спецслужб. Причем показательно, что не знавший отмеченного выше разговора А. И. Солженицына с В. Т. Шаламовым, Г. Тюрк тоже датировал первые контакты А. И. Солженицына с ЦРУ 1964 г. (68).
В 1994 г. вопрос о связях А. И. Солженицына с ЦРУ снова был вынесен на страницы печати В. В. Жириновским (69). Комментируя эти публикации В. Е. Максимов писал: «Сейчас, в особенности после статьи В. Жириновского в „Московском комсомольце“ вдруг заговорили о роли ЦРУ в конструировании личности Солженицына с самых первых его литературных и общественных шагов. Я не думаю, что дело обстояло так примитивно просто» (70). Показательно, что В. Е. Максимов не отверг версию В. В. Жириновского, а объявил ее лишь примитивной. Между тем на этот счет он был достаточно информирован.
Мы уже знаем, что к рождению «Континента» самое непосредственное отношение имела влиятельная издательская империя Акселя Шпрингера. Между тем, если верить М. В. Розановой, несмотря на это главный редактор журнала В. Е. Максимов смотрел на А. И. Солженицына снизу вверх. Сравнивая в этой связи А. И. Солженицына и его окружение с Цека партии, а редакцию издаваемого В. Е. Максимовым журнала — с обкомом, главную причину подобной иерархии М. В. Розанова видит в том, что за спиной А. И. Солженицына стояла еще более влиятельная сила — ЦРУ. «Журнал „Континент“, — пишет она, — например, финансировала одна американская организация под названием ЦРУ. Максимов считал, что Александр Исаевич в этом ЦРУ пользовался большой популярностью, что к его мнению прислушивались» (71).
Какие конкретно отношения существовали между А. И. Солженицынм и американскими спецслужбами, это пока тайна. Однако есть основания думать, что там к его мнению действительно «прислушивались». В связи с этим прежде всего следует вспомнить уже упоминавшегося Вильяма Одома, при участии которого была вывезена за границу наиболее важная часть солженицынского архива.
Поскольку Вильям Одом был профессиональным разведчиком и, более того, входил в состав американской резидентуры в Москве, он мог взять на себя такую ответственность только в том случае, если имел на это разрешение своего непосредственного начальника контр-адмирала Майо, а тот в свою очередь разрешение Вашингтона (72). Но Вашингтон мог дать согласие на операцию по спасению архива писателя- диссидента только при двух условиях: если к моменту высылки он уже был связан с американскими спецслужбами или же если эти службы планировали использование писателя в своих целях за границей.
Несмотря на то, что В. Одом согласился участвовать в вывозе солженицынского архива, он поставил условием, чтобы о его причастности к этому никто не знал, даже А. И. Солженицын. Несмотря на это, Александру Исаевичу удалось установить личность своего благодетеля. Если бы в данном случае им двигало чувство благодарности, все могло ограничиться его благодарственным письмом на имя В. Одома. Однако, если верить Александру Исаевичу, он счел этого недостаточным и во время своего пребывания в США не только розыскал В. Одома, но и встретился с ним лично. Об этом в «Теленке» содержится лишь одна мимолетом брошенная фраза: «С Вильямом Одомом я познакомился уже в Америке, еще годом позже — в
Но что ему могло дать знакомство с человеком, которого он характеризует как «доктора исторических наук», «профессора русской истории»? Чтобы понять это, необходимо учесть, что В. Одом никогда не был «доктором исторических наук», не являлся специалистом в области «русской истории» и в Москве на должности помощника военного атташе оказался совсем по другой причине.
Родился Вильям Одом 23 июня 1932 г. Еще в юности он сделал свой выбор и поступил в Военную академию США, которая находится в городе Вест-Пойнт, штат Нью-Йорк. Закончив ее в 1954 г. (74), он с самого же начала избрал для себя профессию не историка, а разведчика. По этой причине он не только «изучал русский язык», но и «прошел парашютную и диверсионно-разведывательную подготовку, а также посещал колледж Генерального штаба» (75).
Затем его след теряется, нам известно лишь то, что «в 1962 г.» он «получил степень магистра политологии в Колумбийском университете» (76). Чем занимался В. Одом с 1962 по 1964 г. тоже неизвестно. В 1964 он был направлен офицером связи армии США в Европу и прикомандирован к Группе советских войск в Германии, после чего в 1966–1969 гг. мы видим его преподавателем Военной академии (77). В 1970 г. В. Одом защитил в Колумбийском университете новую диссертацию и получил степень доктора политологии. В 1970–1971 гг. он находился во Вьетнаме, в 1972–1974 гг. был заместителем военного атташе США в Москве (78), после чего снова вернулся на преподавательскую работу в Вест-Пойнт (79).
Интересно сложилась его дальнейшая судьба: «С 1977 по начало 1981 г. — военный консультант советника президента США по национальной безопасности Збигнева Бжезинского. С ноября 1981 г. — заместитель по разведке начальника штаба сухопутных сил США. Генерал-майор (1982). Генерал-лейтенант (1984). В мае 1985 г. был назначен директором Агенства национальной безопасности и главой Центральной службы безопасности. 1 августа 1988 г. ушел в отставку и покинул действительную военную службу» (80). В 1994 г. мы видим его на посту члена Совета по международным отношениям и президента корпорации «Форд моторз» (81).
Чем выше поднимался В. Одом по ступеням своей служебной лестницы, тем большее значение должно было приобретать для А. И. Солженицына это знакомство.
То немногое, что сейчас нам известно о А. И. Солженицыне свидетельствует, что почти сразу же после первых публикаций он оказался в поле зрения учреждений, связанных с зарубежными, в том числе американскими спецслужбами, а затем установил с ними по меньшей мере опосредованные связи (НТС, РСХД и ИМКА-пресс).
Эти связи осуществлялись как через советских граждан, выезжавших за границу, как через иностранных граждан, бывавших в СССР (прежде всего иностранных студентов и журналистов), так и через иностранные дипломатические службы. О существовании подобных связей мы можем говорить по крайней мере со второй половины 60-х годов.
Со временем эти контакты расширялись и укреплялись, особенно после высылки писателя за границу. Более того, со временем он занимает в некоторых финасируемых американскими спецслужбами учреждениях влиятельное положение.
В одном из своих выступлений М. Л. Ростропович предложил поставить на Лубянской площади вместо поверженного памятника Феликса Дзержинского памятник Александру Солженицыну (82). Полностью поддержал бы это предложение, если бы не сомневался, что правильнее: поставить помятник писателю в Москве на Лубянке или же в Лэнгли под окнами ЦРУ?
Послесловие
«Глупость или измена»?
Судьба А. И. Солженицына представляет интерес не только сама по себе, но и потому что в ней отразилась судьба диссидентского движения, к которому он принадлежал и одним из кумиров которого долгое время являлся.
Это движение было порождено внутренними противоречиями, которые существовали в советском обществе и питали как недовольство условиями жизни, так и недоверие к власти. Из среды недовольных выделялись отдельные лица, способные открыто выражать свои взгляды и готовые бороться против существующего режима. Сначала это были десятки, затем сотни, к середине 80-х годов уже тысячи человек[70] (1).
То, что в развитии этого движения были заинтересованы зарубежные спецслужбы, не удивительно. Не удивительно и то, что зарубежье оказывало как моральную, так и материальную поддержку проявлениям социального протеста в советском обществе. В результате независимо от их желания диссиденты играли роль своеобразной «пятой колонны».
Если бы падение этого режима открывало возможность для более полного и рационального использования того экономического и культурного потенциала, которым располагала наша страна, если бы
