l:href='#c311_9'>{9}. Подобная информация содержится и в «литере Б». При ее заполнении на вопрос «Был ли за границей?» И. В. Джугашвили ответил: «В Лейпциге в 1904 г. с целью скрыться от преследования»{10}.
Бросается в глаза еще одна деталь. После слов «больше я ничего не могу показать» дописано: «Из Лейпцига я вернулся после Высочайшего Манифеста 17 октября 1905 г. В Лейпциге я жил более года»{11}. Перед нами явная попытка задним числом расширить время «пребывания» за границей и подтянуть возвращение оттуда к осени 1905 г., когда вслед за Манифестом 17 октября последовал указ 21 октября об амнистии.
Мы знаем, что в 1904 г. И. В. Джугашвили не ездил за границу. Что же заставило его изменить свои первоначальные показания и дать сведения, не соответствующие действительности? Объяснение этому, по всей видимости, следует искать в том, что версия о пребывании за границей означала, что в течение этого времени им не могло быть совершено никаких противозаконных действий в России.
Если бы за границей И. В. Джугашвили пробыл 11 месяцев, то вернуться в Россию он мог в конце 1904 — начале 1905 г. Следует отметить, что в 1903–1905 гг. в Лейпциге находился М. Давиташвили и что на Кавказ он вернулся именно в начале 1905 г. Это дает основание полагать, что, выдвигая версию о поездке за границу, И. В. Джугашвили пытался пустить следствие по ложному следу.
Получив такую информацию, поручик А. Н. Боровков обязан был проверить ее достоверность. Вместе с тем требовалось выяснить, чем занимался задержанный после «возвращения» из-за границы, насколько соответствовала действительности его версия о том, что «Резолюция представителей Центрального комитета» попала к нему из Союза нефтепромышленных рабочих, каково происхождение «шести клочков бумаги с замечаниями, касающимися партийной работы». Однако, если судить по выявленным документам, до конца мая никаких следственных действий по данному делу А. Н. Боровков не производил.
22 мая последовало решение об отстранении его от переписки и передаче ее помощнику начальника Бакинского ГЖУ ротмистру Федору Виссарионовичу Зайцеву{12} .
По существовавшим правилам сразу же после ареста и возбуждения переписки требовалось составление «литеры А», а после первого допроса — «литеры Б». Однако «литера А» появилась на свет только 11 апреля, и только после этого в 7-м делопроизводстве Департамента полиции было заведено дело под № 2329{13}.
Что же касается «литеры Б», то она появилась лишь 23 мая 1908 г., т. е. на следующий день после принятия решения об отстранении А. Н. Боровкова от переписки, а в Департаменте полиции была зарегистрирована еще позже, 4 июня 1908 г. Знакомство с «литерой Б» обнаруживает некоторые расхождения между ней и Другими документами. Прежде всего из нее явствует, будто бы обыск был произведен «25 марта в квартире Джугашвили» и основанием для ареста послужили «агентурные сведения о [его] политической неблагонадежности, а также обнаруженная при обыске переписка, указывающая на принадлежность Джугашвили в качестве члена к Бакинскому комитету РСДРП» {14}.
Передача дела Ф. В. Зайцеву произошла 30 мая, когда А. Н. Боровков подписал последнее постановление:
«1908 г. мая 30 дня в г. Баку. Я отдельного корпуса жандармов поручик Боровков, согласно предписания начальника Бакинского ГЖУ от 22 сего мая за № 2948 постановил: настоящую переписку для дальнейшего производства представить отдельного корпуса жандармов ротмистру Зайцеву»{15}.
Формально последний приступил к производству переписки 6 июня, но уже 31 мая им были направлены необходимые запросы в Кутаисское и Тифлисское ГЖУ, а также в Дидилиловское волостное правление{16}. Подобный же запрос ротмистр Ф. В. Зайцев обязан был направить в Бакинское охранное отделение. Однако то ли он «забыл» это сделать, то ли полученный оттуда ответ до нас не дошел.
Первым на сделанные запросы уже 13 июня ответил Кутаис.
