Антонио улыбнулся и посмотрел в сторону полосы лунного света, в которой скрылась гондола браво.
— Отец, не беда сказать правду человеку вашего сана. Не правда ли, вам сказали, что здесь в лагунах есть преступник?
— Ты не ошибся.
— Не легко узнать, удовлетворен или недоволен святой Марк, — продолжал Антонио с спокойным видом, поправляя свою удочку. — Он долго терпел того, кого теперь ищет. У Сената есть свои причины, недоступные пониманию темного люда… Но все-таки можно пожалеть, что республика с самого начала не отвлекла молодого человека от его худого ремесла.
— Ты говоришь о ком-то другом. Так ты не тот преступник, которого сейчас ищут?
— Я убивал только на войне. Сейчас, однако, здесь был один, который не мог бы сказать того же самого…
— Где же он?
— Он уехал; отсюда он недалеко, но его не легко догнать.
Монах сел и опустил голову.
— Вам досадно, отец, что преступник исчез?
— Наоборот, мой друг, я рад, что избежал этой тяжелой обязанности. Надо позвать приехавших со мною агентов правительства и сказать им, что сейчас они не могут исполнить то, что им поручено.
Монах дал знак гребцам подплыть. Двое вошли в лодку рыбака и помогли монаху перейти в правительственную гондолу.
— Получил осужденный отпущение? — спросил тихим голосом тот из вошедших в лодку, который казался начальником.
— Здесь произошла ошибка, — так же ответил монах. — Тот, кого ты ищешь, скрылся, а это рыбак Антонио, человек, не способный оскорбить святого Марка. Браво уплыл к острову святого Георгия, и его надо искать в той стороне.
Офицер не стал долее задерживать монаха и дал ему войти в каюту гондолы… На нос рыбачьей лодки была закинута петля, чтобы взять лодку на буксир. Якорь лодки Антонио был поднят в то же мгновение, затем что-то плеснуло, словно тяжелое тело упало в воду, и обе лодки, гонимые сильными ударами весел, быстро пошли по направлению к берегу. Прежнее число гребцов управляло гондолой с черной каютой, похожей на катафалк. Лодка рыбака плыла сзади пустая…
Шум первого удара весел и падения в воду тела Антонио слились в один звук. Когда через несколько секунд спустя рыбак показался на поверхности воды, — он был один посредине широкой и недвижимой водной скатерти. У него мог бы быть луч надежды, если бы башни Венеции не были так далеко, и, кроме того, его силы не были бы истощены голодом и усталостью. Обе лодки стремительно уходили к городу; Антонио повернулся в другую сторону и, употребляя все силы, чтобы удержаться на воде, старался отыскать на поверхности воды черную точку, в которой раньше узнавал лодку браво.
Джакопо с большим вниманием следил за всем происходившим на лодке Антонио. Благодаря своему выгодному положению, он мог наблюдать, не будучи замеченным. Он видел, как монах встал, как гондола подъехала к лодке; он слышал всплеск, более громкий, чем от работы весла; наконец, он увидел, как гондола увозила пустую лодку Антонио. И как только гондольеры ударили веслами по воде лагуны, Джакопо начал грести назад.
— Джакопо! Джакопо! — слабо долетело до него издали, и крик заставил его вздрогнуть.
Он знал этот голос, и понимал причину этих криков отчаяния. Браво удвоил силу, и гондола еще быстрее понеслась вдоль блестящей полосы, оставляя за своей кормой кипящую пену.
— Сюда, Джакопо! Ты идешь в сторону.
Ход гондолы изменил направление, и зоркий глаз браво увидел мельком голову рыбака.
— Скорей, милый Джакопо! Силы мне изменяют.
Плеск воды под веслами опять заглушил голос, полный предсмертного отчаяния.
— Джакопо! Я здесь, милый Джакопо!
— Я еду, еду!
— Джакопо! Дитя мое! Внучек!
Вода вскипела; рука показалась в воздухе и мгновенно исчезла. Гондола подплыла к месту, где показалась рука; обратный удар весел остановил вздрогнувшую лодку, и вода вокруг нее вспенилась… Но, когда пена исчезла, поверхность воды была так же спокойна, как отражавшийся в ней голубой свод неба.
— Антонио! — крикнул браво.
Ответа не было. Ужасная тишина повсюду… Ничто не показалось на воде, Джакопо изо всей силы сдавил рукоять весла. Он с отчаянием смотрел во все стороны и со всех сторон видел лишь глубокий покой.
Глава XVI
Когда монах вошел в покои донны Виолетты, лицо его было мертвенно-бледно, и он с трудом добрался до кресла. Он едва заметил присутствие дона Камилло Монфорте и не обратил внимания на радость, освещавшую его лицо, и счастье, сверкавшее в глазах Виолетты.
— Вам плохо? — спросила монаха испуганно донна Флоринда. — Вас беспокоили, вероятно, по важному делу?
Монах откинул капюшон. Он казался очень утомленным и с трудом узнавал находившихся около него.
— Фердинандо! Отец Ансельм! — вскрикнула донна Флоринда, едва подавляя невольно вырвавшуюся фамильярность. — Скажи, тебе плохо?
— Да, Флоринда, мне тяжело.
— Не обманывай меня, скажи правду. Может быть, ты получил неприятные известия?.. Венеция…
— Она в ужасном положении.
— Почему тебя так долго не было?
— Я был нужен правительству, — сказал монах, тяжелым вздохом облегчая свои страдания.
— Понимаю, отец Ансельм. Ты был у осужденного.
— Да, дочь моя.
— Но он наказан справедливо? — спросила донна Флоринда.
— Нет, он не заслуживал смерти, — сказал с жаром монах.
— О, в каком ужасном состоянии находится Венеция!
— И все это делают те, Виолетта, которые распоряжаются тобой, — сказал дон Камилло. — Отец, можно узнать подробнее, свидетелем чего вы сейчас были?
— Стыдно не за умершего, а за живых. Стыдно за то, что у нас существуют такие порядки.
— Я узнаю в этом руку тех, кто заседает там, в этом гнусном Совете Трех, — сказал дон Камилло. — Они вмешались из подлого расчета в мое дело, и я должен признаться, к моему стыду, чтобы добиться справедливости, я вынужден был прибегнуть к приниженности, которая вовсе не в моем характере. Это отвратительное правление подвергает страну серьезным опасностям, облекая все тайной: намерения, действия и ответственность.
— Ты прав, сын мой: против угнетений и несправедливости в Венеции нет спасения.
— Мы слишком смело говорим, — заметила донна Флоринда.
— Уверены ли вы, донна Флоринда, в преданности вашей прислуги? И как вы думаете, отец, известно ли шпионам о моем присутствии здесь? — спросил дон Камилло.
— Я не думаю, чтобы кто-нибудь вас видел, потому что вы прошли через потайную дверь, но нельзя рассчитывать и на полную безопасность, когда из пяти служащих один уже непременно подкупленный шпион, — серьезно заметила донна Флоринда.
