Сказка про составлялку
Кто из нас не играл в составлялку? Сидишь перед кучкой картонных кусочков (они часто похожи на человечков: вот головка, вот ручки-ножки в стороны торчат) и думаешь – где же кто из них находиться должен. Хорошо ещё, если кучка небольшая. А если кучища?… Хорошо, если подсказка на месте. А если потерялась?… Кто пробовал, сам знает, как тут всё непросто.
Так вот, одному волшебнику подарили к тысячелетнему юбилею особенно огромную составлялку. Просто гигантскую. Сколько в ней кусочков было? Тысяча? Да нет, гораздо больше! Может быть, миллион. Или миллиард. Или ещё что-нибудь в этом духе. Трудно ведь на глазок отличить миллион от триллиона. И на коробке не было написано этого числа. Не было даже подсказочной картинки. Хо-хо! Попробуй сложи такую груду во что-нибудь вразумительное, если не знаешь, как это вразумительное должно выглядеть.
Впрочем, волшебник не зря тысячу лет на белом свете прожил. Всякие проблемы приходилось решать, неужели эту не одолеет? Он как раз собирался в дальнее путешествие: на Сигму Динозавра. Это по Млечному пути прямо, а потом два раза налево, но всё же быстро не доберёшься. Вот он и придумал, как за это время с составлялкой управиться.
Высыпал он всю составлялку на большущий стол и побрызгал картонки живой водой. Рукой брызгать долго пришлось бы, так он опрыскиватель приспособил. Зашевелились человечки-кусочки, закопошились, а волшебник усмехнулся, дорожную сумку уложил – и в путешествие. 'Как раз, – думает, – за это время они здесь сами и разберутся'.
Тут такое началось!…
Вы ведь знаете: каждый кусочек в составлялке по-своему раскрашен. Поэтому у каждого, когда он от живой воды оживает, обнаруживается свой собственный характер. И двум-то людям с двумя разными характерами нелегко ужиться. А когда миллион или миллиард?…
Некоторые ищут своё место в картинке, как волшебник и рассчитывал, только таких не очень-то много. Больше всего таких, которым подавай место получше – а своё, не своё, это им всё равно. Всех норовят отпихнуть, чтобы на хорошем месте остаться. Кто хочет в центре находиться, кто уютный уголок себе отхватил – и следит, чтобы к нему даже близко никто не приближался. Одни размышляют, каким же должен быть общий рисунок. Другие – как побольше пространства завоевать. Одни подыскивают себе таких друзей, чтобы их узор с ними соединялся. Другие свои особые картинки выкладывают – из тех, над кем власти добились. А скольких вообще со стола спихнули: или за место боролись, или узор их кому-то не понравился…
Наконец вернулся волшебник из своего долгого путешествия. Он, кроме Сигмы Динозавра, и ещё кое-где побывал, так что времени прошло ой-ой-ой сколько. Заходит в дом и думает: 'Ну, теперь-то я узнаю, что за картинку мне подарили'. Подходит к столу, а там такое творится! Какие-то кусочки вроде правильно сложились, но уж очень их мало, а в остальных местах – такая куролесица, что ничего понять нельзя. Да ещё со стола сколько кусочков сброшено! Они, правда, и на полу пытаются что-то выложить.
Но интересно всё-таки волшебнику увидеть картину. Пришлось ему засучить свои волшебные рукава и взяться за работу. А кусочки-то живые, каждый со своим характером. Из рук вырываются, с место на место перебегают. Только ведь не будешь уже их обратно мёртвой водой спрыскивать. Понял волшебник, что на составлялку у него ничуть не меньше времени уйдёт, чем на путешествие к Сигме Динозавра. Но что поделаешь! Надо всё-таки собрать.
Вот он и собирает. И пока он этим делом занят, никто нам не скажет, что же за картина получится в результате.
Религиозность созвучия
Осуществление, раскрытие прообраза личности в ориентации на Высшее не всегда выражается в материальном созидании. Вавилонская башня никак не гарантирует приближения к Небу. И если говорить об основных типах религиозного осуществления, начинать надо с самого неприметного пути, хотя, может быть, самого значительного. Можно его назвать
Может, точнее было бы 'религиозность отклика'? Но это вполне созвучные выражения.
Не только на уровне личности происходит великая деятельность по осуществлению. Мы можем догадываться о том, что рядом с нами и через нас происходит осуществление человечества, осуществление природы, осуществление Вселенной… Примет и свидетельств множество, дело лишь в нашей способности улавливать их.
Эта способность улавливать звучание той симфонии осуществления, которая разворачивается вокруг, и внутренне отзываться ей – большое богатство. Жизнь в созвучии сама по себе становится созиданием, утверждением и поддержкой общего развития. Духовная глухота или фальшивинка ведут к диссонансу. Необходимо развивать слух, чтобы избавляться от изолирующего самоутверждения или аморфного дребезжания, которое само по себе прискучит рано или поздно даже самому себе.
Не слишком ли идиллично всё это звучит?
Да уж какая там идиллия! Жизнь человечества кажется скорее какофонией, чем гармонией, и людей, близких к идеалу духовного созвучия, гораздо меньше, чем хотелось бы. Но люди эти есть повсюду. Они есть в каждом народе, в каждой церкви. Может быть, даже в каждом селении. Если мы не всегда можем узнать этих людей, то это вопрос нашей чуткости восприятия. Но эти люди – часто ничем особым не выдающиеся, не привлекающие к себе внимания – служат камертонами для тех, кто окружает их и кто не совсем притупил собственную чуткость, данную каждому от рождения. Может быть, именно эти люди-камертоны определяют судьбу человечества.
Это совсем другие люди, чем те, кто воздействуют на политическую или экономическую сферу нашего общего существования. Они редко попадают в лидеры. Но без них энтропия духовной сферы была бы неизбежной.
Религиозность созвучия служит незаметной соединительной тканью для общины и для церкви. Но церковь не должна ограничивать утверждение созвучия собственными пределами: ведь масштабы симфонии осуществления огромны до необъятности. И когда церковь ощущает эти масштабы, когда она озабочена не тем, чтобы стать главным дирижёром, а тем, чтобы наилучшим образом вести свою партию, – она замечательно помогает человеку в развитии духовного слуха. Всё соборное сознание основано на идее созвучия.
Не будем путать созвучие с однозвучием. Гармония состоит в согласии многих звуков друг с другом.
Когда человеку удаётся раскрыть свой прообраз личности в направлении созвучия с Высшим, он становится не столько ориентатором для других, сколько ориентиром, и это не менее важно. Созвучие – это его главный способ осуществления. Он осуществляет гармонию в себе, становится приютом для частицы единой общности. Даже не приютом, может быть, а плацдармом, с которого гармония продолжает свою вечную битву с хаосом.
Созвучие с этой гармонией спасает нас от той тормозящей развитие эгоцентричности, которая затыкает уши ватой, чтобы наслаждаться своим внутренним звучанием. Поиски отзвука Высшему, осуществляющего нашу личность, очищают это звучание и придают ему
