— И о вальядолидском фолио, — добавил Мэттью.
— Возможно.
— Возможно?! — взвился он. — Ладно тебе, Кэт! Письмо нашли в склепе Дерби. Подписано Уиллом. Ты ведь сама сказала, что на обложке фолио вытиснен герб Дерби — и книга предназначалась Уильяму Шелтону! Чего тебе еще нужно?
— Все сходится, — согласилась я. — Хотя ни книгу, ни пьесу он в письме не называет.
Мэттью всплеснул руками.
Второе письмо тоже было отправлено из Вальядолида, но уже позже и другим человеком. Общий тон его был извиняющимся, оно походило на объяснительную записку. В нем значилось, что Уильям Шелтон отбыл из Санта-Фе с разведывательным отрядом, но назад не вернулся — пропал без вести во время перестрелки с дикарями и, возможно, погиб.
В письме, по словам Офелии, были кое-какие географические указания, но она их забыла. Ей было о чем волноваться: их выследили.
— На следующий день их опять обвенчали, — тихо сказала Атенаида. — Только в этот раз отцы были свидетелями, а священник благоухал, как свежевыстиранное белье. Правда, Офелии запретили жить с Джемом до тех пор, пока тот не заведет достаточно средств, чтобы ее содержать.
— Непростая задача, если ты — младший сын викария, — заметил Мэттью.
Атенаида наклонилась вперед:
— Ему велели выбирать между Индией и Америкой.
— И он выбрал Америку?
Атенаида кивнула:
— Он отправился на поиски рукописи, которую обещал беречь Уильям Шелтон.
В этот раз расставание длилось пятнадцать лет, если не брать в расчет переписку. Офелия не сдалась. Она наняла репетитора, выучила латынь и испанский, а через год, получив право распоряжаться деньгами, поехала в Вальядолид. Колледж показал ей все, чем располагал, включая фолио, и направил в архив в Севилье. Там после долгих поисков она наконец откопала свидетельство очевидца тех событий, а с ним — примитивную карту и подробное описание местности. Копии Офелия отправила Джему.
— Плюс еще кое-что, — добавил Мэттью с азартным блеском в глазах.
— Дай ей самой прочитать, — осадила его Атенаида.
Вернувшись в Лондон, Офелия отправилась в книжный магазин и купила первое фолио — не первоиздание, а хорошее факсимиле, хотя и оно обошлось ей недешево — еще год или два она была вынуждена экономить на всем. Потом Офелия подписала своим именем страницу перед титульным листом, а снизу процитировала строки из сонета, как в вальядолидском фолио.
Я потерла виски.
— Значит, у нее было свое фолио… Яковианский magnum opus…
— У них был, — поправила Атенаида.
— Она отправила его Джему в качестве свадебного подарка, — сказал Мэттью.
Я уставилась на них, онемев от неожиданности.
— Так вы знали?
— Читай дальше, — ответила Атенаида.
От первой части мемуаров осталось немного: отец Офелии умер, а она зажила в старом доме посреди Арденского леса, только лечебницу к тому времени закрыли. Через пятнадцать лет после отъезда Джем написал, что нашел свое сокровище, но вместо того, чтобы везти его домой, попросил Офелию приехать к нему в Томбстон. Сначала она не поверила, а потом узнала, что Джем пригласил также гарвардского профессора и тот согласился.
— Входит профессор Чайлд, — ввернул Мэттью.
Офелия собрала вещи и отплыла в Америку. На ее прибытии в Нью-Йорк мемуары обрывались.
Следующие страницы, впрочем, тоже не пустовали. Эта часть была озаглавлена «Для Джема», хотя, скорее, записи предназначались ей самой — чтобы ничего не упустить. Другие чернила, другой почерк — более торопливый, да и содержание это предполагало. Здесь Офелия пыталась восстановить одну историю, фрагменты которой встречала в записях Делии Бэкон. Происшествие, связанное с Говардами.
Отношения Франсес Говард оказались сложнее простого любовного треугольника. «Там целый додекаэдр!» — восклицала Офелия. По сути, до встречи с Карром, но уже после замужества ей было указано очаровать еще одного человека.
Семья выбрала ей в любовники ближайшего друга Эссекса, принца Уэльского, и Франсес справилась с задачей: поползли слухи о свадьбе, хотя о расторжении брака с Эссексом еще даже не заявлялось.
Потом Франсес встретилась с Карром и, ничего не сказав семье, позволила себе поддаться чувству. Через некоторое время принц, узнав, что его дама непостоянна в пристрастиях, оскорбил ее на публике.
— История с перчаткой, — вырвалось у меня. — А я и не знала, что в ней говорится о Франсес Говард.
— Странно, что принц тогда не бросил свою, — сказал Мэттью.
Офелия вывела теорию о том, как именно эта интрига могла отразиться на «Карденио». По сюжету пьесы, сын правителя пытался соблазнить жену своего друга, женщину честную и добродетельную. Разыгранная как аллегория, она оправдала бы Франсес, а принца подвергла осуждению.
Но вот семья узнает то, что узнал принц: Франсес все это время развлекалась с Карром.
— Карр — Карденио, — повторила Атенаида.
Его появление обращало затею Говардов с пьесой против них самих. Вместо того чтобы показать Франсес верной женой, она выставляла ее на посмешище как кокетку, крутящую тремя мужчинами. Карра и принца на сцене угадал бы кто угодно, а Эссекс был все еще связан с Франсес именем и законом.
Представление не должно было состояться.
Однако оно состоялось. Его дали в Королевском театре зимой 1613 года. А потом еще раз, в начале июня. Тогда «Слуги короля» вывезли пьесу за реку и показали широкой публике. В театре «Глобус».
— А спустя две недели, — сказала я, — он сгорел дотла.
Мы молча воззрились друг на друга.
— Боже правый, — оробев, произнес Мэттью, — даты-то я и не сопоставил!
— Но зачем Шекспиру понадобилось дразнить Говардов? — размышляла Атенаида. — Почему так важно было сыграть «Карденио» в «Глобусе»?
— Затем же, зачем он вообще его написал, — сказала я. — Все, что я говорила, остается в силе. Аллегории его не волновали. И, насколько я знаю, у него были причины для нелюбви к Говардам.
— Может, он вовсе не собирался им угождать, — сказала Атенаида. — Может, было совсем иначе. Ты сама говорила, что кто-то из Говардов послал Уильяма Шелтона в Вальядолид, чтобы тот стал священником. — Она оперлась на расставленные ладони. — Если так, Шекспир имел все основания их уничтожить.
«Но лета твоего нетленны дни…» Я вспомнила, как эти строки читал сэр Генри, и вздрогнула.
— Мы обязаны отыскать эту пьесу, — с нажимом произнес Мэттью.
Я перевернула страницу. Цвет чернил снова переменился, под стать дате.
Итак, Офелия тем летом приехала в Томбстон, но застала лишь пустой номер в пансионе — с исчезновения Джема прошел целый месяц. Хозяйка дома передала ей записку — все, что он оставил