двери красного дерева были закрыты неплотно, оставляя узкую щель. Сквозь нее доносился визгливый крик Салида:
— Гроуб! Это наверняка Питер Гроуб! Ни у кого больше не хватит смелости! — Салида умолк, словно слушал кого-то.
— Я не боюсь обострить конкуренцию, — рявкнул он в ответ. — Нужно получить в два раза больше, чтобы возместить потери, только без объяснений и угроз. Просто делай, что тебе говорят.
Он с треском бросил трубку, и наступила гнетущая тишина.
Агилар перевел дыхание, поправил шляпу и шагнул вперед. Он рассчитывал, что, взяв инициативу разговора в свои руки и рассыпаясь улыбками, сможет отвлечь наркобарона от неприятностей.
Но охранник остался на месте, с винтовкой на плече, закрывая доступ в покои. Он покачал головой, предупреждая их:
— Пока нельзя, это неблагоразумно. Минутой позже из комнаты послышалось пение. Судя по всему, исполнялась оперная ария. Голосу певца, доносившемуся из динамиков мощной стереосистемы, вторил визгливый фальцет, звучащий едва ли не резче павлиньего крика во дворе. Пели, видимо, о невыразимых человеческих страданиях на непонятном Агилару языке. Он знал, что Салида тоже не понимает ни слова, но мафиози любил пускать пыль в глаза, желая снискать славу знатока искусств. Почти пять невыносимых минут продолжалась эта пытка, затем пение резко оборвалось и его заменила более спокойная классическая оркестровая пьеса.
Услышав, что зазвучала другая музыка, охранник распахнул правую створку двери и жестом разрешил им войти. Агилар и Карлос Баррехо протиснулись в дверь плечом к плечу, хотя Агилар считал, что должен пройти первым, так как сегодня именно ему принадлежала главная роль. Сзади Пепе с трудом тащил коробку с упакованной реликвией. Ксавье Салида повернулся к ним, протягивая навстречу руки и сияя почти неподдельной радушной улыбкой. Агилар был поражен столь быстрой сменой его настроения.
— Приветствую вас, друзья мои, — воскликнул Салида.
На нем был превосходно сшитый костюм и шелковая белая рубашка, из кармана пиджака спускалась золотая часовая цепочка. Агилар поклонился и, сняв шляпу, прижал ее к груди жестом просителя.
— Мы счастливы, что вы пожелали видеть нас, эччеленца, — сказал он. — Хотим предложить вам еще одну замечательную древнюю вещь. Такой вы никогда не видели.
Салида вздрогнул:
— Фернандо Викторио Агилар, ты хочешь сказать, что каждый раз приносишь что-нибудь в мой дом?!
— А разве не так? — улыбнулся Агилар. — Разве вы обычно не покупаете то, что я приношу?
Он жестом приказал Пепе подойти поближе и поставить коробку на низкий стеклянный столик рядом с письменным столом хозяина.
Карлос Баррехо стоял неподвижно, стараясь выглядеть подтянутым в своей полицейской форме. Агилар тем временем окинул взглядом комнату. Знакомая ему коллекция картин в тяжелых позолоченных рамах; скульптурки майя на подставках, несколько образчиков искусства доколумбового периода бережно помещены в стеклянные витрины, остальные расставлены на подоконниках. Салида выставлял напоказ только те изделия, в подлинности которых был уверен. Остальные в ожидании экспертизы лежали в ящиках. В дальнем углу комнаты разместилось несколько бочонков с дорогими винами.
Агилар знал, что, несмотря на богатство и влияние, Ксавье Салида был человеком малограмотным. Будучи уже взрослым, он нанял учителя, чтобы научиться читать. Бедняга учитель старался изо всех сил, но мало преуспел и однажды, выпив слишком много текилы в местном кабачке, позволил себе безобидную шутку над безграмотностью своего ученика… Салида тут же уволил его.
Два других наставника добились немногим больше, сумев вложить в голову великовозрастного ученика лишь поверхностное представление о живописи и музыке. С тех пор Салида, по его собственному мнению, превратился в тонкого ценителя прекрасного. Он ел дорогую севрюжью икру. Пил превосходные вина. И считал, что со знанием дела коллекционирует дорогие произведения искусства.
