ГЛАВА XXXVII
— Грустно было бы потерять вас таким образом, старый друг! — сказал Оливер, переводя дух. — Вставайте, бежим! Я боюсь, что уже поздно. Если огонь окружил эту скалу, то нам останется только кинуться в пропасть. Живо! Живо! Стряхните свою апатию, Джон, надо торопиться!
Могикан указал на Елизавету, которая, услышав голос Эд-вардса, отступила к скале, забывая об опасности, и сказал с большей энергией, чем обыкновенно:
— Спаси ее, оставь Джона умирать!
— Ее! О ком вы говорите? — воскликнул молодой человек, быстро оборачиваясь. — Мисс Темпль! — воскликнул он, увидев Елизавету. — Вы здесь! Неужели вам суждено умереть такой смертью?
— Нет, нет, я надеюсь, никто из нас не умрет, мистер Эдвардс, — отвечала она, стараясь овладеть собой. — Дым окружил нас, но огня еще не видно. Попытаемся спастись.
— Возьмите мою руку, — сказал Эдвардс, — быть может, нам удастся найти выход. Можете ли вы бежать?
— Конечно! Вы, наверное, преувеличиваете опасность, мистер Эдвардс! Ведите меня по той дороге, по которой вы пришли.
— Да, да, — воскликнул молодой человек с отчаянием. — Да, опасность не так велика, я напрасно напугал вас.
— Но как же мы оставим здесь индейца?
Мучительное волнение исказило черты юноши. Он остановился, оглянулся на могикана, но затем, увлекая за собой свою спутницу против ее воли, направился большими шагами к проходу, через который рассчитывал вырваться из огненного круга.
— Не беспокойтесь о нем, — сказал он тоном, выдававшим отчаяние. — Он привык к лесам и подобным сценам. Он спасается на горе, или за скалой, или там же, где сидит.
— Вы не думаете этого, Эдвардс! Не обрекайте его на такую ужасную смерть! — воскликнула Елизавета.
— Индеец не сгорит! Кто когда-нибудь слышал о сгоревшем индейце? Индеец не может сгореть: это смешная мысль! Скорее, скорее, мисс Темпль, а то вы задохнетесь от дыма!
— Эдвардс! Ваше лицо, ваши глаза пугают меня! Скажите, опасность больше, чем кажется? Говорите, я готова ко всему.
— Если мы достигнем вон той скалы раньше, чем пламя, то мы спасены, мисс Темпль! — отвечал он. — Бежим! Дело идет о жизни или смерти.
Площадка, на которой мисс Темпль встретилась с индейцем, являлась террасой, какие часто встречаются в этих горах. Передний край ее спускался почти вертикальным обрывом. Она имела форму полукруга, концы которого примыкали к горе в таких местах, где она спускалась отлого. С одного из этих концов и явился Эдвардс, и туда-то он увлекал Елизавету в отчаянной попытке спастись.
Огромные клубы белого дыма, окутывавшие вершину горы, скрывали приближение разрушительной стихии, но треск пожара теперь уже раздавался в ушах Елизаветы. Порой сквозь дым мелькало пламя, то взвивавшееся вверх, то лизавшее землю, усеянную хворостом.
Это зрелище заставило их удвоить усилия, но, к несчастью, старые, сухие верхушки срубленных деревьев то и дело загораживали им путь. В ту самую минуту, когда они уже считали себя почти в безопасности, извилистый язык пламени охватил находившиеся перед ними груды хвороста. Прежде, чем они успели добежать до конца террасы, перед ними бушевало сплошное море огня, отрезавшее выход.
Отступив из-за невыносимой жары, они остановились на скале, глядя в оцепенении на пламя, быстро распространявшееся по склону горы. В таком легком платье, какое было на Елизавете, опасно было даже приблизиться к огню.
Жители поселка ходили обыкновенно на этот холм за дровами и лесом и обычно пользовались только стволами, оставляя на месте сучья и верхушки. Большая часть холма была усеяна этим горючим материалом, который после двухмесячной засухи высох до того, что вспыхивал, как порох.
Зрелище было проникнуто грозной красотой, и Эдвардс с Елизаветой смотрели на него со смешанным чувством ужаса и интереса. Ужас, однако, победил и заставил молодого человека снова искать выхода. Они побежали вдоль верхнего края террасы.
