второстепенных болезней. У них эти вещи передаются из поколения в поколение. Я возьму эти образчики с собой и анализирую их. Если они не годятся для лечения ран, то могут оказаться полезными против зубной боли, или ревматизма, или каких-нибудь других заболеваний. Никогда не следует пренебрегать случаем чему-нибудь научиться, хотя бы от индейца.
Приложив кору, могикан передал Ричарду иголку и нитку, чтобы зашить бинт, так как этими орудиями он владел плохо, а сам, отступив немного в сторону с приличной важностью, ждал, пока тот кончит дело.
— Дайте мне ножницы, — сказал Ричард, зашив бинт, — дайте мне ножницы, так как осталась нитка, которую нужно отрезать, иначе она может попасть под перевязку и вызовет воспаление в ране. Посмотрите, Джон, я поместил корпию между двумя бинтами. Конечно, кора лучше для тела, но корпия не допустит до раны холодного воздуха. Если какая-нибудь корпия поможет ему, то именно эта; я сам щипал ее и я не откажусь щипать корпию для кого бы то ни было в поселке. Мне ли не знать, как это делается! Ведь мой дед был доктор, и мой отец имел природную наклонность к медицине.
— Вот ножницы, сквайр, — сказала Ремаркабль. — Честное слово, вы зашили эти лоскутки не хуже любой женщины.
— Не хуже любой женщины! — с негодованием отозвался Ричард. — Да разве женщины что-нибудь понимают в подобных вещах? Ну-с, молодой человек, теперь все хорошо! Картечь была вынута мастерски, хотя мне, как участнику, быть может, и не следовало бы говорить это, а рана перевязана превосходно. Вы скоро поправитесь; хотя, дергая моих лошадей, вы рисковали вызвать воспаление в плече, но оно заживет, заживет. Вы, должно быть, порядком растерялись и не привыкли обращаться с лошадьми, но я извиняю этот случай ради вашего намерения; без сомнения, вы действовали с наилучшими намерениями. Ну, теперь все ладно!
— В таком случае, джентльмены, — сказал раненый незнакомец, вставая и одеваясь, — мне нет надобности злоупотреблять далее вашим временем и терпением. Теперь остается уладить только одну вещь, именно: наши взаимные права на оленя, судья Темпль!
— Я признаю их за тобой, — сказал Мармадюк, — и я перед тобой в долгу не только за этого оленя. Но завтра утром ты зайдешь ко мне, и мы уладим дело. Елизавета, — прибавил он, обращаясь к дочери, которая, узнав, что рана перевязана, снова вошла в залу, — прикажи угостить этого юношу прежде, чем пойдем в церковь, а Эгги пусть запряжет сани, чтобы отвезти его к другу.
— Но, сэр, я не могу уйти без части оленя, — возразил юноша в очевидной борьбе с самим собою, — я уже говорил вам, что мне самому нужна дичь.
— О, мы не будем спорить! — воскликнул Ричард. — Судья заплатит вам завтра за целого оленя, а вы, Ремаркабль, отдайте этому молодцу всю тушу, кроме седла. В конце концов вам повезло, молодой человек: вы получили рану, которая не будет иметь дурных последствий; вам перевязали ее в здешних лесах не хуже, чем в Филадельфийском госпитале, если не лучше; вы продали вашего оленя по высокой цене и можете взять почти всю тушу со шкурой на придачу. Принесите ее завтра ко мне, и я заплачу вам за нее полдоллара. Мне требуется как раз такая шкура для седла, которую я делаю для кузины Бесс.
— Очень вам благодарен, сэр, за вашу щедрость и рад, что так легко отделался, — возразил молодой охотник. — Но вы оставляете себе именно ту часть животного, которую я желаю получить. Мне самому нужно седло.
— Нужно! — воскликнул Ричард. — Это довольно сильно сказано.
— Да, нужно, — повторил молодой человек, обводя присутствующих надменным взором, как будто желая посмотреть, кто осмелится оспаривать его права. Но, встретив удивленный взгляд Елизаветы, он продолжал более мягким тоном: — Если только охотник имеет право на дичь, которую он убил, и если закон охраняет его право.
