одним миром мазаны: для кого война, а для кого — мать родна. Ладно, пошли туда, а то Серега еще сгоряча дров наломает! — объяснил мне ситуацию Степаныч и поспешил за разбушевавшемся коллегой.
Поторопился за ними и я. Мужики подпили, а я трезвый. Может, удастся хоть как-то удержать их от неприятностей, которые явно назревали.
В помещении КПП, слава богу, следов разгрома не было. Юный «коммерсант» — неудавшийся воришка, стоял по стойке «смирно», уже застегнутый на все пуговицы, аккуратно заправленный и с форменной панамой на голове. Сергея отделяли от бойца стекло довольно-таки большого окна и закрытая на засов дверь в комнату дежурного по КПП. Рука его уже тянулась к дверной ручке. Солдатские заискивающие извинения Серегу явно не устраивали, поэтому от его густого баса, казалось, дрожали стекла.
Обстановка накалялась с каждым мигом. Еще немного, и разлетелись бы вдребезги или дверь, или стекло, но тут наконец-то появился заспанный прапорщик, оказавшийся долгожданным дежурным.
— Товарищи офицеры, прекратите скандалить и уходите подобру-поздорову, иначе я вынужден буду доложить начальству о происшедшем. Вы ведь прекрасно знаете, что после 23.00 проход через КПП запрещен! — пошел он в атаку прямо с порога.
— Ах, запрещен! Смотри сюда, — Сергей показал часы. — 23.15. Мы здесь уже минут двадцать- тридцать стоим, а этого старшего лейтенанта, — он показал на меня, — ваш боец уже не пускал еще до нашего приезда. Но дело не только в этом. Этот козел, — Сергей ткнул пальцем в сторону бойца, — даже не посмотрев в мою сторону, сообщил, что после двадцати трех часов проход через проходную стоит десять рублей. Это что, тоже оговорено в приказе начальника пересыльного пункта? И вообще, почему этот ворюга до сих пор не на «губе» сидит, а стоит дневальным на проходной и, причем самым наглым образом, взимает дань с проходящих военнослужащих? И почему, собственно говоря, вас нет на своем месте целых полчаса в ночное время? Вот это уже я точно доложу кому следует!
— Ладно, ладно, товарищи офицеры, не шумите! Проходите, завтра разберемся во всем, — поспешил замять конфликт дежурный.
— Разберемся… Мы завтра первым бортом улетаем! — вдруг успокоился Серега.
— Проверка по спискам улетающих первым бортом завтра в 6.30, а вторым бортом — в 7.00. Вы в каких комнатах остановились? — Прапорщик что-то отметил в своем журнале. — Подъем в 6.00 вас устроит или пораньше разбудить?
— В шесть утра подъем нас вполне устраивает. За полчаса соберемся, — ответил за всех Степаныч.
Не успели мы отойти от проходной, как оттуда послышался грохот и отборный мат.
«Понял, понял! Больше не повторится! Но вы же сами говорили…» — обиженным плачущим голосом оправдывался боец.
— Сволочи, на публику играют. Мне мужики говорили — прапор и этот пи…р в доле, — ворчал Серега. — А представляете, пойдет этот ворюга на дембель и будет дома втирать, как героически он нас охранял, или того пуще — исполнял интернациональный долг. Расскажет пару историй, подслушанных под дверями наших комнат, вот и получится очередной «герой Апрельской революции». А ведь никто и сомневаться не будет: вернулся, отслужив два года в Туркестанском военном округе. Пойди проверь, где он служил: в Афгане или на пересылке по чужим сумкам шарился!»[118]
Требовать солдату 10 рублей с припозднившегося офицера — это было сильно. В 1987 году 10 рублей кое-что собой представляли. А возня с чужим чемоданом всегда была и остается чрезвычайно рискованным занятием. Конечно, действовал наглый воин под прикрытием прапорщика, но ведь и тот мог нарваться.
Весь расчет явно был на то, что офицерам скоро улетать…
Но и возвращающимся из Афганистана расслабляться в Ташкенте не следовало. Им еще надо было улететь. «Кое-как побросав вещи в чемоданы, затянув их ремнями, мы за 10 чеков наняли двух служивших на аэродроме солдат, и они поперли все это к КПП. Возле КПП дежурило десятка три такси и куча частных машин, которые за свои услуги брали исключительно чеками.
