девушке. Как добиться этого, я уже знал. Что же, четвертая свадьба миссис Тилсмаг получится яркой и незабываемой.
Лимузины показались примерно через полчаса. Выждав еще минут пятнадцать, я прогулочным, шагом направился к зданию архива.
Двери Боннингтона гостеприимно распахнуты. Шаферы из молельни куда-то пропали, дежуривший у входа тамада в красном смокинге одарил радушной улыбкой, которая, однако, стала, куда менее сердечной, когда он увидел, какая на мне одежда. Показав приглашение, я вошел.
Новобрачные и почетные гости в фойе не встречали, так что к читальному залу удалось пробраться, незамеченным. Я огляделся по сторонам: повсюду радость, ничем не омраченная атмосфера праздника. Пока не омраченная… При мысли о том, что совсем скоро произойдет, я даже почувствовал укол совести.
В одном конце зала стояли разборные столы, застланные длинной белоснежной скатертью. Предлагались коктейли с шампанским, а строгие, но немного вразнобой одетые официантки (условное «белый верх — черный низ» каждая, естественно, представляла по-своему) обносили гостей красиво сервированными мини-закусками. Все очень изысканно и элегантно. К моему сожалению, стеллажи и рабочие места библиотекарей сдвинули в один угол и задрапировали белой тканью. Таким образом, исчезла удобная ширма, которую я мог использовать на следующей стадии действа, обещавшей стать самой хлопотной.
Среди гостей я выделялся, как облезлая ворона в стае нарядных павлинов. «Ворону» не замечали только потому, что все глаза были обращены на незнакомого мне мужчину, который произносил речь. Оглядев собравшихся, я заметил Рика Клидеро в безупречной серой визитке с небесно-голубым жилетом, в противоположном конце зала болтавшего с Джоном Тайлером. Шерил держала под руку мать и стояла, естественно, в центре. А вон Элис с Джеффри — притаились у стола с коктейлями. Элис протянула опустевший бокал: мол, хочу еще, а ее кавалер разговаривал с толстухой в пышном красном платье. Губы главного управляющего растянуты в натужной, чуть болезненной улыбке: он изо всех сил пытается веселиться и быть хорошим гостем в собственном доме.
Куда бы спрятаться, где можно играть более или менее спокойно? Ничего подходящего на глаза не попадалось. Но вот речь закончилась, полились аплодисменты, и я юркнул за колонну: она хоть от случайных взглядов защитит, достал из кармана вистл и поднес к губам.
Здесь, в самом сердце Боннингтона, я как никогда остро ощущал призрачную женщину, но даже это не сильно облегчало задачу. В зале слишком много людей, слишком много отвлекающих звуков и возбудителей. Закрыв глаза, я попытался блокировать хотя бы один источник раздражения и сосредоточиться на внутренних настройках — для меня это ощущение больше, чем слух: его невозможно ни описать, ни проанализировать.
Между тем слово передали жениху, гости притихли, а я, сгорая от нетерпения, стал ждать, когда они снова загудят. Рассел Кларк говорил чуть ли не час, подробно рассказывая, что очень счастлив, Айлин буквально преобразила его жизнь, и ему не терпится стать хорошим отцом Шерил. Интересно, как он представляет эту почетную должность?
Снова грянули аплодисменты, и я сыграл первую ноту. Вступление хотелось сделать как можно тише, и сперва у меня не получалось, но ведь мелодия подчиняется лишь собственным законам. Малейшее вмешательство — и результат будет иным.
В сознании не осталось ничего, кроме чередования нот и внутреннего строения «призрачной» мелодии. Чем-то она напоминала «Белых лебедей», но это была личная мелодия той девушки, ее, и ничья больше — звуки, обозначающие ее место в мире людей, песня в ее честь.
Многообещающие паузы в гуле голосов наводил и на мысль, что музыку услышали. Гости небось оглядываются, гадают, что это, откуда. Я продолжал играть, не взвинчивая темп, однако и не замедляя: меня будто привязали к колесу, и оставалось лишь подчиниться его воле.
Повисла тишина, к моей колонне прошелестели шаги, впрочем, я почти закончил, еще пара тактов, и все. На плечо легла рука, но я стоял зажмурившись внимания не обратил. Диминуэндо превратило мелодию в одинокую жалобную ноту, которая неожиданно взорвалась дерзкой трелью.
