разубедить всех в отсутствии в указанном месте Компанейской земли. Но Шпангбергу не верили, а Беринг, который хорошо ознакомился с плаванием своего коллеги и верил ему, не мог решать о выборе маршрута единолично. К тому же по инструкции он особенно должен был считаться с мнением и указаниями Лакройера, который не замедлил в подтверждение своих слов представить карту своего брата — знакомого уже нам Иосифа Делиля, пользовавшуюся большим авторитетом как в Парижской Академии, так и в Петербургской. Несуществующая земля была определённо обозначена на карте по параллели 45—47°. Впоследствии спутники Беринга всю неудачу экспедиции приписывали этой зловредной карте, вернее — вынужденной необходимости их начальнику следовать по ней сначала в поисках Компанейской земли, на юг, а уже потом, когда никаких её признаков обнаружено не было, на северовосток, по направлению к американским берегам.
Итак, 4 июня 1741 года, рано утром, с тихим южным ветром, моряки двинулись в путь не по прямому вернейшему направлению в Америку, правильно предложенному Берингом и большинством его спутников- моряков, а на поиски несуществующей земли, изобретённой фантазией кабинетного учёного. Особенно был недоволен и раздражён непроизводительной тратой времени, безумно жаждавший поскорее вступить на американский берег, Стеллер. Чириков шёл впереди, так как качества его корабля были лучше.
Свежий ветер разлучил наших путников, 19 июня они потеряли друг друга и, как показало близкое будущее, — навсегда. Достигнув параллели 45°, проблуждав здесь некоторое время по разным направлениям и окончательно убедившись, по выражению Хитрова, что «неправость карты Делиль де-ла- Кройера довольно уже опорочена», взяли курс на северовосток.
«Сопровождаемые ветрами более попутными, югозападными, иногда отклонявшимися к юго-востоку, с погодою облачною и туманами, следовали довольно постоянно по настоящему направлению, поднимаясь в широте и удаляясь по долготе». Уже около шести недель плыли моряки, не видя берегов, хотя почти от самой Камчатки до Америки тянется ряд островов. Но вот стали встречаться первые признаки присутствия невдалеке земли: плывущие ветви, деревья, птицы. Но глубина все ещё оставалась значительной, и лот, опущенный на дно, его не доставал. Ветер дул попутный, западный.
Около полудня 16 июля (на широте 58°14' и долготе 49°31') впереди на севере стали вырисовываться туманные очертания гор, непосредственно поднимающихся из глубины моря. Моряки высыпали на палубу, радостно вглядывались в берег и оживлённо перекидывались замечаниями. Особенно сиял Стеллер.
Высокие пики гор были увенчаны нежнорозовым снегом. Над хребтом гор, несколько поодаль вздымалась ещё одна гора, её громадным размерам дивились все моряки. Эта гора, расположенная на границе Аляски и британской Америки и названная впоследствии горой Св. Ильи (mount Elias), представляет одну из высочайших вершин Северной Америки[41]. Но до неё было далеко; внимание моряков более привлекал берег, к которому корабль приближался довольно медленно, так как попутный ветер сменился противным — северным. Лишь 20 июля «Св. Пётр» смог бросить якорь невдалеке от берега какого-то острова[42]. С корабля теперь ясно различали прибрежные тёмные скалы и в стороне — густые зеленые леса. Тщетно вглядывались путешественники в берег, ожидая, что вот-вот отчалит оттуда остроносая узкая лодчонка и понесётся к кораблю. Берег казался необитаемым.
