постановке «Ромео и Джульетты», и я согласилась. А весной мы уже репетировали «Двенадцатую ночь».
Я никогда не оглядывалась назад. И все же то лето осталось сиять в моей памяти, словно Эдем до грехопадения. «Мне нужна твоя помощь», — сказала Роз два дня назад, в «Глобусе». Ей нужны были мои знания. Четыре года назад она просила о том же, нуждаясь во мне самой. Ее манера общаться — напористая, без провинциальной неспешности — не подкупала ни фермеров, ни жителей здешних городков. Я, хотя и не была одной из них, знала основы деревенского этикета. Меня не смущало, что прежде, чем переходить к расспросам и уговорам, нужно посидеть за одним столом, выпить пивка или съесть пирог, дать к себе присмотреться. Вдобавок я не боялась испачкаться. На случай если кому-то нужно было перегнать скотину от одной поилки до другой, я хорошо сидела в седле и не стеснялась помочь. Так завоевывалось доверие тех, кто изначально принял Роз в штыки.
Я стала ее поводырем в этой области: разведывала поле во всех направлениях, проверяла каждую тропку. Тем временем Роз использовала архив как командный центр, зарываясь в его упорядоченные, структурированные списки, поглощая все сведения, которые я присылала. Нас обеих устраивало такое разделение труда. «Добытчик и повар», — частенько шутили мы.
— Если Роз думала, что Гренуилл имел отношение к Шекспиру на Диком Западе, — сказала я, — то в первую очередь отправилась бы в Юту. Мы можем поймать там ее — или его след.
— Можем, — повторил Бен с нажимом и раскрыл книгу. — Он тут значится?
— Не читала.
Бен мельком взглянул на меня, покачал головой и уткнулся в страницу.
— В указателе его нет.
— Она могла придержать сведения о нем для дальнейшей работы, — сказала я. — Или нашла письмо уже после того, как отдала рукопись.
Бен захлопнул книгу.
— А если ты ошибаешься?
— Ну, сделаем крюк в три тысячи миль и на два дня отстанем от графика. Хотя вряд ли.
Он кивнул.
— А если мы впрямь найдем, что искали, и все твои догадки подтвердятся, сколько, по-твоему, это будет стоить?
Как-то времени не было об этом задуматься. Может, «Кристи» определил бы, хотя, насколько я знаю, аукционные дома дают цену исходя из сравнения, а находка Гренуилла была уникальной в своем роде: никто до сих пор не встречал ни второго «Карденио», ни другой рукописи, современной Шекспиру, ни, тем паче, написанной им самим. Получится не меньше шестизначной суммы, а все подобные экспонаты оседают во владении правительственной бюрократии и никогда не попадают на аукционы. Если уж первое фолио — одна из двухсот тридцати с чем-то копий — ушло с молотка за шесть миллионов долларов, как рассказывал сэр Генри, то единственная рукопись потерянной пьесы будет стоить… сколько? Я тряхнула головой. Грандиозность суммы не укладывалась в уме.
— Не знаю, — сказала я. — И никто не знает. Одно наверняка: пока мы ее не нашли, она не стоит ничего.
— Зато кое-кто ее уже оценил, — отозвался Бен. — И недешево.
Я вздрогнула, как только поняла смысл его слов. Убийство. Цена жизни. На краткий миг мне вспомнились глаза Роз, смотрящие на меня из-под театральной скамейки. Однако убийца на этом не остановился. Перед глазами возникла страница из фолио с чернильной рукой на полях, тычущей в кровавую строку: «Входит обесчещенная Лавиния, у которой отрублены руки и отрезан язык».
— В мою жизнь, — тихо сказала я.
— Итак, мы оба это понимаем, — произнес Бен.
Снаружи завыли сирены. За окнами витрин промчались три патрульные машины. Они остановились по ту сторону улицы, перегородив выезд. Я машинально сунула страницу обратно в блокнот.
— Значит, Юта? — переспросил Бен. Не сомневаясь — просто подтверждая маршрут.
Я кивнула.
— Сиди где сидишь, — велел он. — Через пять минут подгоню машину. — И отправился за дверь, на ходу вынимая телефон.
16
У меня оставалось пять минут: хочешь — паникуй, а хочешь — употреби на пользу дела.
Взглянув еще раз на полицейский заслон, я присела между стеллажей, сложила все на пол и открыла «Елизаветинский театр». Согласно Чемберсу, «Карденио» был написан в соавторстве с Джоном Флетчером, которого Шекспир подготовил себе на замену, будущим драматургом Королевской труппы. Какой именно вклад внес Флетчер, над какими частями работал, история умалчивала, да и гадать, не имея пьесы под рукой, не было смысла. Зато факт сотрудничества давал кое-какую подсказку: пьеса скорее всего была из поздних, поскольку две другие, написанные с участием Флетчера — «Два знатных родича» и «Генрих VIII», — входят в число последних.
Я несмело перевернула страницу. Похоже, догадка с датой выпуска подтвердилась.
«Карденио», также предположительно «Карденьо» или «Кардонья», — пьеса, которая исполнялась при дворе Королевской труппой в 1612–1613 годах и 8 июня 1613-го. Ее сюжет, заимствованный из «Дон Кихота»…
Книга чуть не вывалилась у меня из рук. Все вокруг словно верещало о моем идиотизме. Так вот почему Роз набила полку Сервантесом! И вот почему название пьесы показалось знакомым. Я читала «Кихота». Правда, давно, если это хоть сколько-нибудь меня оправдывало.
Значит, пришла пора заглянуть в него снова. Перейдя к полкам с художественной литературой, я стала осматривать блок с указателем «С», пока не наткнулась на Сервантеса, а там и на «Дон Кихота» в знакомом издании, пухлый клееный томик с черным корешком обложки, на которой красовался долговязый рыцарь в исполнении Доре. Уложив книгу поверх «Шекспира на Диком Западе» и нового фолио, я побежала к кассе. Не успели мне вернуть кредитку, как к дверям магазина подъехало такси. Подмахнув чек, я сгребла вещи в охапку и выскочила на улицу.
На той стороне улицы возникла какая-то суета: у въезда в кампус показалась группка людей в темном, возглавляемая Синклером.
— Аэропорт Логана, — сказал Бен. Такси медленно тронулось, а затем встало.
Полицейские машины через улицу ожили, завыли сирены. На миг мне показалось, что нас вот-вот схватят, но — крутой разворот, и они уже мчались в другую сторону, к Массачусетс-авеню, куда, судя по звуку, съезжался патруль со всего города.
Я изо всех сил вжалась в кресло — больше спрятаться было некуда. Синклер сошел с тротуара, но не в нашем направлении. Выглянув в заднее стекло, я подсмотрела, куда он идет. В нескольких кварталах от нас черно-белые машины сновали, как полосатые муравьи, вокруг полукруглого кирпичного здания, которое словно тонуло в уличной зелени, — Гарвардской гостиницы.
Наше такси влилось в общий поток и через два небольших квартала повернуло к реке.
— Ты кому-то говорила о том, где остановилась? — спросил Бен пару минут спустя.
Я виновато кивнула:
— Столкнулась с одним знакомым на выходе из библиотеки. Буквально.
— Таким плотным типом в бейсболке?
— Пришлось пообещать ему совместную выпивку — иначе было не отделаться.
— А тот сразу растрезвонил все английскому копу.
— Он главный инспектор сыска. Коп, я имела в виду. Его зовут Синклер.
— А твой знакомый — он кто?
Я закусила губу.
— Еще один шекспировед-профессор.
