— Ты что, плакал?
— Понарошку.
Разрываю остатки обертки. Внутри обнаруживается пластиковый подсолнух в горшочке, с гитарой и в темных очках. Это одна из танцующих игрушек, реагирующих на звуки музыки.
— Это Вигглс?
— Мистер Вигглс, — поправляет Кэт, тыча меня пальцем в живот. — Когда я была маленькой, он был моей любимой игрушкой, так что ты береги его.
— Нужно было отправить его в университет. Там он бы получил докторскую степень и звался доктором Вигглсом, — замечаю я, садясь на кровать. — Если он был твоей любимой игрушкой, зачем отдавать его мне?
— Затем. Тебе исполнилось шестнадцать, и я хотела подарить что-нибудь действительно стоящее.
Я пристально смотрю на мистера Вигглса. У меня сохранился плюшевый медвежонок по имени Дэмиен Второй, которого я получил в подарок, когда мне было два года. Он так сильно полинял, что уже трудно понять, какого цвета изначально была его шерстка. Одно ухо у него порвано. И все же не могу себе представить, как бы я мог его кому-нибудь отдать. Но Кэт подарила мне свою любимую игрушку. Лично мне, на день рождения.
Чувствую себя отвратительно, вспомнив, что не пригласил ее на тот концерт. Даже сам себе билета не купил. И все из-за нее. Не то чтобы она очень хотела пойти — Кэт ненавидит «Суперзвезд». Но раз уж она решила подарить мне самую дорогую вещь, любимую игрушку, которую ничем не заменишь, может, она бы и пошла слушать группу, от которой ее тошнит, просто потому, что ее пригласил я.
Кэт берет с тумбочки пульт и включает телевизор.
— Я тут целую неделю передачи записывала, — говорит она, сопровождая слова кривой ухмылочкой. — Есть два с половиной часа шоу Малинового Огня «Клуб выживания». Я знаю, ты хочешь посмотреть.
— Ты меня вообще хорошо знаешь, — замечаю я, положив мистера Вигглса на пол и садясь на кровать рядом с Кэт. Она включает запись; звучит вступительная песенка: «Малиновый Огонь пришел, и значит, все о'кей. Он знает, как спастись от бед, и пламенный вам шлет привет. Расскажет, как себя блюсти, как от опасности уйти, и станет веселей!» В очередной раз услышав эту бредятину, я решаю, что он худший из трех кандидатов. Галантный Джентльмен, выдающий себя за британца, на самом деле просто мерзкий сноб. К тому же он спустил на меня собак. Но он хотя бы не носит красную шапочку и костюм в обтяжку, не считает делом всей жизни спасение детей, затерявшихся в коридорах горящего приюта, и не помогает старушкам донести тяжелые сумки с продуктами. И знаете, что самое замечательное в этом фальшивом британце? Он не умеет летать.
На экране Малиновый Огонь эффектно заходит на посадку, и я досадливо морщусь. Постепенно снижаясь, он пересекает экран по диагонали, приближаясь к камере. Если мой отец — Малиновый Огонь, значит, я когда-нибудь тоже буду летать, а это ужасно. От этой мысли меня начинает трясти, и не только потому, что я боюсь высоты. У супергероев, равно как и у суперзлодеев, бывают уникальные сверхспособности. К примеру, у уважающего себя супергероя не может быть в глазах лазеров, как у моей мамы, а нормальный суперзлодей никогда не станет летать. Злодея, умеющего летать, никто бы не стал принимать всерьез. Не поймите меня неправильно, умение летать — штука хорошая, и, обладая им, можно натворить немало бед. К примеру, можно пикировать на врагов и поливать их отравой, которую изготавливает в лаборатории моя мама, но для этого существуют боевые ракеты. Естественно, большинству суперзлодеев не приходится волноваться, опасаясь, как бы ни пришлось стать посмешищем для всей вселенной, если у них внезапно откроется способность летать — чаще всего способности передаются из поколения в поколение и остаются неизменными. А вот мне, можно сказать, «повезло», я вправе ожидать от себя чего угодно.
