Тодда прислать мне ланцет и прийти самому; да… Эй, Дюк! Что вы делаете? Человек полон воды, а вы еще пичкаете его ромом. Вы хотите, чтобы он окончательно захлебнулся?
Все это время Бенджамен лежал неподвижно, судорожно стиснув в руках камыши, за которые он ухватился, опускаясь на дно, так крепко, что они помешали его телу всплыть ка поверхность. Глаза его, однако, открылись и дико уставились на группу, собравшуюся вокруг костра, а легкие работали, как кузнечные меха, точно вознаграждая себя за минутное бездействие. Так как он упорно не разжимал губ, то воздух выходил через ноздри, и он скорее фыркал, чем дышал, с такой энергией, что только крайнее волнение шерифа могло оправдать его поспешные распоряжения.
Бутылка, которую Мармадюк поднес к губам дворецкого, оказала поистине волшебное действие. Его рот инстинктивно открылся, руки выпустили камыши и схватили бутылку, глаза уставились в небо, и весь он отдался новому ощущению. К несчастью для дворецкого, ему пришлось, наконец, перевести дух и для этого отнять от рта бутылку.
— Ну, Бенджамен, — крикнул шериф, — вы меня изумляете! Как может такой опытный утопленник действовать так неблагоразумно! Вы и без того были переполнены водой, а теперь…
— Переполнен грогом, — перебил дворецкий, лицо которого с поразительной быстротой приняло свое обычное выражение, — но, изволите видеть, сквайр, я крепко закрыл свои люки, так что разве самая малость воды попала на нижнюю палубу. Послушайте, мистер Кэрби, я плавал по соленой воде большую часть жизни, случалось, плавал и по пресной. Вот что я вам скажу: вы самый неуклюжий увалень, какой когда-нибудь греб на лодке! Пусть тот, кому нравится такой гребец, плавает с вами сколько ему угодно, но черт меня побери, если я когда-нибудь возьму вас в товарищи! Как это вам понравится! Сбрасывает человека в воду, и хоть бы догадался кинуть ему конец веревки! Натти Бумпо, вашу руку! Говорят, будто вы индеец и скальпировали людей, но вы оказали мне важную услугу и можете считать меня своим другом; хотя, конечно, приличнее было бы подвести под меня канат, чем вытаскивать старого моряка за косу, но я полагаю, что вы привыкли брать людей за волосы, так как это было сделано не во вред мне, а в пользу, а в конце концов это не столь важно, изволите видеть!
Мармадюк прекратил дальнейшие разговоры, решительным тоном, который сразу прекратил всякое сопротивление со стороны его кузена, отослал Бенджамена в деревню берегом и приказал вытащить на берег невод, из которого на этот раз вся рыба благополучно улизнула.
Затем поделили рыбу. Билли Кэрби улегся у костра, чтобы стеречь ее и невод до утра, а остальные уселись в лодку и отправились в деревню.
Когда лодка приближалась к противоположному берегу, огонь на челне могикана еще светился у восточных гор. Внезапно его движение прекратилось, затем он угас, и все погрузилось в глубокий мрак.
Мысли Елизаветы переходили от молодого человека, который помогал ей и Луизе закутаться в шали, к охотнику и индийскому воину, и ей захотелось посетить хижину, в которой так дружно уживались люди с такими различными привычками и характерами.
ГЛАВА XXV
На следующее утро, едва утренние лучи солнца забрезжили на востоке, Джонс встал и, приказав оседлать лошадей для себя и Мармадюка, отправился с необычайно деловым видом в комнату судьи. Дверь не была закрыта, и Ричард вошел без стеснения, что характеризовало не только отношения между кузенами, но и обычные манеры шерифа.
— Ну, Дюк, на коней, — крикнул он, — и я объясню тебе то дело, на которое намекал вчера вечером! Всему свое время, и, по моему мнению, рыбная ловля не подходящее время для обсуждения важных предметов. Э! Что за чертовщина? Что с тобой, Мармадюк? Здоров ли ты? Дай-ка пощупать пульс: мой дед, как тебе известно…
— Совершено здоров телом, Ричард, — перебил судья, отстраняя кузена, который собирался приступить к исполнению обязанностей доктора, — но болен душою. Вчера, вернувшись с рыбной ловли, я получил письма, и в числе их вот это.
