– Нет, он был один, – ответила я, решив умолчать о подслушанном разговоре. В конце концов, это не мое дело… Змей устало потер виски и на миг зажмурился.
– Наверное, надо у Насти спросить, – нехотя сказал он. – Как думаете, она может сейчас что-то сказать?
– Она, наверное, еще спит, – заволновалась Тамара. – Она всегда спит после… Ну… И не все помнит…
– Марина! – крикнул Андрей. Горничная настолько быстро появилась в дверях, что у меня мелькнула мысль – подслушивала. – Поднимитесь наверх и посмотрите, проснулась ли Настя. Если да, попросите ее спуститься сюда… Но не будите, если она еще спит.
Горничная склонила голову и попятилась к лестнице. Тамара проводила ее взглядом и зябко передернула плечами.
– Зачем все это? – нервно сказала она. – Что мы, в самом деле, как в сериале сидим и расследуем убийство. Надо позвонить… может в прокуратуру? Или еще куда? Зачем беспокоить ребенка?
– Заткнись, – веско приказал Андрей. Тамара послушно закрыла рот, и лишь губы искривила в обиженной гримасе. Наблюдая за Левиными, я подумала, что возможно не я одна что-то скрываю, и только Змей пребывает в полном неведении.
Каблуки дробно застучали на ступеньках. Мне показалось или Марина действительно возвращалась очень быстро, почти бегом?
Она влетела в комнату, тяжело дыша, сжимая в руках какую-то розовую тряпку.
– Что? – резко спросил Андрей. – Она спит?
Марина затрясла головой, что могло означать и «да», и «нет». Из безукоризненной прически выбилась некрасивая прядь, взвившаяся кверху непослушной спиралью.
– Что случилось? – шепотом спросила Тамара. Вместо ответа Марина развернула тряпку, которую сжимала в руках.
Это было платье Насти, в котором та красовалась на празднике. Яркую материю покрывали жуткие бурые пятна крови, успевшей засохнуть.
Снег прекратился.
Дырки в небесах залатали, как по мановению волшебной палочки. Вот снег только что шел, и вот его нет. Высыпался. Кончился.
Все замерло, и даже часы, кажется, перестали тикать. Мы стояли и бессмысленно пялились на окровавленное платье в руках Марины и молчали. Наверное, потому что нечего было сказать. Мне-то уж точно.
Потом Тамара начала всхлипывать, и ее причитания показались мне фальшивыми. Что-то неестественное было в ее картинных движениях, словно перед нами стояла плохая актриса из дешевой мыльной оперы, коих по телевидению показывали десятками. Актеры в них меньше всего думают о роли, и больше всего – как остаться красивыми даже в моменты истерики. Оттого их позы всегда излишне правильны. Они поворачиваются к камере в выгодном свете, а изображая покойников, всегда лежат с широко распахнутыми глазами. Совсем не так, как Лев Борисович, с отвисшей челюстью, набитым снегом ртом и закатившимися зрачками.
Чтобы не смотреть на Тамару, я отвернулась и уставилась в угол, на покосившуюся елку, которую еще никто не поправил. Я еще подумала, что вокруг такой красавицы должны плясать дети, и что в доме, где только что произошло одно убийство и одно покушение нелепо включать гирлянды, будто ничего не случилось.
Потом я подумала про детей. Единственным ребенком, который радовался тут новогодним праздникам, была Настя. Больше никто из гостей с детьми не приехал. Знали, что Настя потенциально опасна?
Я увидела ее, как наяву, в розовом платьице, блестящем ободке с яркими шариками на пружинках, скачущую между гостей и не могла представить, что произошло потом. Вот она бежит по двору, ее накрывает волна безумия. Она хватает нож и набрасывается на первого попавшегося человека. Им оказывается Лев Борисович… Нет, не так. Он видит ее с ножом и пытается остановить. И тогда она бьет его в живот…
– Моя бедная девочка, – всхлипнула Тамара. – Андрюша, что же теперь будет?
Змей в упор смотрел на Левина и тот съежился, потупив взор.
– Ты знал что ли? – спросил Змей. – Оттого ментов не велел вызывать?
– Подозревал, – буркнул Андрей. – Надеялся, что ошибаюсь…
– Я давно тебе говорил, чтобы ты запихнул ее в дурку, – устало сказал Змей. – Видишь, чем дело кончилось…
– Ты понимаешь, что говоришь? – заорал Андрей так, что в люстре звякнули стекляшки. – Она – моя дочь!!! Дочь!!!
Он налил себе коньяку. Горлышко бутылки билось о стакан. Змей смотрел на Левина с жалостью, смешанной с презрением. Инга жарко дышала в своем кресле, пронзая отца взглядом.
– Завтра, когда она тебе горло перережет, ты сдохнешь с этими словами, – насмешливо сказал Змей.
– Заткнись!
– Заткнусь. Это теперь твоя проблема. Что с трупом будешь делать?
В глазах Андрея засветилась яростная работа мыслей. Он сделал глоток, закашлялся, забрызгав коньяком стол. Он казался настолько погруженным в свои мысли, что на миг показался мне незнакомцем, красивым и опасным. Я встала и пошла к дверям.
– Ты куда? – насторожился Змей.
– Я есть хочу.
– Сядь на место. Вон, коньячку хапни. Потом поешь.
Я села обратно, кипя от злости. Больше всего мне хотелось вырваться из этого зачумленного дома, пусть даже во двор. Если не смотреть на труп, то вполне сойдет.
– Что будешь делать? – спросил Змей Андрея. Тот вскинул голову.
– Труп можно вывести. Организовать как-то… У тебя же есть тут люди? Никто не узнает, что произошло.
– Ну, есть, – поморщился Змей. – Организуем. А его не будут искать?
– Да что вы такое говорите? – прохрипела Инга.
– Помолчи… Так не будут?
– Да не знаю я! – заорал Андрей. Люстра снова тревожно дзынькнула, и он растерянно посмотрел вверх. – Мне главное, чтобы здесь было чисто.
– Прислуга проболтается, – веско заметил Змей, бросив суровый взгляд на Марину. Та ответила холодной вежливой улыбкой, которую можно было понимать как угодно.
– Не проболтаются, – возразил Андрей и посмотрел на меня. – Разве что Алиса… Думаю, для безопасности ей стоит немного пожить у нас.
Мы с Тамарой одновременно открыли рты.
– Она тут не останется, – резко сказала Тамара.
– Я не останусь. Не хватало еще, чтобы меня зарезали!
– Не скажет она ничего, – скупо улыбнулся Змей. – У нее самой рыльце в пушку, она от ментов бегает. Так что кто-кто, а Алиса Геннадьевна будет молчать в тряпочку. Только, Андрюх, это не выход.
– Что – не выход?
– То самое. Девчонку дома оставлять. Не хочу сгущать краски, но сколько ты сможешь скрывать ее припадки? Она нападет на прислугу, набросится на детей в школе или еще где. И что?
– Может, мне ее еще и пристрелить по-твоему? – зло спросил Андрей.
– Андрюш, давай не при посторонних наши семейные дела обсуждать, – взмолилась Тамара. Я решила воспользоваться моментом.
– Пойду во двор, – сказала я. – Если что – подадите сигнал голосом.
– Не вздумай смыться, – сурово сказал Змей.
– Пешком?
