— Вы знаете, ваше превосходительство, я почему-то никог да не задумывался о своей судьбе. Убьют — значит, так нужно, — сказал Сергей.
— А я, грешный, всегда думаю о своей судьбе, — сознался Скобелев. — Мне почему-то хочется стать или фельдмаршалом, как Кутузов, или генералиссимусом, как Суворов!
— Мое желание более скромное: я хотел бы получить такой же крестик, какой получил мой старший брат.
— А вы его и получите, — заверил Скобелев.
— Самое главное мое желание — повоевать, — сказал Верещагин.
— Повоюете. Конь у вас есть?
— Коня мне дал Василий, но с условием: срочно вернуть.
— Ему он пока не нужен, отсылать не торопитесь, — посоветовал Скобелев. Он подозрительно оглядел Сергея с ног до головы. — Во что же вас одеть, Верещагин?
— А я одет, ваше превосходительство, — не понял генерала Сергей.
— Одет, но не для войны, — возразил Скобелев. — Ладно, что-нибудь придумаем! А теперь отдыхайте!
— До каких пор? — спросил Сергей.
— Пока генерал Скобелев получит должность. Хотя бы командира роты.
— Дадут и больше, — в тон ему проговорил Сергей.
— Наверное, — подтвердил Скобелев.
Верещагин распрощался и вышел на улицу небольшого селения, в котором расположился штаб Передового отряда. И сразу же встретил князя Жабинского, которого знал по Парижу.
— Верещагин! — закричал тот, осаждая лошадь. — А вы тут зачем?
— Воевать, — повторил как самое заветное Сергей.
— Воюют военные. Штатские могут отдыхать. Для военных это самая прекрасная пора, Верещагин! Как видите, я уже капитан и у меня на груди желанный орден!
— А у моего брата — Георгиевский крест, — заметил Сергей. пожелавший хоть немного урезонить самодовольного князя.
— Случай исключительный, — сказал Жабинский.
— Но не единственный, — уточнил Верещагин.
— Тогда желаю удачи! — бросил Жабинский, — Я только что вернулся с передовой линии.
— А я как раз туда и спешу, — улыбнулся Верещагин.
IV
После боя на Систовских высотах рота подпоручика Бородина не имела серьезных стычек с противником. Вперед па рысях проскакали гусары и драгуны с конной артиллерией, давая понять, что идущим позади не будет жаркого дела и матушка-пехота может довольствоваться подсчетом трофеев, захваченных авангардом Передового отряда.
— Что же, турки и воевать больше не будут? — спросил озадаченный Шелонин у Егора Неболюбова, — Какой день идем, а турок не видим!
— Сейчас мы на них, Ваня, посмотрим, а дурака валять будут, то и потрогаем, — глухо отозвался Неболюбов.
— Какие это турки? — махнул рукой Шелонин. — Это как наши мужики — чего взять-то с них!
— Эх, Ваня, Ваня! — остановил его Неболюбов. — Плохо ты еще знаешь турок. Как бы сказал Панас Половинка: погано ты их уразумел. Много в твоей деревне ружей и ятаганов? То-то и оно! Ни одного. А тут в любом доме на каждого мужика приходится ружье да ятаган. Что ни деревня, то пеший батальон!
Рота получила распоряжение завернуть в сторону и обезоружить турецкую деревню. Задание не совсем боевое, но кому-то и это надо делать! Шелонину было бы приятней идти вместе с гусарами на Тырново: там, слышно, и войска турецкого много, и обороняться турок будет отчаянно. А здесь!..
Они пришли в деревню запыленные и усталые, изнемогающие от жажды. Пить хотелось так, что, казалось, колодца мало. Но ротный пить запретил: всякое могли сотворить турки! Чего им стоило подсыпать в колодец яду? Собирались они покорно, но смотрели на русских зло и настороженно. Женщины прикрыли лицо темной чадрой и старались не глядеть на солдат. Ребятишки бычились и таращили на пришельцев черные, ненавистные глаза.
Вскоре появился седобородый дед в чалме. Смотрел хмуро, настороженно, но на вопросы переводчика отвечал охотно. Заверил, что все оружие будет сдано. Он, дескать, хорошо понимает эту меру русской армии: в своем тылу она не должна, иметь вооруженные отряды.
Винтовки и кривые острые ножи турки бросали на зеленую траву в центре селения. Один хромой турок принес богато украшенный и сверкающий ятаган. Не успел он положить его в общую кучу, как из толпы выскочил маленький турчонок. Он схватил ятаган и пустился бежать вдоль улицы. Шелонин хорошо умел бегать, но парня он догнал с большим трудом. Турчонок так крепко держал ятаган, что Иван едва вырвал его из рук. Парень прикусил губу и смотрел на своего преследователя с лютой ненавистью. Потом прыжком хищного зверька он бросился на Шелонина и ухватился за ятаган. Вырвать не сумел — впился зубами в руку и стал рвать живое мясо, словно собачонка, которую не кормили две или три недели.
— Ах ты, — рассердился Шелонин и с силой оттолкнул от себя свирепого турчонка.
— Гяур! — зашипел тот и стал что-то говорить — быстро и сердито. Произносил он наверняка ругательные слова, но Шелонин понял только одно — «гяур».
Старик в чалме что-то сказал парню. Тот опустил голову и лишь изредка украдкой взглядывал на Шелонина.
— Ятаган отцовский, — пояснил старик в чалме, — За Крымскую войну его получил дед и перед смертью отдал сыну. Сын, отец этого мальчика, убит на Систовских высотах, когда русские перешли Дунай.
«Может, именно его заколол Игнат Суровов?» — подумал Шелонин. Ему не было жалко ни этого турчонка, ни его отца, убитого под Систовом. Он так много слышал о зверствах турок, что посчитал бы любую меру наказания справедливой. А вот этого мальчонку он избивать бы не стал, хотя тот и вырвал у нею кусок живого мяса: сопливый мальчишка, что с него взять?
— Тигра! — сказал он Неболюбову, показывая окровавленную руку.
— И что он в тебе нашел, Ваня? Вкусный ты, что ли? — пошутил Егор.
— Гяур я для него, вот кто. Он и сейчас плюется: кровь-то у него на губах моя!
— Ты бы перевязал руку, — посоветовал Неболюбов, — как бы хуже не было!
— Пососу да сплюну. Ничего не будет! — ответил Шелонин.
— Смотри! — предупредил Егор.
Четыре подводы были нагружены доверху. Волы тронулись. Переводчик прочитал туркам какую-то прокламацию. Они смотрели на него с тупым безразличием. Старик в чалме что-то сказал переводчику, а тот сообщил Бородину, что это село сопротивления оказывать не будет, но теперь они стали беззащитными перед болгарами, которые могут в любой момент совершить нападение и вырезать турок. Бородин ответил, что болгары зла чинить не станут. На этом разговор и закончился.
Рота шла неторопливо, так как спешить было некуда. Где-то впереди гпемели редкие артиллерийские выстрелы. Видно, большого боя там пока нет.
Их обогнала группа драгуп, потом проскакали на лошадях ополченцы с восьмиконечными крестами на фуражках.
— Вот кому надо торопиться! — усмехнулся Неболюбов. — В Тырнове кое-кого жопы и дети ждут. Я, Ваня, двадцать верст готов бежать, только бы с женой встретиться!
— Хорошо, когда у тебя жена есть, — сказал Шелонин.
— Еще лучше, когда она по всем статьям правильная женщина, — задумчиво проговорил Неболюбов. — Меня вот и наградил такой бог!
— Вернешься, в гости пригласишь? — спросил Шелонин.