Эдвардс часто бросался в густые клубы дыма, надеясь отыскать проход, но всякий раз безрезультатно. Так они достигли противоположного конца террасы, где обоим стало ясно, что огонь окружает их со всех сторон. Пока терраса не вся была исследована, еще оставалась надежда, но когда оказалось, что выхода нет, безнадежность положения предстала перед Елизаветой во всем своем ужасе.
— Это роковая гора для меня! — прошептала она. — Мы найдем здесь свою могилу.
— Не говорите этого, мисс Темпль, еще остается надежда, — возразил молодой человек, хотя растерянное выражение его глаз противоречило этим словам. — Вернемся на скалу, там есть, там должно быть место, где можно спуститься.
— Ведите меня туда! — воскликнула Елизавета. — Испытаем все средства!
Не дожидаясь его согласия, она повернула и побежала к обрыву, повторяя вполголоса с чуть слышными истерическими рыданиями:
— Отец, бедный, бедный отец!
Эдвардс следовал за ней, осматривая каждую трещину в скале в надежде найти место для спуска. Но гладкая, ровная поверхность скалы не имела ни одного выступа, на который можно было бы поставить ногу. Эдвардс убедился, что и эта надежда напрасна.
— Остается одно, мисс Темпль, — сказал он, — попытаться спустить вас вниз. Если бы Натти был здесь или если бы этот индеец мог придти в себя, их изобретательность и опытность нашли бы выход, но я перед ними младенец. Что у нас есть? Моя куртка, но ее мало, затем одеяло могикана. Попробуем, попробуем… неужели же вам погибать такой смертью!
— А что будет с вами? — сказала Елизавета. — Ни вы, ни Джон не должны погибнуть ради меня.
Он не слушал ее, но бросился к могикану, который беспрекословно уступил одеяло, продолжая сидеть с индейской важностью и достоинством, хотя его положение было еще более критическим, чем их. Изрезав одеяло на полосы, молодой человек связал их, прибавил к ним свою куртку и легкую муслиновую шаль Елизаветы и спустил веревку с обрыва. Но она не достигала и половины высоты.
— Не годится, не годится! — воскликнула Елизавета. — Для меня нет надежды! Огонь подходит! Посмотрите, даже земля загорается.
Если бы пламя распространялось здесь хотя бы наполовину так быстро, как в других местах горы, оно бы уже поглотило их, но особенности террасы дали им отсрочку.
Скала лишь местами была одета тонким слоем почвы с редкой, скудной растительностью. Деревья, росшие в расселинах скалы, погибли от засухи и представляли хороший материал для огня, но они были разбросаны довольно редко и между ними не было кустарников и хвороста, как в остальной части леса.
Вдоль террасы извивался широкий ручей, какими изобиловала эта местность; выбегая на склоне вверху, он медленно полз по ровной террасе, огибая выдающиеся бугры и скалы, и исчезал у одного из ее концов, в трещинах, по которым добирался до Отсего. В дождливое время года он струился по поверхности, теперь же его путь отмечался только полосой сырого, пропитанного влагой мха. Достигнув этого препятствия, пожар приостановился, поджидая, когда жар одолеет сырость.
Казалось, роковая минута наступала. Влага ручья испарялась, высыхающий мох начал свертываться от жары, кора, висевшая лохмотьями на сухих деревьях, стала отделяться от стволов и сваливаться на землю.
Раскаленный воздух дрожал, и дым застилал террасу, скрывая зрелище пожара. Рев бушующего пламени, треск хвороста и сучьев, грохот падающих деревьев казались еще ужаснее в такие минуты. Из трех, обреченных на гибель, молодой человек был, по-видимому, наиболее взволнован.
Могикан, который был ближе всех к гибели, оставался на своем месте с непоколебимым спокойствием индейского воина. Раз или два глаза престарелого воина, устремленные на далекие холмы, обращались на молодую чету, осужденную умереть так рано, и в них мелькало выражение жалости; но он тотчас же снова устремил взгляд вперед. Все это время он пел на делаварском языке низким гортанным голосом нечто вроде
