скромненькая районная газета на четырех небольших полосах.
«Нью-Йорк таймс» сегодня не только 500 страниц воскресного выпуска. Это огромное капиталистическое предприятие: почти 6200 рабочих и служащих, свои дома, контроль над бумажными фабриками, своя широковещательная радиостанция, свое агентство, снабжающее переваренными новостями свыше 70 газет в Соединенных Штатах и за границей. Это предприятие, которое оценивается во многие десятки миллионов долларов и приносит немалый доход своим хозяевам.
Я рад, что могу теперь подкрепить цифрами и фактами утверждение, на котором мои американские коллеги особенно настаивают. Да, теперь и я смело заявляю: все американские газеты располагают равными возможностями, причем у рабочей печати имеются даже преимущества!
Доказательства? Пожалуйста. «Нью-Йорк таймс» приходится платить деньги 935 журналистам, тогда как в рабочей газете «Уоркер» всего 9 сотрудников и, возможно, ее расходы на содержание штата еще сократятся: заботливое государство не раз обещало взять этот штат на тюремное довольствие. «Нью-Йорк таймс» живет в тесноте, занимая всего квартал да еще старую свою семнадцатиэтажную башню, тогда как редакция «Уоркер» расположилась в целых четырех комнатах. Хозяевам «Нью-Йорк таймс» материально помогают лишь несколько банков на Уолл-стрите, в то время как для «Уоркера» собирают деньги десятки тысяч рабочих. Видите, совершенно равные возможности. За «Уоркер» даже некоторый перевес.
Мы не видали г-на Артура Сульцбергера, издателя и одного из главных совладельцев «Таймса»: он не заглянул на редакционное совещание, напоминающее наши планерки.
Хозяева газеты обычно собираются в небольшом тихом зале при великолепной библиотеке, вокруг которой расположены также кабинеты «передовиков» — авторов редакционных выступлений на самые ответственные темы. Здесь заказывается и делается газетная политика.
Нас тоже посадили ненадолго за хозяйский полированный стол и познакомили с приглашенными сюда редакторами отделов. Четверо из них бывали в Советском Союзе, а остальные надеются побывать. Это руководители рабочего аппарата редакции, исполнители хозяйской воли, погонщики «легменов» и «дрессированных тюленей». Г-н Солсбери заметил полушутя, что он и его коллеги сидят здесь не по чину, и предложил перебраться из хозяйского святилища в кабинет редактора.
Кабинет г-на Кэтледжа — при главном журналистском цехе. По традиции дверь открыта настежь, и редактор может обозревать своих подчиненных. В кабинете — карта мира, фотопанно современного Нью- Йорка и гравюра, изображающая город во времена, когда вышел первый номер «Нью-Йорк таймс».
Пока редакторы отделов торопливо перечисляли, какие биржевые, спортивные, международные и прочие новости они хотели бы напечатать в следующем номере, я старался по убранству кабинета определить характер его владельца. На согнутом полуподковой столе лежала стопка книг. Среди них выделялось сочинение Эдгара Гувера о коммунизме, две-три другие антисоветские книжки и сборник статей о Кубе. Позади столика с тремя телефонами на книжной полке стояли портреты двух женщин и античная ваза с искусственными цветами. Возле аналоя для чтения полос «Таймса» висела картина отнюдь не абстракционистского толка, а весьма реалистически изображающая коровье стадо посреди зеленого луга с обильным травостоем. За приоткрытой дверью виднелась другая комната, с диваном для отдыха и телевизором.
Не успел я все разглядеть получше, как планерка кончилась: ровно полчаса, секунда в секунду. Г-н Кэтледж поблагодарил нас за внимание, и мы направились к выходу. Негр-привратник убирал флаги: закапал дождь.
«Нью-Йорк таймс» относят к числу лучших газет страны. По подсчетам одного американского публициста, в США на каждую хорошую газету приходится не менее двадцати пяти посредственных. Это утверждается в статье, характеризующей состояние американской культуры в целом и выразительно озаглавленной: «Духовные ничтожества царят везде».