— В этой серии он рассказывает, куда нужно обращаться, если домашнему животному требуется помощь ветеринара, — говорит Кэт. — Я уже посмотрела ее. Давай перемотаем вперед? Кстати, тут есть серия, в которой он облачается в плавки и учит детей правилам поведения на пляже. Он в плавках, Дэмиен. В полосатых плавках.
Я слишком занят происходящим на экране, чтобы отвечать. Кажется, у него волосы такого же цвета, как у меня? Впрочем, неважно. Я слишком хорошо знаю маму и могу сказать с полной уверенностью: это не он. Моя мама с этим человеком? Он защищает добро и выступает за справедливость. У мамы все наоборот, а парень, о котором написано в дневнике, явно был не прочь сделать то, что они сделали в кабинке. А представить себе Малинового Огня в этой роли… Да он вообще, наверное, сексом не занимается. Никогда.
— Дэмиен? Да что с тобой? — спрашивает Кэт с тревогой, пристально глядя на меня.
— Все отлично, — заверяю ее я. — Давай посмотрим этот эпизод.
— Ты как-то очень сильно нервничаешь, — говорит она, накручивая на палец бахрому расшитого розовыми цветами покрывала.
Я поднимаю руку, чтобы пригладить волосы, и этот идиот на экране практически одновременно со мной делает то же самое. Это конечно же ни о чем не говорит. У нас с ним есть несколько общих черт — но это всего лишь совпадение.
Кэт берет пульт и ставит запись на паузу. Малиновый Огонь, собиравшийся рассказать краткое содержание очередной серии, замирает на месте. Его лицо обращено к зрителям, и такое впечатление, будто он смотрит прямо на меня. Замечательно.
Кэт ничего не говорит. Мы сидим совсем близко друг к другу. От нее пахнет арбузным шампунем и специальным мылом, которое использует ее мама для стирки вещей. Надеюсь, одежда на ней настоящая, а то она благодаря своей способности создавать видимость чего угодно может и голой рядом сидеть. Наши плечи практически соприкасаются, и, если бы я не цеплялся в отчаянии за покрывала, горюя о том, что у Малинового Огня волосы того же цвета, что и у меня, моя рука лежала бы рядом с ее, а может, я бы даже положил ладонь на ее руку. В принципе в этом нет ничего страшного, если не принимать во внимание то, насколько мы отдалились друг от друга за год. Правда, сначала я с ней совсем не разговаривал, а теперь вот сижу рядом, на одной постели, смотрю телевизор и отпускаю шуточки по поводу идиотского шоу. Я бы солгал, сказав, что мне не хочется потрогать ее за руку и за другие менее публичные места, но я этого себе никогда не позволю.
Нельзя наступать на те же грабли снова.
— Нужно поговорить, — в конце концов произносит Кэт тихим голосом. — О нас.
— Нет никаких «нас», Кэт.
— Да, я знаю, на вечеринке по случаю твоего дня рождения я тебя напугала. Когда чуть… не поцеловала тебя, — говорит Кэт, сопровождая слова глубоким взволнованным вздохом. — И теперь ты ведешь себя странно.
Нет, это я чуть не поцеловал ее. И если уж я чего-то и боюсь, так это того, что мой отец — супергерой и, вполне вероятно, именно тот, который смотрит на меня с экрана. К Кэт это никакого отношения не имеет, но она определенно видит, что со мной что-то не так, просто по моему поведению, даже не зная о букве «X» на пальце.
— Я хотела тебя поцеловать, — признается она, бросает на меня быстрый взгляд и опускает глаза. Нащупав пульт, она кладет его на тумбочку и начинает тискать одну из розовых подушек. — Мне показалось, что мы снова вместе, и…
— Погоди-ка, — говорю я, предостерегающе выставляя вперед руку. — Мы не «снова вместе». — Начинаю смеяться. Мне правда смешно, хотя я бы охотно сказал ей то же самое. — Не понимаю, почему ты так решила.
Кэт закусывает нижнюю губу.
— То есть ты хочешь сказать, что все время сидишь у меня в комнате, прижимаешься ко мне, и все это просто так?
— Я к тебе не прижимаюсь.
Честно говоря, Кэт, конечно, права, и то, что мы с ней делали последние несколько недель, вполне заслуживает слова «прижиматься», но я никогда в этом не признаюсь. Приходится отодвинуться подальше,