Начались взаимные поздравления и шумные изъявления радости; ведь всего лишь в нескольких шагах находился теперь уже вне всякого сомнения американский берег, к которому хотя и с большой затратой времени, но все же благополучно добрались путешественники. Общего ликования, к общему удивлению, не разделял лишь Беринг. Он был хмур и чем-то озабочен. «Всякий легко себе представит, — писал Стеллер, — как велика была радость всех нас, когда мы, наконец, увидели берег! Со всех сторон обратились с поздравлениями к капитану, до которого более всех относилась честь открытия. Однако ж капитан не только, что весьма равнодушно выслушивал эти поздравления, но, рассматривая берег, даже стал пожимать плечами… Находясь потом в каюте со мною и с Плениснером, он так выразился: „Мы теперь воображаем, что все открыли, и строим воздушные замки, а никто не думает о том, где мы нашли этот берег? Как ещё далеко нам до дому? Что ещё может с нами случиться? По чему знать, не будем ли мы задержаны здесь пассатными ветрами? А берег нам незнакомый, чужой, провианта на прозимовку нехватит!..“ В этих словах Беринга чувствуется большой упадок энергии и самоуверенности. Он производит впечатление больного человека. И, в самом деле, как он, так и большинство экипажа „Св. Петра“ уже страдали цынгой. В лавры свои он уже не верил, он хотел только одного: как можно скорее возвратиться домой. Он лежит теперь больше в своей каюте и лишь изредка показывается на палубе. Им овладевает настоящая лихорадка отплытия. Он созывает совет, чтобы обсудить — что делать дальше и как получше использовать время стоянки у американских берегов. Его осаждают тревожные мысли, он на себе чувствует всю недоброкачественность провианта, наскоро взятого взамен потерянного на дубельшлюпке; он ясно сознаёт весь риск продолжать с больным экипажем в позднюю пору плавание вдоль берегов неизвестной и, повидимому, необитаемой земли. Беринга давит тяжёлое предчувствие, ему теперь не до славы, не до открытий; скорей домой; на будущий же год, он, обогащённый опытом текущего плавания и поправившийся, вторично придёт сюда и подробно обследует берега. Сейчас же необходимо пополнить запасы воды и незамедлительно плыть на Камчатку.
Начальнику не возражали и в большинстве помалкивали. Лишь один, разочарованный вконец таким оборотом дела, Стеллер не выдержал и иронически заметил Берингу: «Итак, мы сюда пришли для того, чтобы американскую воду перевезти в Азию». А затем произошла сцена, приведшая в бешенство пылкого натуралиста.
Что же произошло?
Когда лодки были уже снаряжены для отправки на берег в поисках за водой, и Стеллер готовился спуститься в одну из них, чтобы заняться обследованием берега, на который он так жаждал ступить, Беринг запретил ему покидать корабль. Беринг руководствовался здесь лишь одним соображением: он боялся, как бы увлёкшийся экскурсант не задержал корабля. Однако, напористый германец не сдавался. Впоследствии Стеллер рассказывал:
«Сначала меня старались запугать рассказами о страшных убийствах, но когда я на это ответил, что никогда не был бабой и опасностей не боюсь, и что совсем не могу понять, почему меня не хотят отпустить на землю и препятствуют выполнению возложенных на меня правительством задач, то меня старались задержать на корабле шоколадом, который как-раз в этот момент готовился. Когда же я окончательно убедился, что меня хотят силою принудить к неисполнению служебных обязанностей, то я, наконец, отбросив всякое стеснение и вежливость, взмолился особой молитвой, что тотчас же и смягчило господина командира: он отпустил меня на землю с водовозами, хотя и не дал ни малейшей помощи. Съезжая с корабля, я ещё раз показал командиру, хорошо ли я умею ругаться и сердиться, ибо он велел, дабы заглушить мои слова, трубить трубачам мне вслед».
С волнением вступил путешественник на американский берег, глаза его горели. Резкий запах моря, водорослей и ракушек пьянил и щекотал нервы. Стеллер не знал, с чего начать и куда идти, — в его распоряжении было ведь так мало времени. Его сопровождал казак Фома Лепахин. Невдалеке от берега бесконечной колоннадой тянулся, не имея впереди никакого подлеска, высокий хвойный лес. Кто слыхал или читал о первобытных лесах Северной Америки, тот, вероятно, в состоянии представить себе всю дикость и вместе величие леса, куда направлял теперь свой путь Стеллер. Вероятно, его переживания в этот момент были совершенно особого рода.
Стеллера очень интересовало — обитаем остров или нет? К этому вопросу научного характера присоединились и практические соображения: если остров обитаем, и повстречаются жители, то Стеллеру более чем вероятно придётся вступить с ними в сражение, из которого ему и его спутнику вряд ли удастся выйти живыми. Сам Стеллер был вооружён лишь небольшим кинжалом, которым извлекал из почвы растения и камни. Его же спутник имел при себе заряженное ружьё, нож и топор. Стеллер подробно объяснил ему, как совместно действовать в случае нападения на них дикарей. Путешественник пристально осматривался по сторонам, приглядывался к земле в поисках человеческих следов и не замечал, казалось, что небо все плотнее заволакивается свинцовой пеленой, и над головой низко проносятся клочья рваных туч. Быть шторму!
Но вот он и в лесу — густом и мрачном. Между деревьями жутко завывает ветер; каждый новый порыв его сильнее и беспокойнее шевелит верхушки елей и сосен и обдаёт путников волнами сырого лесного холода. Крепкий смолистый запах становится тогда ещё гуще. Кажется, что ветер сжимает стволы деревьев
