ли Врангеля, или другую, еще и по сие время не открытую территорию?
Повидимому, первое предположение отпадает. Об этом свидетельствует указание самого же Врангеля. Когда в 1820 году, прибыв в Нижнеколымск на основную базу экспедиции, Врангель стал собирать у местных жителей сведения «о предметах, относящихся к цели экспедиции», он к своему удивлению убедился, что здесь никто и не слышал об открытиях Андреева, а между тем о походах Павлуцкого, бывших гораздо ранее, местные жители знали в подробностях. Замечательное открытие Андреева могло ли быть забыто, когда помнили поездку его к Медвежьим островам? Признаюсь, все сии соображения не поселяли в нас большого доверия к открытиям сержанта Андреева», — замечает Врангель.
Но какую-то землю Андреев, вероятно, видел. В последнем случае перед нами — до сих пор не разрешенный вопрос.
Проф. В. Ю. Визе в своем интересном критическом анализе о гипотетической Земле Андреева[3] говорит, что «вопрос о существовании этой земли и в настоящее время остается не разрешенным», ибо «наши сведения о режиме вод, окружающих белое пятно Земли Андреева, также не дают достаточных оснований, чтобы высказаться о существовании этой гипотетической земли в том или другом смысле».
Вопрос о Земле Андреева интересен для нас не как указание сержанта Андреева на остров, получивший впоследствии наименование острова Врангеля (как мы убедились выше, этого острова Андреев увидеть не мог). Нам необходимо было лишь подчеркнуть, что в исторической последовательности событий, приведших к получению указаний об интересующем нас острове и стоящих в связи с путешествиями Врангеля, история работ Андреева сыграла немаловажную роль.
Знаменитое путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю было выполнено Врангелем в период с 1820 по 1824 год; преследовало оно двоякую цель. Прежде всего необходимо было разыскать ту землю (на севере от Чукотского полуострова), существование которой, как мы видели, удостоверялось многими слухами; во-вторых, Врангелю предписывалось произвести точнейшее описание берегов Сибири между Яной и Колымой и далее за Шелагским мысом. Для выполнения этого задания были сформированы два отряда: один под начальством лейтенанта Анжу должен был отправиться на реку Яну, другой же, которому предписывалось начать изыскания от реки Колымы, был поручен Врангелю.
Нас естественно больше интересует работа второго отряда. Отряд этот по численному составу был невелик. Помощниками Врангеля были — мичман Матюшкин, штурман Козьмин, доктор медицины Кибер, к тому же «сведущий по части естествознания», слесарь Иванинков и матрос Нехорошков, хорошо знакомый с плотничьим ремеслом.
В специально составленной для путешественников инструкции, Государственный Адмиралтейский департамент изложил цель и средства путешествия. Здесь особенно подчеркивался опыт прежних плавателей по Ледовитому морю, уже достаточно ясно показавший, что производить в летнее время опись берегов на мореходных судах из-за льдов невозможно. Так, сержант Андреев, — пояснялось далее, — в 1763 году и Геденштром с геодезистом Пшеницыным в 1809–1810—1811 годах «в весеннее время, с удобностью по льду на собаках объезжали и описывали, первый — Медвежьи острова, а двое последних — Ляховские острова и Новую Сибирь», а посему таковыми же способами надлежит руководствоваться и начальнику посылаемой экспедиции.
Иными словами, незаменимыми помощниками участников экспедиции должны были явиться собаки — единственно возможный транспорт для открытия «обитаемой земли, находящейся, по сказанию чукчей, в недалеком расстоянии». По подсчету самого Врангеля, для осуществления возложенных на него задач ему необходимо было 50 нарт и 600 собак! Целая собачья армия, которой ему, конечно, не удалось раздобыть.
Двухтомный труд Врангеля, изданный на русском языке в 1841[4] году и затем переведенный на французский и английский языки, по всесторонности описания представляет выдающееся явление в географической литературе. Здесь содержатся самые разнообразные географические материалы: картины природы, описание страны, нравы и обычаи народонаселения, промыслы и богатства Сибири. Из всего этого богатого материала мы сможем использовать, разумеется, лишь немногое, непосредственно относящееся к нашей теме.