Мы приехали в Ташкентский аэропорт и расположились в зале для военнослужащих. Билетов в нужный город, как всегда, не было, однако эту проблему мы устранили быстро. Для этого нужно было постоять немного у касс и оглядеться. Возле касс всегда крутилось несколько «жучков», которые занимались билетами. Ты договаривался с кем-нибудь из них, он записывал твой номер паспорта, и минут через 20 все были довольны: кассир и «жучок» имели свои чеки, а ты билет до нужного тебе города.
Однако иногда Ташкент встречал афганцев совсем не дружественно. Под видом таксистов возле аэропорта «Тузель» паслись всякого рода «кидалы», «ломщики», а то и просто обыкновенные бандиты.
Садятся, например, «афганцы» в такси, и, пока едут водитель предлагает:
— Мужики, может, по пивку холодненькому? У меня несколько бутылочек есть, свеженького.
Ну, мужики приложились по бутылочке — раз… и просыпаются где-нибудь за городом без шмоток, чеков и документов. Таких случаев было немало. Поэтому свой отпуск мы обычно подгадывали так, чтобы поехать со знакомым человеком и в случае чего подстраховать друг друга. Хотя были и другие варианты.
Был у нас один «крутой» паренек Когда он собрался в отпуск, ждать никого не стал.
— Вы что, меня за «лоха» держите? Бабки я уже переправил, а чемоданы как-нибудь довезу.
Добрался он до Ташкентского аэропорта нормально, купил у «жучков» билет на самолет, сел в зале для военнослужащих и пивко пьет, расслабляется, ждет своего рейса. Через некоторое время к нему подсел мужичок в джинсе, с чемоданами «мечта оккупанта», кроссовках, короче, типичный контрактник Слово за слово, выяснилось, что мужик летит в отпуск из Герата. Вспомнили афганские приколы, за жизнь поговорили, посмеялись.
Мужичок ему:
— Ты посмотри, братан, за моими вещами, я в сортир схожу, а то тут много подозрительного народа шастает.
Вскоре мужичок тот вернулся, посидели еще немного, ну и тот начал жаловаться, что билет не может взять.
— А ты как, братан, билет брал?
Наш «крутой» начал объяснять ему, что возле касс крутятся «жучки», нужно подойти к ним, договориться, а потом, когда они принесут билет, расплатиться. А мужичок тот лопухом прикинулся:
— Братан, сделай доброе дело, ты их уже знаешь, вот мой паспорт, сходи закажи билет, а я за вещами посмотрю.
Наш «крутой» берет паспорт того мужика, идет и заказывает билет. Возвращается через некоторое время — ни мужика, ни его чемоданов нет. Он с этим паспортом к ментам, там выясняется, что паспорт ворованный, фотография вообще чужая — вот и все дела. Так наш «крутой» и лоханулся.
Вариантов было море: «наперсточники», «лохотронщики», «ломщики», воры, много народа жило за счет «афганцев». В то время в Ташкенте балом правил ЧЕК.
Но основным городом, где можно было с пользой потратить чеки, — это, конечно, была Москва. Туда и стремились счастливые обладатели внешторговских чеков за покупками. А возле магазинов, торгующих за чеки, их и ожидали хорошо организованные группы карманных воров и так называемых ломщиков.
Дело в том, что продажа внешторговских чеков по закону была запрещена. Но людская жадность не знает пределов, этим и пользовались «ломщики». Предлагая за один чек 2, а то и 3 рубля, они при обмене отсчитывали советские рубли, передавали их «лоху», тот пересчитывал. Под предлогом, что он ошибся, «ломщик» пересчитывал их вновь, затем создавалась базарная ситуация, кто-то из сообщников кричал «менты» или просто отвлекал внимание, «ломщик» быстро передавал эту пачку рублей «лоху», переломив ее, забрав ровно половину суммы, и все разбегались. В случае если их задерживала милиция, выяснялось, что в результате обмен был равен чек на рубль, а это уже уголовно ненаказуемо.
Иногда «лоху» вместо пачки рублей просто впаривали «куклу»…
В 1988 году всю лавочку с чеками прикрыли. Наше родное коммунистическое государство «равных возможностей» в очередной раз поимело свой народ, потом и кровью зарабатывающий для него твердую