Шериф взял письмо, но продолжал с удивлением смотреть на судью. Затем он перевел глаза на стол, заваленный письмами, бумагами и газетами, и окинул взглядом комнату. На кровати одеяло оставалось нетронутым, и по всему было видно, что обитатель комнаты провел бессонную ночь. Свечи догорели до розеток и, очевидно, угасли сами. Мармадюк отдернул занавеси и отворил ставни и окна, чтобы подышать воздухом, но его бледные щеки, дрожащие губы и опухшие глаза представляли резкий контраст с обычным спокойным, веселым и мужественным видом судьи. Шериф с каждой минутой все больше терялся в догадках. Наконец он догадался взглянуть на письмо, которое машинально комкал в руке.
— А, письмо из Англии! — воскликнул он. — Дюк, в нем должны быть важные новости!
— Прочти его, — сказал Мармадюк, принимаясь ходить по комнате в величайшем волнении.
Ричард прочел, по привычке, громко:
— «Лондон, февраля двенадцатое 1793 года.
Сэр, я имел честь получить ваши письма от десятого августа, двадцать третьего сентября и первого декабря и ответил на первое из них с тем же судном. Со времени получения вашего последнего письма…» — тут голос чтеца превратился в неясное бормотание. — «С сожалением должен сказать, что…» гм, гм, это, конечно, довольно скверно… «но я надеюсь, что…» гм, гм, гм; кажется, достойный человек. Дик, гм, гм… «корабль отплыл из Фальмута первого сентября прошлого года или около того»… гм, гм, гм… «если мне удастся узнать что-нибудь об этом печальном предмете, то я не премину»… гм, гм, добрый человек, даром что юрист… «но в настоящее время не могу сообщить ничего больше»… гм, гм… «Национальный конвент»… гм, гм, гм… Разумный человек!.. «наш славный флот» гм, гм… «Примите уверение в моем совершенном почтении…» гм, гм… «Эндрю Гольт». Эндрю Гольт — этот мистер Эндрю Гольт разумный, хороший человек, но сообщает дурные новости. Что же ты намерен делать теперь, кузен Мармадюк?
— Что же мне остается делать, Ричард? Одно: положиться на время. Вот другое письмо из Коннектикута, но оно сообщает по существу то же, что первое. Утешительно для меня в английских известиях то, что он должен был получить мое известие до отплытия корабля.
— Это печально, Дюк, действительно печально! Теперь все мои планы насчет пристройки флигелей к дому пошли к черту. Я велел оседлать лошадей и хотел отправиться с тобою и сообщить тебе очень важную вещь. Ты все толкуешь о копях…
— Не говори о копях, — перебил судья, — я обязан безотлагательно исполнить долг. Мне придется посвятить весь день писанию; и ты должен мне помочь, Ричард! Я не могу воспользоваться услугами Оливера в таком секретном и важном деле.
— Нет, нет, Дюк! — воскликнул шериф, пожимая ему руку. — я — твой помощник! Мы дети родных сестер, а, в конце концов, кровь — лучший цемент дружбы. Да, да, серебряная жила от нас не уйдет. Ею можно будет заняться в другое время. Тебе, вероятно, нужен Дирк Ван?
Мармадюк ответил утвердительно на этот вопрос, и шериф, отложив всякое попечение о поездке, послал слугу за Дирком Ван-дер-Скуль.
В деревне Темпльтон жили в то время всего два юриста.
Одного из них мы уже видели в баре «Храброго драгуна»,
Другой был джентльмен, которого Ричард дружески, но фамильярно называл Дирком Ваном. Большое добродушие, довольно основательное знакомство с своей профессией и достаточная, при существующих обстоятельствах, добросовестность были глазными чертами этого человека, известного поселенца под именем сквайра Ван-дер-Скуль, по прозвищу «голландец».
Весь день судья провел в своей комнате, запершись со своим кузеном и стряпчим[31] и не впуская к себе никого, кроме дочери. Глубокая печаль, очевидно, томившая Мармадюка, передалась отчасти Елизавете. Лицо ее омрачилось и оживление заметно упало. Эдвардс, внимательно и с удивлением следивший за этой переменой настроения, заметил раз слезу, скользнувшую по ее щеке и придававшую ее глазам выражение мягкости, не всегда им свойственное.
— Вы получили какие-нибудь дурные известия, мисс Темпль? — спросил он с участием, которое
