудь в районе Шпицбергена, на пути в Сибирь, во льдах Карского моря. Научную сторону экспедиции необходимо обставить возможно тщательнее, чтобы ученые различных специальностей могли во время плавания производить необходимые наблюдения. Макаров полагал также, что «Ермаку» следует идти в северные широты с расчетом, чтобы в течение одного навигационного периода вернуться назад тем же путем. Что же касается плавания Северным морским путем в Тихий океан, то Макаров считал, что один ледокол не сможет оправиться с этой задачей и что придется построить второй подобный корабль.
Заявление Макарова подействовало на многих, как холодный душ.
Как бы то ни было, предстояло испытать качества ледокола во льдах Ледовитого океана. План похода
