Почему в нью-йоркских магазинах перед праздниками раскупают больше всего таких поздравительных открыток, где изображено одинокое деревцо на засыпанном снегом холме?
Почему ньюйоркцы предпочитают покупать большие холодильники с дорогим замораживающим устройством, если даже в их доме — открытый с утра до ночи магазин со свежезамороженными продуктами?
Вот как отвечают на эти вопросы великие знатоки человеческих душ с Мэдисон-авеню, которые загоняют ньюйоркца в стойло, то подхлестывая его эмоции, то потакая маленьким слабостям, то используя условные рефлексы.
По их мнению, большинство ньюйоркцев страдает от сознания своей неполноценности. Эта неполноценность вырождается в скрытую агрессивность, враждебность к окружающим. Быстрая же езда на мощной машине как бы возвышает такого человека над толпой пешеходов, шарахающихся прочь.
Больше всех любят получать и отправлять поздравительные карточки одинокие, неустроенные в жизни люди. Им кажется, что вид несчастного деревца на холме напомнит другим о тоскливом одиночестве того, кто не забыл отправить открытку.
А большие холодильники? Эксперты с Мэдисон-авеню установили, что спрос на них поддерживают ньюйоркцы, сравнительно обеспеченные, но неуверенные в себе, страдающие от вечного страха быть сбитыми с ног в жизненной борьбе. И вот холодильник, заполненный продуктами так, что едва закрывается дверца, создает у них, пусть зыбкое, ощущение устойчивости, даже некоторого достатка. Ради этого стоит тратить лишние доллары не только на блистающую белой эмалью громадину, но и на ненужные продукты, которые время от времени с болью в сердце выбрасываются в мусорное ведро.
Как все это было выяснено? О, путем деликатных расспросов и множества тонких психологических экспериментов. Господа с Мэдисон-авеню не зря едят «ХЭМ энд эгг» — свою яичницу с ветчиной!
В один прекрасный день магазин Мейси начинает вдруг бесплатно раздавать всем желающим по три коробки со стиральным порошком. Щедрости сопутствует всего одно условие: пусть хозяйки попробуют дома, какой порошок лучше, и сообщат свое мнение магазину.
Через неделю собирается куча отзывов. Большинство нашло, что порошок в желтой коробке слишком едок, в синей — плохо отмывается при полоскании, а в желто-синей — просто идеален. Вот и ответ, какого цвета должна быть коробка для нового сорта порошка, чтобы товар лучше раскупали. Вы догадались, конечно, что во все три коробки насыпался один и тот же порошок.
Знатоки характера типичного ньюйоркца считают, что зимой обитатель этого города замкнутее, чем летом. Осенью же он наполнен энергией больше, чем в любое другое время года. Именно осенней порой он решается приобретать в рассрочку дом, искать другое место работы, покупать акции и вообще браться за рискованные предприятия.
Типичный ньюйоркец не реже чем раз в году вспоминает, что его предки были поляки, или немцы, или итальянцы. Это бывает в день польского, или немецкого, или итальянского национального парада на Пятой авеню. С утра наш ньюйоркец достает из сундука польскую конфедератку, или напевает «Германия, Германия превыше всего», или просит жену приготовить настоящее итальянское спагетти на завтрак и обед, а также и на следующее утро. На параде он встречает своих отдаленных и близких братьев по крови, марширует, поет и затем возвращается домой в приподнятом настроении.
Никто и никогда не сказал и не скажет, что типичный ньюйоркец — поэт в душе. Это было бы сильнейшим преувеличением. Когда Боб или Джонни, подрастая, говорит, что он мечтает стать художником или писать стихи, то папа с мамой пугаются и не рассказывают соседям, что у них в семье такое несчастье. Но если папа-бизнесмен, а сынку нравится сутана пастора, то это еще не повод для семейной драмы: церковь тоже бизнес, это солидно, здесь можно добиться прочного успеха и со временем, быть может, заменить нью-йоркского кардинала Спеллмана.