«Вследствие отношения от 31 мин[увшего] мая за № 3092 доношу, — сообщал начальник Кутаисского ГЖУ, — что крестьянин Дидилиловского сельского общества Тифлисской губернии и уезда Иосиф Виссарионов Джугашвили действительно привлекался при вверенном мне пункте в 1902 г. к дознанию в качестве обвиняемого в преступлении, предусмотренном 251 ст. Улож. о наказаниях, причем преступная деятельность его заключалась в том, что он был главным руководителем и учителем батумских рабочих в их рабочем революционном движении, сопровождавшемся разбрасыванием прокламаций с призывом к бунту и к ниспровержению правительства. Опознать же Джугашвили по представляемой при сем фотографической карточке ввиду давности времени никто из чинов вверенного мне пункта и полиции не мог.
К сему считаю нужным присовокупить, что названный Джугашвили, как видно из дел вверенного мне пункта, в том же 1902 г. привлечен был к дознанию в качестве обвиняемого при Тифлисском губернском жандармском управлении по делу о „Тифлисском кружке РСДРП“, по каковому делу являлся одним из главных виновных»{17}.
Тифлисское губернское жандармское управление, прежде чем ответить на письмо из Баку, обратилось с соответствующим запросом в Тифлисское охранное отделение, откуда 17 июня 1908 г. под грифом «Секретно» был направлен следующий ответ:
«С представлением настоящей переписки начальнику Тифлисского ГЖУ имею честь донести его высокоблагородию, что о поименованном здесь Джугашвили в делах охранного отделения имеются следующие сведения.
В 1902 г. Джугашвили привлекался при Тифлисском ГЖУ к дознанию обвиняемым по делу „О тайном кружке РСДРП в городе Тифлисе“, за что на основании Высочайшего повеления, последовавшего в 9-й день июля 1903 г., был выслан административным порядком в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции сроком натри года и водворен в Балаганский уезд Иркутской губернии.
5 января 1904 г. Джугашвили из места водворения скрылся и разыскивался циркуляром Департамента полиции от 1 мая 1904 г. за № 5500, в котором указаны подробные приметы Джугашвили.
По негласным сведениям 1903 г., Джугашвили состоял во главе Батумского комитета с[оциал]- демократической] р[абочей] партии и в организации был известен под кличкой Чопур. По тем же сведениям, в 1904 и 1906 гг. проживал в Тифлисе и занимался нелегальной деятельностью. Приложение: фотографическая карточка.
За начальника Тифлисского охранного отделения губернский секретарь Нарышкин»{18}.
Есть основания утверждать, что тифлисская охранка располагала и другими данными об И. Джугашвили (в частности, это касается вопроса о его аресте и побеге из-под стражи в 1905 г.), но почему-то не сочла необходимым включить их в свое письмо. В любом случае ее ответ перечеркивал версию о том, что до начала 1905 г. И. В. Джугашвили находился за границей и в политической деятельности не участвовал.
Письмо охранного отделения было получено Тифлисским ГЖУ 18 июня и здесь зарегистрировано под № 4959{19}. Ознакомившись с ним, начальник этого управления и одновременно по должности начальник Кавказского районного охранного отделения полковник А. М. Еремин карандашом начертал резолюцию: «Нет ответа о том, действительно ли лицо, изображенное на карточке, есть Джугашвили. Е[ремин]. 18.VI»{20}. По его распоряжению был поднят архив, и снизу на полях письма Тифлисского охранного отделения появилась следующая карандашная запись:
«<…> 2–232–234–290–4/902–102–113–133–138–139–146–148–152–153–155—<…>—201– 190/902–74–79–81–89–90–114–163–166–188–228–263–267–271–365—<…>—389–399–417–444–464– 486–489–494–515–533–549—[555]—558—[570]—585»{21}.
По всей видимости, это номера дел Тифлисского ГЖУ с указанием листов, на которых упоминалась фамилия И. В. Джугашвили.
24 июня Тифлисское ГЖУ направило своим бакинским коллегам следующий ответ:
«Возвращая фотографическую карточку Иосифа Виссарионова Джугашвили, сообщаю, что по
