– Что?
– Я говорю, ямку протрете. Потому что дырка тут уже есть. Надеюсь, это не вы наш коврик изуродовали.
Девушка, похожая на встрепанного воробушка, лукаво смотрела на него, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Короткие темные волосы торчали в разные стороны в веселом беспорядке. То ли барышня эту очаровательную прическу делала у хорошего парикмахера, то ли забыла причесаться. Такие синеглазые брюнетки всегда казались ему торжеством фотошопа над здравым смыслом. Оказывается, и в реальности подобное чудо существовало.
С трудом оторвавшись от созерцания ямочек на ее щеках, Белогорский посмотрел под ноги. Стоял он ровно посредине внушительной дыры в коврике и шаркал подошвами по бетону.
– Нет, не я, – засмущался он, торопливо шагнув в сторону и стыдливо отпихнув ногой останки половичка.
– А вы к Анне Борисовне?
– К ней. А что?
– Ничего. – Девушка пожала плечами. – Жаль, что уезжает. Она замечательная. Надеюсь, вы ее не обманете. Это вы занимаетесь продажей ее квартиры?
– Разумеется, не обману! У нас приличное агентство! – запальчиво воскликнул Белогорский. Сдать, что ли, этого Валентина в полицию? А то совесть замучила. Не самому же с ним разбираться.
Но полиции, ранее именовавшейся милицией, Александр не доверял. У него был печальный опыт общения с представителями органов правопорядка, после которого Белогорский твердо решил, что это будет последнее место, куда он обратится в случае возникновения проблем. В общем, проблемы у него возникли, а решать их было некому.
Раскланявшись с девушкой, оказавшейся соседкой Анны Борисовны, Саша угодил прямиком в объятия истосковавшейся по общению бабульки. Радостно воркуя, она утянула риелтора в гостиную.
Разумеется, на столе были кофе и конфеты.
– Сюрприз! Я дома! – крикнула Женя в глубь квартиры и, подрыгав ногами, сбросила туфли. – Эдя, меня сегодня раньше отпустили! Можем устроить романтический ужин или поход в ресторан. Ау! Ты что молчишь? Умер от счастья?
Судя по тишине, наполнявшей жилище, Эдуард либо умер от счастья, либо отсутствовал.
– Наверное, на заказы уехал, – пробормотала Евгения. – Ну и ладно. В ванне полежу.
Евгения Лебедева была девушкой позитивной и в любой ситуации умела найти что-то хорошее. Вернее, почти в любой. Иногда в жизни возникают такие ситуации, в которых позитива не больше, чем бананов на осине. Проще сказать, бывают моменты, которые позитивными не назовешь.
– Ёшкин кот! – Женя вздрогнула, словно наткнувшись на препятствие, и замерла на пороге комнаты. Нервно сглотнув, она аккуратно ущипнула себя за тонкую руку и нервно хихикнула: – Не сплю.
И тут еще теплившийся в глубинах подсознания оптимизм окончательно помахал ручкой и с тоскливым свистом улетел в заоблачную даль. А Жене стало плохо. Причем не наигранно плохо, когда барышня машет перед лицом ладошками и щебечет «Ах, мне дурно!», а вполне натурально. Ее замутило, ноги стали ватными и предательски подогнулись.
Постель была разобрана, на сервировочном столике красовались бокалы и грязные тарелки с остатками фруктов и чего-то еще. На одном бокале грязным пятном размазался след яркой помады. Издав сдавленный стон, Женя ринулась в ванную комнату. Там было еще живописнее. На полу валялись полотенца, а полочка с ее косметикой выглядела, как витрина после распродажи, была почти пуста.
– А-а-а, – прошептала Женя, содрогаясь от омерзения. Так ужасно она чувствовала себя, наверное, только один раз в жизни. Когда в детстве на даче сунула руку в дупло, а из темноты по рукаву ее кофточки, ловко перебирая лапами, метнулся огромный паук.
Полотенце на полу было еще влажным. Она отшвырнула его, вздрогнув, словно вляпалась во что-то отвратительное.
– Что это? Что? Как? – беспомощно пискнула в пространство Женя. Даже голос был каким-то чужим.
