объятиями».
Лишь неприятно саднило понимание того, что его, скорее всего, повяжут кровью, как это делается в любых бандах и многократно расписано и показано в кино, чтобы навсегда отрезать путь назад. Другое дело, как это будет выглядеть…
«Ну не подведут же мне кого-нибудь, не вложат просто так пистолет и не прикажут убить?!» – обнадеживал себя Иннокент.
На такое он ни за что не пойдет, и пираты будут трижды дураками, если предложат подобный вариант. Нет, по мнению Каина, это будет что-то другое, но обязательно с кровью.
Бывший капитан постарался отогнать от себя тяжелые мысли, но на смену одним приходили другие, ничуть не легче.
– Лара…
Это приятное воспоминание оказалось отяжелено пониманием, что с ней тоже все кончено. Вообще, если он сейчас не встанет и не уйдет, его пригвоздят к пиратскому сообществу, и другого пути кроме того, что ему предложат, у него не будет.
Но Каин Иннокент не встал и не ушел, и стоило ему окончательно принять решение остаться, отдаться течению судьбы, как он почувствовал странное облегчение, граничащее с опустошенностью, и с удивлением осознал, что, оказывается, все это время внутреннего противоборства у него чудовищно болела голова. А теперь все как рукой сняло.
Парочка разбойников вернулась только под вечер.
– Не ушел, – странно хмыкнул Семам.
– Часто уходят? – поинтересовался Каин.
– Бывает… как реально поймут, во что ввязываются, сойдет напускная бравада, зачастую вызванная алкоголем, так только и видно, как пятки сверкают. Я уж молчу про желторотых романтиков пиратской жизни, – посмеялся Семам.
– Но тебе действительно деваться некуда, кроме как к нам, – кивнул Вайю. – Ничего, у нас люди тоже живут, и хорошо живут.
– Держи, – Семам бросил Каину небольшой пистолет.
Тот плюхнулся рядом на диван. Иннокент взял в руки оружие и прочитал:
– Парабеллум. Зачем?
– Если что, отстреливаться будешь… – хмыкнул Вайю, пряча улыбку.
Разбойники взглянули друг на друга и, не выдержав, громко захохотали, аж до слез. Каин лишь криво улыбнулся, он тоже смотрел фильм «Двенадцать кресел».
– Модель редкая, специально для таких случаев таскаю, – признался Семам.
Иннокент протянул пистолет владельцу.
– Нет-нет, утром будем уходить в горы, так что оружие тебе действительно потребуется.
– Будем уходить в горы… – повторил Вайю и прыснул, после чего парочка вновь заржала.
«Кайфанули где-то влегкую, – подумал Иннокент, – да и фильм у них, наверное, в числе любимых, про тайник с золотом и бриллиантами».
Каин вновь осмотрел оружие, выщелкнул обойму. Действительно боевое, тупоголовые пули девятого калибра тускло поблескивали смазкой. И если в механизме ничего не подпорчено, то он может их взять и застрелить…
«Хорошая мысль, – подумал он, тут же поправившись перед самим собой: – в смысле проверить оружие».
40
– Подъем, камрад! – хлопнул Каина по плечу Вайю. – Хватит дрыхнуть.
– Я уже не сплю…
– Правильно, уходить пора.
– Но сначала немного грима, – сказал Семам и, поставив на стол, раскрыл старый, потертый саквояж из настоящей кожи темно-красного цвета.
Семам быстро установил на столе круглое зеркало, выложил рядом какие-то тюбики, видимо, с клеем. Охапкой разложил несколько париков и комплектов усов с бородками. Критично посмотрев с прищуром на Каина, потом на эту кучу фальшивых волос, он решительно отобрал несколько вещей: парик, усы и бородку, а остальное убрал обратно.
«Профи, – мысленно хмыкнул бывший капитан. – Даже проверять не стал, сразу видит. Ему бы в театре работать…»
Семам действительно оказался весьма поднаторевшим в искусстве преображения облика, и вскоре из зеркала на Иннокента смотрел совершенно незнакомый ему человек с темно-русыми волосами вместо его черных, светленькой бородкой и пышными усами того же оттенка.
– Очков не хватает… – с усмешкой сказал Каин.
– Точно…
Семам порылся в саквояже и вытащил очки с простыми стеклами.
– Я имел в виду темных.
– Нельзя, – серьезно ответил доморощенный гример. – Они априори вызывают подозрение. Чистые, открытые глаза же непроизвольно внушают доверие. Классика.
– Это не поможет, если нас начнут всерьез проверять.
– Именно для этого я тебя и гримирую, чтобы до серьезной проверки дело не дошло.
– А если…
– А если все же «если», то до проверки все равно не дойдет, – сказал уже Вайю, критично оглядывая результат работы своего напарника. – Пистолет тебе на что даден?
– Ясно.
Камрады, как они предпочитали называть друг друга, быстро собрались и пошли прочь из квартиры. На улице их ждал уже не фургон, а обычный внедорожник – «Кроссфилд», который так любят в колониях, где дорог действительно еще не так уж и много, а те, что есть, дорогами зачастую назвать сложно, зато водитель был Иннокенту знаком. Он как раз тот фургон и вел.
– Куда едем?
– В горы, – хмыкнул Семам, положив свой саквояж, единственную ручную и вообще кладь, в багажник.
Стоило только всем рассесться по своим местам, как водитель тут же дал газу. Время для соскока из города пираты выбрали самое удачное – утренний час пик. Когда машин на дороге больше всего, а копы на постах еще сонные.
– Вайю… – позвал Каин более разговорчивого парня из тройки, если считать водителя, голоса которого он вообще еще не слышал.
– Что?
– А как вы там вообще живете, а?
Вайю и Семам переглянулись, последний с усмешкой сказал:
– Плохо я его проверял. Он все же шпик.
Все расхохотались, и Вайю, увидев смущение Каина, спросил:
– А ты сам как думаешь?
– Ну, я не знаю, потому и спрашиваю, чтобы как-то подготовиться морально…
– И все же?
– Думаю, глупо ожидать, что вы базируетесь на какой-то отдаленной планете, да еще и пригодной для жизни. Правительство вас очень быстро бы нашло и перебило… Жить на кораблях – свихнуться можно, так что этот вариант тоже отпадает. Какие-то убежища, купола, тоже не катят. Значит…
– Правильно, мы живем как нормальные люди, только в космосе проводим все же несколько больше времени, точнее, это касается вас – пилотов, матросов, механиков… Полгода там, три месяца – отпуск на планетах, где не задают лишних вопросов, и снова в космос. А про жизнь на кораблях да астероидах – это все киношные выдумки.
– Ого, – немного ошалел Иннокент, – девять из двенадцати месяцев в космосе…
Во время его недавней службы в ВКФ все обстояло в точности до наоборот. Он вспомнил, как тяжело
