пейзажем и начала изучать двор. Бассейн сверху показался мне не таким уж и большим, дно было выложено разноцветной мелкой плиткой, порадовали белые пластиковые лежаки, сдвинутые неподалеку. Сбоку от дома имелось что-то типа крытой беседки. Огорчило, что двор был даже без намека на зелень, ни кустика, ни цветочка, одни голые плиты. Но я понимала, что озеленение не предусмотрено проектом, что в принципе было правильно. Хозяин украшал свои владения на собственный вкус. Ограда была низкой – обычная кованая решетка.
Я перевела взгляд на соседний участок. Вилла походила на нашу – такая же белая, двухэтажная и компактная, но явно обжитая. Я заметила плющ, начавший заплетать ограду и часть стены, кустики желтоватых цветов, угол бассейна. Возле него в шезлонге полулежал какой-то парень. Увидев его, я сразу натянула полотенце чуть ли не подбородка, хотя он не замечал моего присутствия, так как что-то быстро печатал на ноутбуке. Над парнем был раскрыт большой полотняный зонт, рядом на столике находился кувшин с каким-то желтым напитком.
«Хорошо устроился… киприот, – подумала я, с непонятным раздражением наблюдая за соседом. – Ишь разлегся! И жара ему не помеха!»
Я перегнулась через перила и вгляделась в соседа. Его стройное загорелое тело было повернуто ко мне боком, я видела длинные ноги, раскрытый ноутбук, лежащий у него на животе, черты лица различались с трудом из-за тени зонта, голова была повернута ко мне в профиль. Я видела лишь, что волосы у парня черные, они были забраны в короткий высокий хвост.
«Индеец, блин, – отчего-то развеселилась я. – Только пера в такой прическе не хватает!»
Понаблюдав за соседом еще какое-то время, я вернулась в комнату. И первым делом взяла косметичку. Я настолько не привыкла выходить из дома без макияжа, что даже представить не могла, как можно появиться на людях с «голым» лицом. И хотя я собиралась просто обойти дедовы «владения» и осмотреться, но одна только мысль, что меня может кто-то увидеть без основательного макияжа, вызывала ужас. Я устроилась перед большим зеркалом в стенке шкафа и внимательно себя осмотрела. Зачесанные назад волосы открывали лоб, он был высоким, но его портили прыщи, поэтому я всегда прикрывала их густой челкой. На щеках тоже виднелись высыпания. Правда, моя кожа уже успела немного обгореть, выглядела покрасневшей, поэтому эти недостатки не так бросались в глаза. Я уже выдавила тональный крем на палец, как в дверь постучали. И тут же заглянул Федор.
– Можно? – уточнил он и вошел. – Вижу, душ приняла. Это так освежает! Я тоже первым делом встал под холодную воду. По правде говоря, я решил, что ты сейчас же завалишься спать. После такого-то перелета! А ты, вижу, красуешься возле зеркала? Но, Катя, зачем в такую жару наносить косметику? Не понимаю вас, девушек! К тому же я думал, что пора бы и на пляж сходить, если ты, конечно, не устала.
Я бросила косметичку на столик и села на край кровати напротив деда. Он устроился в кресле.
– Видишь? – нервно поинтересовалась я и указала на свое лицо.
– Вижу, – кивнул он и улыбнулся. – Только что? Пухленькая девчушка!
– Я не про свои толстые щеки! – раздраженно ответила я. – Прыщи!
– Может, раздражение какое-нибудь! – пожал он плечами. – Бывает!
– Раздражение?! – вспылила я. – Мерзкие постоянные прыщи, которые делают меня уродиной!
– Кать, не надо так расстраиваться! – начал он меня утешать. – У девушек такое бывает из-за гормонов.
– Это все из-за шоколада! – пояснила я более спокойно. – Алла отвела меня к дерматологу еще в возрасте двенадцати лет. Тогда они у меня как раз и начали появляться. Врач отправил меня к аллергологу, сделали пробы, выяснилось, что у меня жуткая аллергия на шоколад. Мне вообще его есть нельзя! – выкрикнула я, снова начиная раздражаться.
– Бог мой, девочка! – увещевающим тоном заметил дед. – В чем трагедия-то? Раз причина установлена, почему прыщи все еще портят твои прелестные щечки?
– Я не могу с этим справиться, – тише пояснила я. – После того как мне запретили шоколад и все продукты, его содержащие, у меня развилась самая настоящая шоколадомания. А! Тебе все равно не понять! Я обожаю сладкое! Я жить не могу без пирожных, шоколадных тортов, конфет, муссов и прочего.