Вистл вырвали из рук. Открыв глаза, я увидел Грузовичка «Топку» — ладного крепыша из молельни, одного из двоюродных братьев Шерил. Держит вистл перед моим носом, лицо хмурое. За его спиной собрались другие гости: кто-то поглядывал на меня с любопытством, кто-то — с возмущением.
— Это что, шутка? — враждебно спросил Грузовичок.
— Нет, скорее приглашение.
В противоположном конце зала послышались испуганные вздохи и крик. Гости дружно повернулись в ту сторону, с ними и Грузовичок, а я, воспользовавшись случаем, выхватил вистл и убрал в карман. Сейчас здесь начнется черт знает что, поэтому его нужно спрятать ненадежнее.
Незваная гостья Боннингтонского архива плыла через зал и находящихся в нем людей, которые, спотыкаясь, старались отойти подальше. Хотя вообще-то призраками сейчас мало кого напугаешь, некоторые выглядят вполне реально, а этот двигался с мрачной целеустремленностью, действующей на всех и вся.
Девушка с закрытыми пеленой глазами застыла и поглядела по сторонам. Впервые она показалась практически во весь рост: я увидел белую до пояса жилетку с капюшоном, черную юбку, обнаженные руки.
— Где Роза? — жалобным, полным горем голосом спросила она. — Помогите мне ее найти.
Кто-то из гостей испуганно закричал.
— Я беспокоюсь о Розе.
Оттолкнув шафера, я врезался в толпу. Скорее, скорее, нужно оглядеться, именно сейчас, пока люди еще напуганы говорящим призраком. Столько сил приложил, чтобы все устроить, поэтому упускать шанс ни в коем случае нельзя.
Элис с Джеффри уже начали пробираться к выходу хотя в том конце толчеи не было, значит, Пилу бояться нечего. Куда им спешить? Элис с какой-то дикой решимостью шла впереди, к ней, словно пустой вагон к локомотиву, цеплялся Джеффри. Когда я неожиданным шлагбаумом преградил им путь, старший архивариус уставилась на меня с каким-то оскорбленным изумлением.
— Вот так свадьба, всем свадьбам свадьба! — воскликнул я голосом придворного шута.
— Кастор… — К моему огромному удивлению, Элис не нашла слов, зато в глазах горело нечто, подозрительно похожее на ненависть.
Ловкое движение — и я зажал ее ладонь в своей. Элис попыталась вырваться, но я был начеку. В первый раз пожимая ей руку, я прислушивался изо всех сил и ничего не почувствовал. Сейчас все иначе: она потрясена и разгневана, значит, бдительность практически на нуле. Если немедленно её не «просканирую», другой шанс вряд ли представится.
— Элис, выглядите потрясающе! — заявил я и, по-идиотски улыбаясь в перекошенное ненавистью лицо, стиснул ладонь. — Неужели забеременели?
ВСПЫШКА: гнев и возмущение Элис вонзились в меня острыми кинжалами, но за ними шевелился тщательно скрываемый червячок страха. Естественно, это был страх перед призраком, но за ним, заслоняя всю перспективу, огромной горой возвышался другой страх. Элис Гасконь категорически не хотела беременеть, и чтобы я хватал ее за руку — тоже не хотела. Пока она пыталась вырваться, я увидел быстрое телепатическое слайд-шоу: глазами ребенка смотрел на огромного мужчину, который брился у овального зеркала, затем на засохший нарцисс в тоненькой вазочке — последние капли воды превращались в коричневый осадок; а вот ее рабочий стол в Боннингтоне, девственно-чистый, пустой, вместе с пустыми же поддонами для документов он напоминал о больнице. Лишь через несколько секунд до меня дошло: ее стол попал в угловой кабинет Пила. Другими словами, это стол главного управляющего, только на двери кабинета ее имя. С огромным трудом Элис все-таки вырвала руку. Казалось, сейчас отвесит пощечину, но она лишь в полголоса выругалась, пробормотав слово, заканчивающееся на «-добол», которое старшему архивариусу знать явно не полагается. Молча проглотив оскорбление, я бросился к Джеффри.
Страдая аутизмом, Пил имел куда более-серьезные и веские причины возражать против моего прикосновения: если капризная Элис просто брезговала, то у него — психическое расстройство, патология. В общем, чтобы подтолкнуть его к порогу нервного срыва, никаких усилий не понадобилось. Стоило