Здесь теперь все стало чужим. В ее доме, гнездышке, где она выросла, где знала каждую трещинку, каждую выбоинку на кафеле, случилось нечто чудовищное. Здесь была чужая женщина. Она надругалась над Жениным домом. Она спала на Женином белье, трогала вещи, вытиралась ее полотенцем. Да ладно, что там. Она явно и Эдиком попользовалась. Женя собиралась жить с ним долго и счастливо, хотя устала ждать предложения руки и сердца.
– Так не бывает. – Женя откашлялась и брезгливо отступила.
Белье и полотенца можно выкинуть. Ладно, не можно, а нужно. И даже не жаль, потому что если и постирать, то все равно она не сможет ими никогда воспользоваться. Косметику можно купить. Полы помыть… Но что делать с домом? С ее домом, который в одно мгновение стал чужим и грязным? И что делать с Эдуардом, все это устроившим?
– Как он мог? – простонала Женя, судорожно нашаривая в сумочке телефон.
Вот сейчас она ему позвонит, и все выяснится. Словно поняв, что хозяйка не в себе и ей не до игр в прятки, мобильный призывно запиликал где-то в глубинах набитой всякой ерундой сумочки. Сумочки Евгения предпочитала маленькие, а вещей любила туда натолкать столько, сколько не в каждый рюкзак влезает.
Надежду, что звонит Эдик с объяснениями четкими, внятными и краткими, поскольку Жене в данный момент было не до демагогии и оправданий, разбил веселый голос Аси Муравской. Именно разбил, поскольку Женя буквально почувствовала, как ее жизнь с грохотом обрушивается, брызнув в разные стороны миллиардами крохотных осколков. Ее надежды, счастье, планы – все разбилось и восстановлению не подлежало. Не выдержав напряжения, Женя разрыдалась так горько, как может рыдать тридцатисемилетняя девица на выданье, в очередной раз упустившая свой шанс.
– Что? – сиреной взвыла Муравская. – Евгеша, что случилось? Ты можешь мне сказать? Все, перестань икать, я все равно ничего не понимаю. У тебя дикция, как у жертвы стоматолога, только что вырвавшейся из кресла без половины зубов и с передозом наркоза. Я выезжаю. Сидеть и ждать меня, ясно?!
– Нет, – попыталась остановить ее Евгения. Но кто и когда останавливал Асю? Это была девушка- торнадо, девушка-танк. Если Муравская сказала, что приедет, то запираться и прятаться от нее бесполезно.
Асе Муравской тоже было тридцать семь лет. Она считала себя женщиной взрослой, независимой и состоявшейся, однако до одурения хотела замуж и верила, что на ее улице еще перевернется грузовик с женихами.
По паспорту подруга была Ассоль. Наверное, имя наложило отпечаток на всю ее жизнь, поскольку Ася терпеливо ждала именно Грэя, и именно под алыми парусами. К тридцати годам она немного жалела почти о половине отвергнутых ухажеров, а после тридцати пяти уже была готова родить ребенка хоть от кого- нибудь.
– Конечно, – говорила она Жене по секрету, поскольку для всех остальных строго озвучивалась версия «я замуж не хочу», – если бы и муж образовался, было б идеально. Но сейчас мужик обмельчал, поэтому содержать абы кого лишь за то, что он мне сделал наследника, я не собираюсь. Моя половинка где-то ходит, я точно знаю. Но эти китайцы кошмарно расплодились и так увеличили количество населения на планете, что шансы найти того, кто мне предназначен судьбой, стремительно падают.
– Лебедева, открой!
Через полчаса верная подруга уже билась о железную дверь Жениной квартиры, наполняя подъезд грохотом и воплями. Разумеется, когда плохо соображавшая хозяйка доползла до порога и открыла дверь, на лестничной клетке появилась любопытная соседка-пенсионерка Калерия Яковлевна, которой было дело до всего, молодая мамаша из квартиры напротив, которой вообще ни до чего дела не было, и Анна Борисовна Зевс с Александром, не успевшим от нее уйти.
– Ограбили? – заорала Калерия Яковлевна, азартно блестя глазами и норовя прорваться в Женино жилище. Орала Калерия Яковлевна всегда, поскольку плохо слышала и ответы, и саму себя.
– Утечка газа? – воскликнула мамаша, вероятно, собираясь эвакуировать толстощекого младенца, дрыгавшего пятками у нее на руках.