Оба отряда экспедиции отправились из Петербурга в марте 1820 года и лишь в ноябре прибыли в Нижнеколымск на основную базу путешествия. Готовясь к предстоящей поездке, Врангель всего больше был озабочен подбором подходящих собак и их обучением. «В подобных занимательных для нас изысканиях, упражнениях на обсервации и опытах над скоростью бега собак проходило время неприметно, и каждый день научал нас чему-нибудь новому».
Непривычные к якутской зиме путешественники страдали от морозов настолько свирепых, что захватывало дыхание, а лед, по здешнему обычаю вставленный в окна вместо стекол, растрескивался. «В избе моей, — пишет Врангель, — пылал беспрестанно огонь, но, невзирая на то, в ней было так холодно, что я принужден был сидеть в шубе и теплых сапогах, и когда писал, то чернила мои отогревались в горячей воде».
Близилось время отправления. Вместо 50 нарт и 600 собак он имел лишь 6 нарт с соответствующим числом собак. В дополнение к шести нартам, предназначавшимся лишь для продовольствия, были приготовлены еще три нарты, нагруженные приборами, снаряжением и одеждой.
18 февраля экспедиция тронулась в путь. Промежуточной базой Врангель избрал небольшой островок, расположенный в устье восточного рукава Колымы. Здесь он нашел сооруженные нижнеколымскими промышленниками два сарая, «служащие защитою от сильных морских ветров». «Это подобие человеческого жилья называлось Сухарное. Местность, по которой продвигались наши путешественники, произвела на них самое безотрадное впечатление». «Здесь глазам представляется, — замечает Врангель, — необозримая снежная равнина, и ужасное однообразие прерывается только кой-где выставленными ловушками для песцов. Со временем привыкаешь ко всему, но первое впечатление при виде необъятного пространства земли, покрытого саваном снегов, ни с чем не может сравниться; даже радуешься, когда ночь, покрывая все темнотою, производит какую-нибудь перемену».
Отсюда, в конце февраля, отряд Врангеля двинулся вдоль берегов Ледовитого океана на восток, намереваясь, насколько позволят обстоятельства, продвинуться возможно дальше. Морозы, упорно державшиеся ниже—30°, сильно тормозили продвижение наших путешественников. Приходилось часто разбивать палатку, чтобы отогреться чаем. Шесть тонких, длинных шестов, воткнутых в снег и связанных в верхних концах, обтягивались оленьими шкурами, получалась коническая палатка. «При бурной погоде, — замечает Врангель, — в сих странах обыкновенно господствующей, жилище наше было в беспрестанном движении и нагибалось то на ту, то на другую сторону, что нас нимало не беспокоило; гораздо неприятнее бывало, когда ветер срывал всю палатку. Но и к тому привыкли мы впоследствии и, покрывая внешние стороны палатки до некоторой высоты снегом, вовсе отклоняли такое неудобство».
Установленный палаточный режим соблюдался Врангелем и во все его последующие путешествия по востоку Сибири. Путешествие совершалось обыкновенно в расстоянии от 50 до 300 сажен от морского берега, «море было покрыто твердою и гладкою снежною корою, по которой наши нарты, снабженные ледяными полозьями, так легко скользили, что собаки без всякого принуждения бежали очень скоро». Убийственное однообразие раскинутых вокруг снежных равнин настолько удручало, что путники каждый раз испытывали особенную радость, встречая по пути груды покинутого на берег плавника. Однако продвижению и производству различных наблюдений мешал холод. Например, при работе с секстантами, кожа пальцев и лица так примерзала к инструментам, что на пораженных местах образовывались воспаления и раны. Приходилось прибегать к особым предосторожностям, как то: обвертывать инструменты войлоком, при наблюдениях задерживать дыхание, «иначе стекла и зеркала мгновенно покрывались тонким слоем льда или инеем, что происходило даже от одной испарины нашего тела». «Несмотря на то, мало-по- малу достигли мы такой ловкости, что производили наши наблюдения при 30° мороза, и ночью, при тусклом свете маленького ручного фонаря, с достаточной точностью сосчитывали на дуге секстанта градусы, минуты и секунды…»
Остроумное изобретение, введенное Врангелем для защиты собак от холода и поражений лап, заслуживает особенного внимания полярников. На лапы собакам надевался род обуви, сшитой из прочной кожи, «а более чувствительные, менее прочих покрытые волосами и замерзанию подверженные части тела» обвертывались лоскутками шкур. Эта небольшая предосторожность принесла всем экспедициям Врангеля