Прекрасно зная обо всем этом, Агилар пользовался невежеством хозяина виллы, не забывая непрестанно ему льстить. Со своей стороны, Ксавье Салида предпочитал скупать у Агилара все, что бы тот ни предложил, чем сознаваться в своей неосведомленности.
Но на этот раз Агилар был уверен, что принесенная им вещь действительно совершенно особенная.
Пеле отошел от стеклянного столика, вытер вспотевшие ладони о штаны и застыл в ожидании дальнейших указаний.
Салида жестом указал на коробку:
— Ну, продолжай, Фернандо, открой ее, дай посмотреть, что ты нашел на этот раз.
Агилар нетерпеливо обернулся к Пепе и дал тому знак. Молодой индеец сорвал упаковочную бумагу и вцепился в заколоченную крышку ящика. Он с усилием дергал ее, пока гвозди не выскочили и крышка не слетела. Тогда он смахнул бумагу со стола и осторожно извлек загадочный предмет.
Наркобарон затаил дыхание и, очарованный, шагнул вперед. Агилар почувствовал, как забилось сердце: это была именно та реакция, на которую он рассчитывал.
Перед ними стоял абсолютно прозрачный куб высотой чуть больше фута. Подобно оптической призме он излучал мерцание, переливаясь всеми цветами радуги, словно его грани были усыпаны мельчайшими бриллиантами. Внутри куба виднелось множество странных и непонятных деталей, соединенных между собой искрящимися прозрачными волоконцами. Агилар считал, что находка похожа на самые сложные в мире часы, с механизмом, изготовленным из хрусталя. В прозрачных стенках были просверлены крохотные отверстия. По углам и в центре, ближе к верхней плоскости, мелькали подвижные квадратики. На поверхности куба кое-где была нанесена гравировка, напоминающая непонятные письмена майя.
— Что это? — спросил Салида, дотронувшись до одной из граней и сразу отдернув пальцы, словно обжегшись. — Он холодный, даже в такую жару он холодный!
— Это великая загадка, эччеленца, — сказал Агилар. — Я ничего подобного не видел, несмотря на мой археологический опыт. По правде говоря, его археологический стаж был весьма невелик, но то, что с такими вещами ему не приходилось сталкиваться прежде, прозвучало совершенно искренне. Впрочем, в Кситаклане всегда находили множество необычных вещей.
Хозяин виллы склонился над странным предметом, полуоткрыв рот: он был в восторге.
— Откуда это?
И Агилар понял, что очень выгодная сделка сладится.
— Эта древность с новых тайных раскопок в Кситаклане, с нетронутого пока участка. Мы сейчас как раз выносим оттуда самые ценные находки. Но, боюсь, очень скоро там появится новая археологическая экспедиция и заберет немало интересного. Лицо Карлоса Баррехо помрачнело.
— Они хотят украсть ценности из Кинтана-Роо, — сказал он, — и увезти в свою страну.
Агилар надеялся, что шеф полиции не очень возбужден, иначе не избежать одной из его бесконечных политических речей.
— Да, но мы постараемся «сохранить», что возможно, пока это не случилось, — улыбаясь, вставил он. — И вы, конечно, наш самый уважаемый клиент, эччеленца Салида.
Фернандо Викторио Агилар вырос на улицах Мериды. Его мать была проституткой. Она с детства научила сына воровать, так что жили они в относительном достатке. Однако он быстро понял, что кража есть кража, не важно, что ты украл — фрукты на рынке или «мерседес-бенц». Однажды ночью, выпив бутылку мескаля, Агилар со смехом сказал:
— Если вы хотите украсть манго, лучше украдите у туриста часы с бриллиантами, продайте их и всю жизнь ешьте манго. Кража есть кража, так почему бы не взять самое лучшее.
Тем не менее, несмотря на свое воспитание, воруя, он испытывал в душе некоторый дискомфорт. Видя горе или страх на лицах владельцев магазинов и туристов, которых обкрадывал, он порой ощущал приступы раскаяния.
Однако, к своему восторгу, он вскоре обнаружил, что кража древних ценностей — совершенно другое дело. Здесь ты воруешь у давно умерших людей, поэтому им нет до этого дела. На этом можно заработать гораздо больше денег, и риск не так велик, как если «щипать» туристов в Канкуне.
Конечно, этому суждено продолжаться до тех пор, пока сующие во все свои длинные носы