— Закон так и делает, — сказал судья Темпль с огорченным и удивленным видом. — Бенджамен, распорядись, чтобы всего оленя положили в сани и пусть отвезут этого юношу в хижину Кожаного Чулка. Но, молодой человек, у тебя есть имя, и я надеюсь еще увидеться с тобой и вознаградить тебя за зло, которое я тебе причинил.
— Меня зовут Эдвардс, — ответил охотник, — Оливер Эдвардс. Меня нетрудно видеть, сэр; я живу поблизости и не боюсь показаться среди людей, так как никому не причинил вреда.
— Но мы причинили вам вред, сэр, — сказала Елизавета, — и, отказываясь от нашей помощи, вы очень огорчаете моего отца. Он будет рад видеть вас завтра.
Молодой охотник посмотрел на девушку, и его пристальный взгляд вызвал румянец на ее щеках. Тогда, опомнившись, он наклонил голову и ответил:
— Завтра я зайду к судье Темплю, а пока принимаю его предложение относительно саней в знак дружбы.
— Дружбы! — повторил Мармадюк. — Но рана, которую я нанес тебе нечаянно, молодой человек, не была вызвана враждебностью и не должна порождать недобрых чувств с твоей стороны.
С минуту молодой охотник стоял в нерешительности, потом обвел залу встревоженным взглядом, низко поклонился пастору и вышел из комнаты с таким видом, что никто не решился его остановить.
— Странно, что такой молодой человек так долго питает злобу, — заметил Мармадюк, когда дверь затворилась за незнакомцем. — Но, вероятно, его раздражает боль от свежей раны. Я не сомневаюсь, что завтра он будет сговорчивее.
Елизавета, к которой были обращены эти слова, ничего не ответила и медленно прошлась по зале, устремив взгляд на узоры английского ковра; Ричард громко щелкнул бичом и воскликнул:
— Ну, Дюк, ты можешь распоряжаться, как тебе угодно, но я на твоем месте не уступил бы этому молодцу. Разве эти горы, долины и леса не твои? По какому же праву этот малый и Кожаный Чулок охотятся в них? Я видел, как один фермер в Пенсильвании выпроводил охотника из своих владений. Если это мог сделать владелец сотни акров, то тем более может это сделать владелец шестидесяти тысяч, да! А если считать последние покупки, то и ста тысяч акров. Куда ни шло могикан: за ним еще можно признать некоторое право, так как он коренной житель страны. Будь я на месте Дюка, я бы завтра расклеил объявления, запрещающие всем стрелять и вообще шататься по моим лесам.
— Ритшард, — сказал майор Гартман, спокойно выколачивая трубку в стоявшую подле него плевательницу, — слушайте, я имел слючай жить в лесах на река Могаук семьдесят пять лет! Лючше задевать чёрт, чем охотник! Они имеют ружье; а ружье страшнее закона.
— Разве Мармадюк не судья? — с негодованием возразил Ричард. — Какая же польза быть судьей или иметь судью, если нельзя применить закона? Я сам умею стрелять. Я не раз попадал в доллар за сто шагов.
— Ты больше проиграл долларов, чем попадал в них, Дик, — отозвался веселый голос судьи. — Но я вижу по лицу Ремаркабль, что ужин готов.
Все отправились в столовую.
ГЛАВА VIII
Столовая была просторной комнатой, размеры которой вполне соответствовали ее назначению. Тяжелый и большой стол был уже накрыт. Огромное зеркало в позолоченной раме висело на стене и отражало огонь камина, в котором весело трещали кленовые деревья. Эти дрова прежде всего привлекли внимание судьи, который воскликнул, обращаясь к Ричарду:
— Сколько раз я запрещал жечь сахарный клен в моем доме! Мне обидно видеть, как этот сок шипит на огне, Ричард! Владелец таких обширных лесов, как мои, должен подавать пример своим арендаторам, которые и без того валят леса, как-будто им конца и края не предвидится. Если так дальше пойдет, то через двадцать лет нам нечем будет топить.
— Нечем топить на этих холмах, кузен Дюк! — насмешливо воскликнул Ричард. — Топить! Ты, пожалуй, скажешь, что рыба в озере издохнет от недостатка воды, и все потому, что я думаю, когда земля оттает, отвести один-два ключа в деревню. Но у тебя вообще странные взгляды на этот предмет, Мармадюк!
