самим собой.
Старый дядя сказал своим писклявым гнусавым голосом:
— Даже в старое время удивились бы. Реэт все может. Попробуйте-ка достать пористую резину в восемь сантиметров толщиной! Даже на заказ в мебель кладут дрянь толщиной сантиметра в два.
Так хорошо, как сейчас, Лапетеус уже давно себя не чувствовал. Верил, что предстоит хороший вечер, который снова сблизит его со старыми друзьями. Он извинится, что не приглашал их раньше. Скажет, что намеревался сделать это, но каждый раз что-нибудь мешало. Не сомневался Лапетеус и в том, что Реэт снова перенесет свои вещи наверх.
Первым явился Паювийдик. Он оценивающе оглядел комнаты, мебель и накрытый стол.
— Прямо как в кино, — сказал он.
Лапетеус принял это за похвалу.
— Кое-что еще нужно сделать, — заметил он. — Но в основном все готово.
Потом у него мелькнула мысль, что, быть может, Паювийдик живет где-нибудь в деревянном домишке, битком набитом жильцами, поэтому добавил:
— Жена у меня боевая — ее работа. Удержать трудно, ты же знаешь женщин. Мне годится диван и постаромоднее, но если уж все так складывается, то стоит ли из-за этого воевать.
— И чувствуешь себя здесь хорошо?
Лапетеус не понял, на что намекает гость.
— Начинаю привыкать, — неопределенно ответил он.
— Доведись мне на твоем месте, было бы чудно. Позвал бы, как и ты, друзей в гости. Пусть учатся у маяков и видят, как будет жить советский человек при коммунизме.
Паювийдик говорил очень серьезно.
— Я же вас не потому… — счел нужным сказать Лапетеус.
— Не вижу твоей боевой хозяйки.
— Уехала в деревню. Неожиданно заболела тетя, которая долгие годы была ей за родную мать. Человек в годах — сердце и высокое давление.
— Кто же тебе все сделал? — Паювийдик кивнул головой на видневшийся в соседней комнате накрытый стол. — Не сам же ты?
— У нас есть… домработница.
— Супруга работает?
— На оптовой базе. Бухгалтером. Раньше трудилась в Министерстве лесной промышленности.
— Дети уехали вместе с матерью?
— У нас нет. Мы… не можем иметь детей.
Лапетеус не осмелился сказать, что Реэт никогда не хотела их.
— Извини, капитан. Живешь ты красиво. Я живу не плохо — две комнаты и кухня. Мебель постаромоднее, но обходимся. С тобой, конечно, равняться не приходится. Если бы мы вместе не прошли огонь и воду, я решил бы, что здесь живет человек, у которого месячная зарплата шестьдесят рублей, а доходы по меньшей мере шестьсот.
Андрес Лапетеус криво усмехнулся.
— Смахиваю на спекулянта?
— А что в этом оскорбительного? Теперь ведь спекулянты — маяки культуры домашнего быта.
— Только спекулянты? Густо мажешь, друг.
— Извини еще раз.
Кто-то позвонил.
— Минутку, — поспешил в переднюю Лапетеус.
Паювийдик уселся в кресло с наклонной спинкой и вытянул ноги. Приятно так полулежать. Подумал, что, наверное, зря цепляется к Лапетеусу. Идут премии, куда ж ему свои деньги девать. И жена зарабатывает.
Вот если бы Лапетеус женился на Каартна, у него не было бы такого дома. «Завидуешь, браток, завидуешь», — сказал он себе и повернулся к двери, в которую как раз входили Лапетеус и Роогас.
Паювийдик вскочил и вытянулся в струнку.
— Старые штучки, — Роогас протянул руку.
— Садитесь, — пригласил хозяин.
— Благодарю.
— Так точно, сесть.
— Сигарету или папиросу?
— Спасибо.
— Я марку не меняю.
Роогас сильно поседел. В пиджаке с покатыми плечами и в узких брюках он казался совсем маленьким. Роогас сел в мягкое кресло, закурил предложенную Ла-петеусом сигарету. Он чувствовал себя как-то скованно. Почему, этого он и сам не понимал.
— Хорошо, что вы нашли время прийти, — начал Лапетеус.
— Чудесная идея — собрать нас, — произнес Роогас.
— Я не верил, что кто-нибудь из нас сделает это, — заметил Паювийдик. — Мы забываем чертовски быстро. Хлопочем, торопимся, стараемся, думаем только о сегодняшнем дне. Что было вчера, этого больше не помним, что будет завтра, об этом пусть заботятся другие.
Лапетеус, которому понравились слова Роогаса, тихонько произнес:
— На днях я отстаивал перспективный план своего комбината. В нем шла речь о тысяча девятьсот семидесятом годе и о еще более отдаленных временах.
— Паювийдик прав. Мы мало думаем о прошлом и о завтрашнем, — сказал Роогас.
Входной звонок не позволил Лапетеусу возразить.
— Ты сохраняешься лучше всех, — сказал Роогас Паювийдику. — Из нас ты самый моложавый.
— С этим заявлением тебе следовало немного потерпеть.
Лаури Роогас усмехнулся.
— Слова не снашиваются. Оттого, что ими пользовались раньше, их ценность не снижается.
— Как сказать. Некоторые слова мы затаскиваем до того, что ими гоже пользоваться только на собраниях.
Вошел Пыдрус.
— Товарищ Каартна извиняется. Она просила меня передать, что не сможет прийти, — сообщил он.
— Не везет нам, парни. Опять без женщин. — Паювийдик состроил печальное лицо. — Я пришел специально ради Хельви. Ведь я много лет тайно поклонялся ей и хотел сегодня в этом признаться. Что за удовольствие мне выпивать только с вами! После трех рюмок начнем потеть и говорить о пищеварении или кровяном давлении.
— Моя тема — радикулит, — заметил Пыдрус.
— И мне жаль, что товарищ Каартна не смогла прийти, — высказал сожаление Роогас.
Лапетеус подумал, что Хельви, наверно, никогда не придет к нему в гости. И почему она передала свои извинения через Пыдруса?
— Кого мы еще ожидаем? — спросил нетерпеливый Паювийдик. — Ах, да, Хаавик еще не явился. Ты ведь не забыл его?
— Я не забыл никого из вас, друзья. Все приглашены. Я давно уже собирался это сделать, но все время что-нибудь мешало. Теперь наконец мы собрались. И я надеюсь, что не в последний раз. Обождем еще немного, Виктор обещал быть точным, он должен вот-вот появиться.
Хаавик не пришел. Он позвонил из Раквере, куда был неожиданно командирован. Приветствовал товарищей и сказал, что мысленно он с боевыми друзьями.
— Веселья сегодня не получится, — пожаловался Паювийдик. — Если не будет Виктора, на ком же я душу отведу?
