человеческие.
— Я видела фотографию палатинца, у которого съели половину лица. Аларик, — Мина кивнула на стену гостиной, — сказал, что это работа вампиров.
Лучан ссутулился. Аларик. Аларик Вульф. Он не скрывал больше, как потрясли его все эти откровения.
— Да. Я слышал о нем. И о его напарнике тоже. Они вступили в бой с Дракулами.
— С теми самыми Дракулами, — Мина с отвращением произнесла это слово, — которые напали на нас у собора Святого Георгия?
— Не на нас, на меня. Им нужен был только я, тебе ничего не грозило.
Мина ответила на это невеселым смешком.
— Когда я был рядом, во всяком случае, — уточнил он.
— И девушек тоже Дракулы убивают?
Как может столь сильная личность обитать в таком маленьком, хрупком теле?
— Да, — признал он, — я в этом почти уверен.
— Значит, новый просвещенный век пока не настал?
Никогда еще он не испытывал такого отчаяния. Почему это происходит именно теперь, когда он собрался урвать для себя толику счастья?
Договор, заключенный отцом, обеспечил бессмертие ему и его семье, но зачем нужна вечная жизнь, обрекающая тебя на вечное одиночество?
— Все не так просто, — сказал он. — Жажда крови, особенно у новообращенных, очень сильна, но я не позволяю им убивать. Они знают, что поплатятся, нарушив этот запрет, однако сейчас их стало гораздо больше, чем раньше. Один я не могу с ними справиться. Я пытался передать кому-то часть своих полномочий, но… Подозреваю, что за всем этим стоит мой брат. Он и раньше восставал против меня. Всегда хотел занять трон.
Мина подобрала полотенце и стала вытирать ему волосы.
— Все сочинители диалогов, — прошептала она, поцеловав его в мокрый затылок, — хотят стать ведущими сценаристами.
Прикосновение ее теплых губ прошило Лучана электрическим током. Он сидел тихо, не зная, как реагировать. Что этот поцелуй значит — ничего или все на свете?
— Прошу прощения? — сказал он.
Мина выронила полотенце, не менее изумленная своим поступком, чем сам Лучан.
— Факты — упрямая вещь: ты остаешься потенциальным убийцей моего брата.
— Да нет же. — Он притянул ее к себе, зарылся лицом в ее теплую шею рядом с ключицей, но от поцелуя счел за лучшее воздержаться. Его зоркий взгляд успел засечь роман Стокера, брошенный в угол словно в порыве гнева. — Мина, я люблю тебя. Это правда. Я никогда бы…
— Это может случиться вопреки твоему желанию, — прошептала она в его влажные жесткие волосы, давясь непролитыми слезами. — Брат не знает тебя так, как я знаю, и сам хочет тебя убить. Хочет примкнуть к ним.
— К кому? — Соображение у Лучана работало плоховато — от близости Мины или от ее крови, все еще прожигающей его жилы?
— К палатинцам.
Лучан уже не слушал ее. Его рубашка каким-то образом расстегнулась. Ее поцелуи у себя на плечах он ощущал как цветочные лепестки, ее кожа напоминала ему монтраше свежего разлива, ее пульс бился и в ней, и в нем, как эхо его былого сердцебиения.
— Об этом можно не волноваться, — только и сказал он. — Как и о том, что я будто бы могу убить Джона.
Говоря это, он снял через голову ее белую ночную рубашку, чего она, кажется, даже и не заметила. Стоя рядом с ним на коленях, полностью обнаженная, она всматривалась темными глазами в его лицо. Он даже в темноте видел, как вздрагивает от ударов сердца ее левая грудь.
На него обрушился шквал — желания такой силы он не помнил за всю свою пятисотлетнюю жизнь.
— Мина, — сказал он голосом, как открытая рана, и взял в мозолистую ладонь эту подрагивающую грудь.
Окончательно утратив власть над собой от прикосновения атласной кожи, он привлек ее к себе, такую гибкую и горячую, прижался губами к ее губам. Его снедала нужда поглотить ее… пожрать… сделать частью себя.
Она с невнятным стоном то ли желания, то ли протеста уперлась ему в грудь руками.
— Что? — спросил он с полуприкрытыми веками, нехотя оторвавшись от ее рта.
— Только чур не кусаться. Говорю твердо на этот раз.
Глава сорок четвертая
Перед Джоном в глубокой сковородке шипело тесто. Класс! Он сегодня в ударе: дюжина оладушек, одна румяней другой.
Незабываемый будет завтрак.
Он добавил поджаренную оладью к стопке других, мурлыча что-то под нос.
Не следовало бы, пожалуй, так веселиться, когда у сестры тяжелая полоса.
Зато у них ночует охотник на вампиров из Ватикана — круто же!
Выглянув из кухни, Джон проверил накрытый в комнате стол. Порядок. Апельсиновый сок в стаканах, свернутые салфетки. Прямо как бранч у Сарабета, только без состоятельных мамаш, колясок и визжащих детишек.
Позвонить бы Вейнбергу, позвать его на оладьи, все ему рассказать. Вампиры в Манхэттене? Он ни в жизнь не поверит.
И тайное общество охотников на вампиров!
Он тоже захочет туда вступить, это точно. Надрать задницы мертвякам.
Или нет? В полицию он вот ни в какую не хочет. Будет и дальше сидеть дома, смотреть Си-эн-эн и бухтеть про серийного маньяка…
Джон задумался, не спеша вылить очередную порцию теста на сковородку.
Маньяк, о котором без конца бухтит Вейнберг… ну ясно же. Этот тот самый вампир, которого выслеживает Аларик.
Не тот, который сестру покусал — если Джон, конечно, понял все правильно. Другой, но тоже вампир.
Надо обязательно сказать Вейнбергу.
Джон бросил черпак в миску и стал набирать номер на лежавшем тут же мобильнике.
— Это, случайно, не мой телефон? — Мина появилась на кухне вполне одетая: джинсы, майка, красный шарфик и туфли-балетки в тон. Короткие волосы после утреннего душа курчавились.
Удивленный Джон прервал вызов.
— А, да. Извини. Я тут собрал его заново, когда ты уже легла. Работает как миленький — повреждения, видно, были поверхностные.
— Дай сюда, — потребовала она.
— Не-а. — Джон опять выглянул в гостиную, но Вульфа там не было. Он принимал душ в другой ванной, дав Джону строгие инструкции не подпускать Мину к телефонам, компьютерам и входной двери. — Инфицированным не полагается.
