Анри Ревель
Вдова Далила
I
Медленно и торжественно итальянский экспресс входил под высокие своды огромного Берлинского вокзала. Носильщики бежали рядом с вагонами по платформе; почти всех пассажиров встречали знакомые или родные, но среди них было мало интересных лиц. Только две дамы, обе очень красивые и хорошо одетые, невольно привлекали внимание, не столько своим южным типом лица и черными глазами, сколько нерешительностью и тревогой, с которой они осматривались вокруг.
В то время как дама поменьше ростом вручала носильщику свои запыленные вещи и багажную квитанцию, другая дама, более высокая и стройная, ходила взад-вперед по платформе. Она словно искала кого-то, останавливаясь взглядом то на прохожих, то на тех, кто стоял в некотором отдалении от нее. Мария — а это было ее имя, — прежде совершенно не желавшая выходить из своего купе, казалось, ждала теперь помощи дружеской руки. Точно что-то вдруг вспомнив, она пошла в зал первого и второго класса. Но когда она и там не нашла того, кого искала, то вышла на платформу и, еще раз осмотрев всех стоявших там людей, вернулась к Розе. Та как раз закончила разговаривать с носильщиком и кондуктором по поводу какой-то утерянной сумочки.
— Его нет! Совершенно не понимаю, почему его нет, — нервно сказала Мария своей спутнице.
— Подожди немного, он обязательно приедет.
— «Подожди, подожди»… И это после того, как я целых два месяца его не видела! Но вон карета! Наверно, это он!
Дамы уже вышли из здания вокзала, и одна из них поспешила навстречу карете, но тотчас вернулась назад.
— Нет, не он, — сказала она с грустью. — Какой-то отвратительный господин, а не мой муж.
— Ты уверена, что он получил письмо? — спросила Роза.
— Я вчера опустила его в ящик в Вене, а кроме того, еще и телеграфировала ему. Вчера вечером он должен был получить и письмо, и телеграмму.
— Может, господин ван ден Кольб проспал. Ведь он же писал в последнем письме, что ему пришлось уволить камердинера и теперь он живет совершенно один.
— Да, возможно. Но неужели ты думаешь, что Карл лег спать, хотя знал, что я приеду? Ты даже не подозреваешь, ты понятия не имеешь о том, как он меня любит, — проговорила Мария с прелестной улыбкой, обнажившей два ряда ослепительно белых зубов.
Все это было сказано очень быстро, наполовину по-итальянски, наполовину по-немецки, потому что Мария при своей темпераментности, столь свойственной южанам, брала из каждого языка те слова и выражения, которые ей больше нравились и которые лучше выражали ее мысли.
Носильщик подошел к дамам и спросил, как быть с багажом.
— Да что же нам теперь делать? — беспомощно произнесла Мария.
— Взять извозчика и поехать к твоему мужу! — предложила Роза.
— А если мы разъедемся по дороге?
— Ему сообщат, что поезд пришел давно, и он поспешит обратно домой.
— Хорошо, — согласилась Мария, в последний раз оглядывая вокзал.
Карета, только что доставившая «отвратительного господина», отъезжала, и Роза позвала кучера.
— Не расстраивайся! — нежно обратилась Роза к подруге, опустившейся на жесткое сиденье экипажа с тяжелым вздохом.
— Я так радовалась, мне так хотелось вернуться в дом, где я была счастлива…
— Но ведь ты будешь там через несколько минут.
— Не знаю, мне что-то не по себе.
— Глупости. Уж не думаешь ли ты, что он болен? Ты ведь вчера получила известия о нем.
— Все равно, я беспокоюсь, — продолжала Мария, — и карета еле тащится… Так мы никогда не приедем. И почему он свернул на эту улицу? Нам же надо на Французскую! Он не знает дороги!
— Он думает, что мы иностранки, и хочет показать нам Берлин во всей красе. И он прав, посмотри-ка туда!..
Мария же думала о том, что еще несколько минут — и она увидит того, к кому так стремилась. Карета повернула на Фридрихштрассе, затем — на Французскую улицу и остановилась перед домом номер 117. Мария сразу посмотрела на окна своей квартиры.
— Шторы все еще опущены, — воскликнула она. — Вот лентяй, еще спит!
Позабыв про свою спутницу, оставив ее расплачиваться с кучером и распоряжаться, чтобы внесли чемоданы и сундуки, Мария быстро вошла в дом и, не здороваясь со швейцаром и ни о чем его не спрашивая, поднялась по лестнице и позвонила в дверь; руки ее дрожали, а сердце сильно билось. Прошло несколько секунд, но все было тихо.
— Ведь я же говорила, — всплеснула она руками, — он поехал нам навстречу, и мы разминулись.
Мария тотчас спустилась вниз и позвала швейцара.
— Послушайте, Декерт, мой муж уехал? — обратилась она к слуге.
— Здравствуйте, госпожа, — поприветствовал он ее, — как съездили?
— Все хорошо, так что мой муж?
— Я еще не видел господина ван ден Кольба сегодня утром.
— Он вам ничего не говорил, когда уходил?
— Но он, кажется, и не уходил никуда!
— Так почему же он тогда не открывает дверь?
— Должно быть, не услышал звонка, госпожа; если угодно, я поднимусь вместе с вами, — предложил Декерт.
Мария пошла со швейцаром наверх и изо всех сил надавила на кнопку электрического звонка. За дверью по-прежнему было тихо.
— Странно, — сказал слуга, — господин ждал вас.
— Значит, он получил мое письмо?
— Да, вчера вечером.
— Вероятно, он уехал на вокзал, — предположила Роза. — Хочешь, я съезжу туда?
— Будь добра, — попросила Мария.
Роза наняла первого попавшегося извозчика и помчалась на вокзал. Мария отказалась ждать у швейцара и стала ходить около дома, бросая нетерпеливые взоры на опущенные шторы. Потом она снова пришла к слуге и послала его за слесарем. Тот явился через пять минут, и в ту же секунду подъехала Роза.
— Ну что? — крикнула ей Мария.
Роза молча покачала головой. Мария в сопровождении слесаря быстро поднялась по лестнице.
— Это будет не просто, — сказал Декерт, — у господина еще изнутри есть задвижка.
Но, к большому удивлению швейцара, дверь не была закрыта на задвижку, а замок подался при первом же усилии слесаря.
Мария бросилась в квартиру, пробежала через переднюю, столовую, гостиную — везде царил привычный порядок. Затем женщина вошла в спальню, дверь в которую была открыта настежь, и тут Роза услышала страшный крик. Оттолкнув швейцара, она побежала к подруге. Мария без чувств лежала на полу посреди спальни.
На постели, свесившись на ковер, лежал человек, весь перепачканный в крови. Он был мертв. Рядом