Автор жалуется, что те новости, которые во многих пухлых газетах едва занимают шесть-семь страниц, представляют собой просто смесь пестрых сплетен, гороскопов, намеков, советов безнадежно влюбленным, комиксов, кроссвордов и глупых статей вроде: «Вы счастливы в замужестве? Проверьте вот на этом».
Он желчно порицает корреспондентов, которые используют официальные сообщения, а когда они оказываются неправильными, «с дурацким видом начинают преподносить прямо противоположное к великому недоумению читателей».
Статья принадлежит перу деятеля, выполнявшего весьма ответственные поручения в пропаганде «американского образа жизни». Ее написал Дэвид Саскайнд, один из популярнейших комментаторов американского телевидения.
Тот самый Саскайнд, который осенью 1960 года перед камерами телестудий атаковал позиции нашей делегации в ООН, затеяв политический спор, закончившийся, как тогда писала «Нью-Йорк таймс», в атмосфере ликования русских и уныния Запада.
Должно быть, время, протекшее с той поры, заставило даже г-на Саскайнда внимательнее приглядеться к тому, что он так защищал и отстаивал.
«Не покупайте у Кресса!»
Осень 1961 года. Человеческая карусель кружится у входа в магазин. Негры и белые. Они скандируют хором:
— Доунт ба-а-ай ин Кресс! Доунт ба-а-ай ин Кресс! (Не покупайте у Кресса!)
Останавливаться нельзя: тотчас вмешается полиция, И они кружатся, белые и негры вперемежку, увешанные плакатами: «У Кресса и Вулворта на Юге — сегрегация!», «Мы против раздельного обслуживания белых и негров», «Бойкотируйте Кресса и Вулворта — это справедливо!»
Мимо пикетирующих в широкие стеклянные двери идут белые и… негры! Я не поверил бы, если бы мне об этом рассказали. Но я видел сам. С вызовом, высоко подняв голову, прошел превосходно одетый молодой негр. Смеясь, шмыгнули в дверь две девушки негритянки. Но трое юношей — вероятно, старшие школьники — повернули от самых дверей. Это были белые ребята. И белая женщина с большим бумажным пакетом, постояв в раздумье, тоже не толкнула податливую стеклянную дверь.
Один из белых пикетчиков покинул пост, чтобы подкрепиться у стойки булочкой с поджаренной сосиской. Подсаживаюсь рядом. За что бойкотируют Кресса? За то же, за что бойкотируют Вулворта и Гранта, отвечает пикетчик, густо намазывая сосиску негорькой горчицей. A-а, г-н журналист из Объединенных Наций! Тогда ему весьма полезно знать, что эти фирмы имеют крупные магазины не только в Нью-Йорке, но и в Джорджии, Луизиане, Алабаме, Южной Каролине, Миссисипи. Там, на Юге, их двери распахнуты не так гостеприимно, как здесь. Магазины не обслуживают негров вместе с белыми. Негр не имеет права сесть на стул в буфете или закусочной при магазине, если даже все места свободны: он должен есть стоя. Разве это справедливо?
В некоторых южных штатах несправедливость освящена законом. Но разве не следует бороться против плохих законов? И люди борются, белые и черные. Слышал ли г-н корреспондент о сидячих забастовках студентов? Недавно судья приговорил восемь негров и пятерых белых к штрафу по 300 долларов и дал каждому по полгода тюрьмы. Здесь, в Нью-Йорке, спокойно, а на Юге парней и девушек, устраивающих сидячие забастовки у прилавков и стоек, хулиганы избивали бейсбольными палками, посыпали раны перцем, обливали жидкостью против тараканов. Однако ребята не сдаются. В конце концов Вулворту и Крессу придется уступить!
— Но я видел негра, который прошел в магазин мимо ваших пикетов. Как вы объясняете это?
— Слишком сложно, — уклонился от ответа мой собеседник.
Мы вернулись к магазину. Я простоял возле пикетчиков минут пятнадцать-двадцать. В двери прошел еще один негр. Я мог бы это понять, если бы Кресс торговал товарами, каких не найдешь поблизости. Но все, что есть в магазине, можно найти в соседнем примерно за ту же цену…
Проблема расового неравенства сложнее, чем иногда кажется издалека. Она при неизменной сущности с разной остротой ощущается на Севере и Юге. На Юге все обнажено, на Севере — прикрыто.
