статистический учет. Так вот, именно кипу, а точнее содержавшаяся в них информация, и была тем материалом, который вдохнул жизнь в систему управления и контроля Тауантинсуйю. В стране действовал целый институт кипукамайоков — «начальников над кипу». Он играл столь важную роль, что ее невозможно переоценить.
В кипу фиксировалось буквально все, что поддается цифровому учету. Сами кипу являлись цифровыми знаками инков, всех кечуа. И нет никакого преувеличения, когда мы говорим, что в кипу фиксировалось буквально все. Это был тотальный охват всего, что можно было охватить с помощью учета не только количественного, но и качественного.
Кипу «знали», сколько человек проживало в любом из селений и во всем царстве, сколько из них было мужского и женского пола, как они были разбиты по возрасту и по состоянию здоровья, сколько среди них было женатых и вдовых, сколько ушло на войну и на общественные работы, сколько людей и какой работой занимались сегодня и сколько они могли произвести того или иного продукта и так далее и тому подобное. Но не только люди и результаты их труда, а сама природа и ее потенциальные возможности были зафиксированы в кипу.
Учет велся с такой скрупулезной точностью, что испанцы, столкнувшись с работой кипукамайоков, отказывались верить в возможность столь подробной фиксации самых простых и обыденных вещей. При этом кипукамайоки с такой оперативностью выдавали информацию, что их действия легче всего было признать за проделки дьявола (особенно когда речь шла о просьбах индейцев вернуть им то, что было взято испанцами).
Кипукамайоки имелись в каждом селении. Даже в самом маленьком из них было не менее четырех кипукамайоков. Они занимались учетом и хранением кипу. Они же по требованию соответствующего начальника в любой момент выдавали необходимую информацию. Видимо, все кипу изготовлялись сразу же в нескольких экземплярах, один из которых хранился на месте, а другие отправлялись вышестоящему начальству. Суммированные данные поступали по инстанции все выше и выше, пока не оказывались в руках у Инкап Кипокамайокнин Чильке Инка, личного секретаря правителя, обязанного в любой момент доложить сапа инке положение дел в его царстве.
Таким образом, институт кипукамайоков не только наполнял конкретным содержанием работу огромного управленческого аппарата инков, но и сам по себе был важной составной частью этого аппарата. По своей структуре он точно соответствовал административно-бюрократической лестнице царства.
Должности кипукамайоков передавались по наследству, чтобы в их работе сохранялся высочайший профессионализм, ибо навыки записи в кипу и их прочтения прививались будущим начальникам над кипу с самого раннего детства. И еще. Кипукамайок мог ошибиться только один раз, поскольку за каждую ошибку он расплачивался своей головой.
Рассказ третий: Испытание
Майта прибежал первым. Он всегда обгонял сверстников и товарищей. Апукамак, словно рыба, глотал воздух широко открытым ртом, когда Майта оставил его позади. Это было ровно на полпути от священного холма Ванакаури до Камня крепости Саксайуаман. В пылу состязания можно не заметить, кого обгоняешь, но Майта заметил принца-наследника. Бегуны были сынами Солнца, и в этой борьбе все равны. Все.
Теперь, отдыхая рядом со старыми капитанами, встречавшими бегунов, Майта видел, что впереди отставших бежало пять или шесть юношей, но среди них не было Апукамака. Они тоже обогнали принца. Стоявшая вдоль дороги шумная и пестрая толпа закрывала остальных бегунов, и Майта перестал смотреть на дорогу. Ему стало не по себе, но уж слишком медленно бежал Апукамак. Эти пять тоже обогнали принца…
— Апукамак — капитан желтых! — провозгласил Капак Юпанки, которому Единственный поручил быть главным судьей Вараку. — Майта — капитан синих, — тем же бесстрастным голосом произнес полководец. Толпа взорвалась восторженными криками, одобряя решение Капака Юпанки…
А до бега они провели шесть дней в Доме новичков. В сутки лишь горсть сырой сары — кукурузы и кувшин родниковой воды. Шесть дней длился этот пост, а на седьмой бег выявил капитанов. В дни поста с новичками находились прославившиеся в делах мира и войны старые инки, чтобы никто из испытуемых не покинул холодные каменные стены дома, стоявшего особняком в Колькампате. Все шесть дней их отцы и братья постились, моля Солнце-Инти дать, силы юношам в трудном состязании.