Успех! Вот вожделенная цель типичного ньюйоркца! В уме он всегда ставит после слова «успех» знак равенства, за которым круглые цифры долларов, где количество нулей зависит лишь от фантазии индивидуума.
Успех любой ценой! В старом, но все еще популярном анекдоте умирающий отец говорит: «Делай деньги, сынок. Старайся делать их честно. Но если ты не сможешь делать их честно, то… все равно делай деньги!»
Один знаток утверждает, что типичный ньюйоркец часто путает такие понятия, как успех в делах и успех в любви: по его мнению, преуспевать — значит быть любимым почти автоматически.
В погоне за успехом ньюйоркец меняет профессии. Это, как утверждают, вообще типичная американская черта. Так, например, Гарри Трумэн был фермером, хорошим галантерейщиком, офицером, юристом, посредственным вице-президентом и плохим президентом. Гангстеры иногда обнаруживают в себе страсть к политике, политиканы — склонность к гангстеризму.
Считается, что средний ньюйоркец может сам починить электрический утюг, вымыть стекла в квартире, покрасить облупившуюся дверь. Это не мешает ему покупать машинку для резки хлеба, который он почти не ест, боясь располнеть, машинку для надевания башмаков и прочие технические новинки, рассчитанные в основном на ленивого, ничего не умеющего делать человека, к тому же лишившегося в молодости обеих рук, а позднее разбитого параличом.
Знатоки считают… Впрочем, ссылаясь на знатоков, я уже и так изрядно набил главку всяческим идеалистическим вздором. Однако, может быть, все же не вредно знать, как ньюйоркцы представляют себе самих себя?
Разрешите представить:
Миссис Джилборт, миссис Рингейт
Консультант по делам общественной благотворительности Джулиус Хорвитц посетил миссис Уилму Джилборт, живущую на одной из улиц Вест-Сайда, неподалеку от Центрального парка.
Миссис Джилборт встретила консультанта на пороге своей двухкомнатной квартирки. Гость протиснулся между косяком двери и углом печки в темную комнату, где на полутораспальной кровати обычно спят Леонард, Уильям и Томас, а на односпальной — Дебора и Джуди. Это младшие дети хозяйки. Г-н Хорвитц, который посещает квартирку миссис Джилборт не впервые, знает, что у Деборы астма, а Уильям — недоразвитый ребенок.
Во второй каморке, где ютится старшая дочь, Роберта, никогда не бывает солнечного света.
Г-н Хорвитц видит, что миссис Джилборт беременна.
— Где же вы поместите новорожденного? Ведь для второй детской кроватки нет места!
— В ящике шкафа, — отвечает та, — он и там отлично вырастет.
Консультант спрашивает о второй кроватке потому, что Роберта тоже беременна. Ей четырнадцать лет…
Г-н Хорвитц осведомляется затем об отцах будущих детей. Миссис Джилборт напрягает память. Вероятно, это помощник управляющего домом со Сто третьей улицы. Фамилия? Да кто же его знает! Он назывался Пимом, но это не настоящее его имя.
Инспектор записывает скудные данные в свою черную книжку и говорит прощаясь:
— Ладно, когда родится ребенок, мы выделим дополнительное пособие.
Он спускается затем на первый этаж, чтобы нанести визит миссис Рингейт. Дверь ее комнаты открывается прямо в уборную. Кухня — темная дыра с крохотным холодильничком и раковиной, опорожняемой с помощью резиновых шлангов.
В двух комнатушках миссис Рингейт — пять кроватей и две колыбели. В колыбелях семимесячные младенцы самой миссис Рингейт и ее семнадцатилетней дочери Глории, которая снова в положении.
У миссис Рингейт — следы ожогов на лице. Это ее старший сын, Лоуренс, плеснул в лицо матери жавелем. Сейчас Лоуренс в тюрьме. Мать очень беспокоится:
— Неужели и впрямь выпустят Лоуренса, мистер Хорвитц?
— Могут выпустить.
— Что же мне тогда делать?