– Почему же не понять, – задумчиво произнес Федор. – Я сам подвержен страстям. А шоколад, как я где-то читал, вообще сродни наркотику. Зависимость вызывает, поэтому отказаться трудно. Нужно иметь большую силу воли, а ты, я вижу, привыкла потакать себе. Но это и понятно!
– Чего тебе понятно? – хмуро спросила я.
– Если тебе недодают любви, то ты стараешься хоть как-то баловать себя. И от любимого продукта трудно отказаться. «Меня и так никто не любит, в моей жизни и так мало удовольствий, – рассуждаешь ты, – почему я должна отказывать себе в таком малом, как плитка шоколада? А прыщи? Ну и черт с ними! Замажу тональным кремом. Меня все равно никто не целует!»
Федор замолчал и вопросительно на меня посмотрел. Я растерялась и не знала, что сказать. Раньше я никогда не задумывалась о природе своей ненормальной любви к шоколаду. Но это был словно замкнутый круг. Я четко знала, что мне категорически запрещено есть этот продукт, и все равно нарушала запрет. И снова появлялись прыщи. Я смотрела на себя в зеркало, ужасалась, даже страдала от своего уродства, впадала в отчаяние, и чтобы хоть как-то себя утешить… снова ела шоколад. Так продолжалось вот уже несколько лет. После слов деда я словно прозрела. И тут же появилась решимость с этой секунды даже не смотреть в сторону конфет и пирожных.
– У тебя один выход, – после паузы продолжил Федор, – крепко в кого-то влюбиться. Сразу откажешься от всех вредных продуктов, лишь бы выглядеть на все сто.
– А ты уверен, что я не влюблена? – сорвалось с языка.
Федор внимательно на меня посмотрел и заулыбался.
– Чего скалишься? – начала я злиться.
– Фу, как грубо! – поморщился он. – Конечно, не влюблена! Иначе ты так бы не выглядела! – уверенно добавил он.
Это было новой информацией для размышления. По логике деда получалось, что Ираклия я не люблю. Иначе почему я не то что не могла выдержать хоть какую-то диету, а даже просто отказаться от шоколада, чтобы кожа была чистой. Я знала, что стоит мне не употреблять этот продукт хотя бы две недели, как прыщи проходят сами собой.
«Но это не моя природная лень, – оправдывала я себя. – Вот если бы Ираклий по-настоящему интересовался мной, то я бы точно избавилась и от прыщей, и от лишнего веса! А уж если бы мы были парой, то я бы выглядела на все сто!»
Слегка успокоив себя этими рассуждениями, я вздохнула и глянула на деда. Он улыбался.
– На пляж? – только и спросила я. – Видела с балкона, что море совсем недалеко.
– Вот и отлично! – закивал он. – Море в это время очень приятное, да и не так жарко, как в июле!
– Это ты называешь «не так жарко»? – расхохоталась я. – Но ведь ужас что такое! Солнце так и палит.
– Тебе кажется с непривычки. Через пару дней будешь наслаждаться местной погодой! – пообещал дед. – Как будешь готова, спускайся!
И он вышел из комнаты.
Я сразу схватилась за косметичку. Но уж очень не хотелось на свежее после умывания лицо наносить тональный крем, да и волосы без утяжеляющих их лака и геля легко падали на плечи. Я тряхнула головой, улыбнулась, приблизила лицо к зеркалу и вгляделась в свои серо-голубые глаза. Без подводки их цвет был светлее, но мне сейчас это даже понравилось. Конечно, я выглядела явно невиннее и проще, но меня здесь никто не знал. Перед кем было строить из себя «роковую женщину»? Эта игра сейчас казалась ненужной и в чем-то бессмысленной. Дома я бы ни за что не вышла в таком виде, даже чтобы просто вынести мусор, но здесь! Здесь никому не было до меня никакого дела. И от осознания этой истины стало необычайно легко. Я могу вести себя так, как хочу, ходить в том, в чем хочу. Здесь нет ни этой противной Марты с ее ехидными подружками, ни моих бывших одноклассников с их вечными вопросами: «все никак не похудеешь?», «а ты так никуда и не поступила?», «а ты все еще на работу не устроилась?», «а ты что, так и будешь сидеть на шее у предков?» и так далее. Во двор нельзя было выйти, обязательно с кем-нибудь столкнешься и услышишь подобные замечания. Здесь нет Ираклия, в присутствии которого я всегда «неровно дышу» и