Законы Вараку были суровы, но справедливы. Стоило, например, попросить еще одно зернышко сары или с завистью поглядеть на товарища, когда он ел свою порцию кукурузы, как старые инки сразу выводили из дома такого обжору. На этом для него заканчивался Вараку и начинались дни позора…
Новички не бездельничали. В первый же день поста им дали по длинной палке и камни, из которых делали наконечники для пик. Первым свою пику сделал Майта. На огне — каждый сам разжигал костер на каменном полу дома — он выпрямил палку и прикрепил к ее толстому концу наконечник, который сам же «заточил» каменным молотком. На второй день новички чинили луки и стрелы — здесь отличились два новичка из Чинчайсую. В другие дни поста юноши изготавливали круглые щиты вальконка, мастерили пращу из индейского дрока, прилаживали острые шипы к боевой макане. Затем чинили рваную одежду, а в последний день каждый сделал себе пару усут — сандалий.
Каждый день Вараку начинался с рассказов о Манко Капаке и остальных сапа инках, об их подвигах и деяниях. Когда старый инка внезапно умолкал, тот из юношей, на ком останавливался его взгляд, должен был закончить начатую им песню — таки сынов Солнца. Это тоже был экзамен…
На следующий день после бега Апукамак отвел свой отряд желтых к учебной крепости. Она казалась игрушечной на фоне гигантских бастионов Саксайуамана, хотя ее стены были высотой в два человеческих роста. По команде синие во главе с Майтой начали штурм. Они сражались с великим ожесточением, и, если бы их оружие не было учебным, с тупыми наконечниками, обмотанными хлопком и шерстью, оба отряда понесли бы большие потери. Правда, один из новичков лишился глаза: слишком метким оказался стрелок из лука.
Было похоже, что синие так и не возьмут крепость, но они внезапно изменили тактику. Вместо того чтобы в одиночку карабкаться на стены, юноши построили живую лестницу из бронзовых тел, и Майта взлетел по ней на камень-трон учебной крепости. Ликующая толпа поздравила синих.
Два следующих дня также прошли в состязаниях: новички боролись друг с другом, подымали огромные камни, чтобы выявить сильнейшего, метали дротики, стреляли из лука на дальность полета стрелы и по мишеням, определяя самых метких. На третий день настала очередь желтых штурмовать крепость. Уже начало смеркаться, а желтые никак не могли одолеть синих. Но внезапно в рядах обороняющихся возникло замешательство, ряды разомкнулись, и Апукамак проскочил на камень-трон. Всеобщему ликованию не было предела. Только старые инки, опытные в делах войны, с недоумением покачивали головами…
Широко расставив ноги, плотно прижав руки к обнаженному телу, Майта стоял в правой цепочке новичков. Так случилось, что прямо против него в такой же позе встал Апукамак. Цепочки разделяли четыре шага, две длины одноручной маканы. Лучший из лучших фехтовальщиков шел между шеренгами. Нет, он не шел, а метался как ястреб между новичками. Его макана вертелась в сумасшедшей пляске вокруг обнаженных тел, и поднятые ею струи воздуха, казалось, шевелили коротко остриженные волосы будущих воинов Солнца.
За поведением новичков следили старые инки, не спускавшие глаз с испытуемых. Чуть дернется нога, вздрогнет мускул или моргнет глаз, с испугом провожая мелькнувшую перед носом макану, и сразу вон из шеренги, из Вараку в этот последний для испытуемых день. Майте казалось, что фехтовальщик раз за разом возвращается именно к нему, и макана пела свою песню только ему одному. Глаза от напряжения болели, он старался совсем не моргать. Он видел только лоб Апукамака, но лоб начал терять свои обычные очертания, а затем и краснеть. «Неужели кровь?» — мелькнула мысль, но этого не могло случиться. Даже если бы сам новичок бросился на макану, не выдержав испытания, то и тогда фехтовальщик успел бы предотвратить их столкновение — таким искусным был воин-инка…
Юношей окружили женщины. Они обтирали потные от напряжения тела. Родные сестры одевали им,