Обычно, когда заходит речь о кредиторах революционного движения, называется всего несколько человек, из числа которых особую известность получили московский фабрикант Савва Тимофеевич Морозов{26} и его родственник, владелец мебельный фабрики Николай Павлович Шмит{27}. Причем упоминание их фамилий в подобном качестве обычно сопровождается оговорками, что в своей среде они являлись «белыми воронами»{28}.
Между тем, как писал Л. Б. Красин, «считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии, и в числе лиц, довольно исправно выплачивающих ежемесячные сборы от 5 до 25 рублей (т. е. 60–300 руб. в год. —
А вот свидетельство Л. Д. Троцкого: «До конституционного манифеста 1905 г. революционное движение финансировалось главным образом либеральной буржуазией и радикальной интеллигенцией. Это относится также и к большевикам, на которых либеральная оппозиция глядела тогда лишь как на более смелых революционных демократов»{30}.
«Если бы какой-нибудь историк, хотя теперь это вряд ли возможно (время стерло людей и следы), — писал Н. Валентинов, — захотел бы заняться исследованием, сколько на святой Руси было купеческих и банковских „Маякиных“ и „Гордеевых“, внесших в большевистские (и не только в большевистские. —
Одним из тех, через кого большевики получали деньги от своих кредиторов, был известный русский писатель А. М. Горький. «За время с 1901 по 1917 г. через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело Российской социал-демократической партии, — признавался он. — Из них мой личный заработок исчислялся десятками тысяч. А все остальное черпалось из карманов буржуазии»{32} .
Материальная помощь революционному движению осуществлялась не только в денежной форме. Она включала в себя также: а) предоставление квартир для партийных собраний, совещаний и т. д.; б) укрывание лиц, разыскиваемых полицией; в) помощь арестованным и ссыльным; г) передачу паспортов и других документов для легализации подпольной деятельности; д) участие в транспортировке запрещенной литературы и оружия, а также в их хранении; е) предоставление собственных адресов для нелегальной переписки или же пересылки корреспонденции; ж) использование своих счетов или же счетов коммерческих предприятий для хранения и перевода партийных средств; з) передачу революционным партиям соответствующей информации, которая могла быть использована в политических целях, и т. д.
«Брошюрная литература из большевистских типографий, а также и получавшаяся из-за границы и других городов, — вспоминал, например, член Московского комитета РСДРП 1905 г. А. В. Шестаков, — устраивалась на особых складах, главным образом в буржуазных квартирах <…>. Для подобных целей использовались квартиры даже таких господ, как С. И. Четвериков — фабрикант-октябрист, сын которого помогал нашей работе. Другой такой склад был устроен у кого-то из московских булочных королей», «весной и летом 1904–1905 гг. до „октябрьских свобод“ приходилось пользоваться квартирами врача Терьяна, в Комиссаровском училище у инспектора Лапшина, у Гариной (жены писателя Гарина-Михайловского) и железнодорожницы С. П. Пашуканис, у генеральши Я. А. Квятковской, у художницы Гирш в Бутырском районе и других… один раз пришлось использовать квартиру даже такой особы, как графиня Бобринская»{33}.
Свои Саввы Морозовы были почти во всех губерниях и более или менее крупных городах. Вот только несколько примеров. Город Александров Владимирской губернии — фабрикант Сергей Николаевич Баранов{34}, Воронеж — совладелец Товарищества механических заводов, бывший народоволец А. Н. Иванов{35}, Дальний Восток — рыбопромышленник Касьянов{36}, Казань — сын одного из владельцев торгового дома «М. Тихомирнов с сыновьями» В. А. Тихомирнов {37}, Калуга — владелец писчебумажной фабрики Гончаров{38} и лесопромышленник Горбунов{39}, Киев — «вдова Терещенко»{40}, Нижний Новгород — хлеботорговец, купец 1-й гильдии Николай Александрович Бугров{41}, Николаев — Михаил Абрамович Сойфер{42}, Пермь — пароходовладельцы Василий Михайлович Каменский{43} и Николай Васильевич Мешков{44}, Петербург — Софья Ивановна Буренина и семья Цейтлиных{45}, Рига — купец К. Д. Тагер{46} , Ростов-на-Дону — купец Николай Елпидифорович Парамонов{47} , Смоленск — купец Иосиф Гальперин{48}, Сызрань — агроном А. И. Ерамасов{49}, Тамбов — братья Ефим и Иван Дмитриевичи Мягковы{50}, Тверь — семья помещиков Дьяковых{51}, Урал — золотопромышленник Павел Александрович Конюхов{52}, Уфа — князь В. А. Кугушев{53} , Финляндия — председатель правления «Нурдиска Ференниге банкен» граф Маннергейм и купец Отто Нордберг{54}, Чернигов — Иван Николаевич Полторацкий{55}, Ярославль — владелец комиссионной конторы С. И. Брайнин{56} и т. д.
На сегодняшний день в моей картотеке около 300 фамилий тех, кто оказывал поддержку революционному движению и кого охранка именовала «симпатиками».
О масштабах этой помощи свидетельствует то, что 10 октября 1910 г. Департамент полиции счел необходимым обратиться к начальникам местных жандармских управлений и охранных отделенией со специальным распоряжением на этот счет.
«По поручению господина товарища министра внутренних дел генерал-лейтенанта Курлова, — писал директор Департамента полиции Н. П. Зуев, — прошу обратить внимание на лиц, явно не участвующих в революционных выступлениях, но сочувствующих противоправительственному движению и тайно оказывающих те или другие услуги революционной деятельности („симпатики“), вести учет этих людей, следить за всем происходящим в их среде и неуклонно доносить о всяком оживлении и революционном подъеме среди них»{57}.
Свои Саввы Морозовы были и на Кавказе.
Кто же здесь мог финансировать революционное движение, если вплоть до начала XX в. Кавказ представлял собой отсталую аграрную окраину Российской империи?
Когда дается подобная характеристика Кавказа, не учитывается, что в XIX в. здесь возникло два важных промышленных центра: Баку и Чиатуры, значение которых выходило далеко за пределы не только данного региона, но и России.
Революционное подполье и «нефтяные короли»
Город Баку приобрел широкую известность после того, как здесь в середине XIX в. началась добыча нефти. На протяжении нескольких десятилетий темпы развития бакинской нефтедобывающей промышленности опережали темпы развития этой отрасли в других странах. В 60-е гг. на долю России приходилось 0,2 % мировой добычи и 0,3 % добычи нефти в США, в 70-е гг. соответственно 9,3 и 10,7 %, в 80-е гг. — 30,8 и 47,6 %, в 90-е гг. — 45,6 и 92 %. В 1898 г. Россия обогнала США и удерживала лидерство до 1901 г., после чего начался спад, продолжавшийся до 1906 г. Затем добыча нефти стабилизировалась примерно на уровне 30 % мирового производства и 50 % производства США, а в 1911–1917 гг. сократилась соответственно до 15 и 25 %{1}.
Начавшийся в 60–70-е гг. XIX в. нефтяной бум вызвал приток в нефтедобывающую промышленность иностранного (главным образом английского, немецкого и французского) капитала, на долю которого к
