возражать у него почти не было. Жене пришлось уступить, и теперь мобильник покоился в тумбочке, а воспользоваться им Орлов все равно не мог.
Боль, которая стихла очень быстро после введения лекарства, теперь, когда он сделал попытку повернуться на бок, снова напомнила о себе, но уже глуше. Она словно затаилась. При полном покое практически не ощущалась, но стоило начать двигаться, как становилось ясно, что никуда она не ушла, что просто тихо сидит в засаде, как, бывало, он вместе со своими сыщиками, проводящими сейчас расследование.
«Что там у них, как? – беспокойно думал Орлов. – Хоть бы Гуров додумался позвонить!» И тут же горестно качал головой, понимая, что Гурову даны строгие указания не тревожить Петра Николаевича и, разумеется, тот не станет названивать посреди ночи.
«И попросить некого!» – обреченно вздыхал генерал-лейтенант.
Орлов лежал один в двухместной, полностью оборудованной палате. Здесь были и душ, и туалет, и даже телевизор, смотреть который ему все равно запрещалось, да и желания не было ни малейшего. Все мысли Орлова сейчас были сосредоточены на том, как продвигается расследование.
Вошла сестра, проверила капельницу и заменила опустевший флакон. Орлов оживился, разлепил губы, хотел шепотом попросить, чтобы девушка потихоньку взяла телефон и набрала номер Гурова, но, устыдившись, не стал этого делать.
Промучив себя еще какое-то время, Петр Николаевич почувствовал, что проваливается в сон. Препараты сделали наконец свое дело: видимо, в последний флакон было добавлено еще и снотворное. Веки стали тяжелеть и слипаться, и Орлов слабо, словно сквозь пелену ощутил, что на сердце становится спокойно и безразлично, а все проблемы, мысли об убийстве, Амосове, Гурове проваливаются куда-то, облегчая его душу. Через пару минут он уже крепко спал.
…Лев Гуров тоже спал, и не менее крепко. Возвратившись домой под утро, он не стал тратить оставшиеся драгоценные часы и решил использовать их максимально рационально. Сначала позвонил в главк и отдал распоряжение дежурным сержантам собрать как можно больше информации о Никите Маринове и, в частности, о его ближайшем окружении. Он понимал, что поиски Никиты нужно начинать немедленно, и помочь в этом могли как раз его близкие знакомые. После этого Гуров с чистой совестью решил отдохнуть. Завтра с утра им с Крячко предстояло совершить целый ряд дел, и если ночь будет бессонной, это точно скажется на их исполнении негативно. Поэтому он лег и практически сразу же заснул. Не спала лишь его жена Мария. Когда Гуров вновь задержался до утра, она, увидев его живым и здоровым, немного успокоилась, и, дождавшись, когда муж уснет, присела подле него на диван, вглядываясь сквозь тусклый свет луны в усталое, со складкой на лбу, родное лицо…
Утром, приехав в главк, Гуров первым делом прошел к дежурным и поинтересовался, какая получена информация. Стоя прямо у проходной, пролистывал отпечатанные и приготовленные специально для него страницы. Да, сержанты сделали многое. Гуров даже удивился, что им удалось собрать такие сведения за ночь. Словом, в руках у полковника был список с именами и фамилиями и даже адресами друзей и родственников Никиты Маринова. Собственно, родственников было совсем немного: среди них числилась мать, с которой он проживал и которая сейчас находилась в деревне, а также некий Валерий Федорович Веселов – родной брат матери Никиты и, соответственно, его дядя. Что касается отца Никиты, он развелся с его матерью давным-давно, выплатил скудные алименты до восемнадцатилетнего возраста и больше ни разу не проявился в их жизни…
Друзей было больше. Первым в списке значился Сергей Горелов, двадцати двух лет, были также Андрей Соловьев, Данила Токарев, еще какие-то парнишки… Числилась в списке и Дана Амосова.
– Как вам удалось разузнать, с кем именно он дружит? – чуть удивленно приподняв бровь, обратился Гуров к дежурному.
– Телефон помог, Лев Иванович, – пояснил тот. – Пробили его номер, посмотрели, с кем больше всех перезванивался, вот и вычислили.
– Переписку смотрели?
– Да, – ответил дежурный, – но там ничего интересного. Стандарт типа «привет-как дела-придешь сегодня?». Кстати, с Даной Амосовой он не переписывался, только созванивался, это мы сразу проверили.
– Угу, – мотнул головой Гуров, продолжая внимательно просматривать список.
Его привлекла одна фамилия. Среди людей, наиболее часто созванивающихся с Никитой Мариновым, был некто Игорь Коршунов. Гуров знал человека с таким именем, и человек этот не вызывал у него ни малейшего доверия.
Тот ли это Игорь Коршунов, на которого он подумал, и если тот, то основания подозревать Маринова в убийстве Даны усиливались.
Игорю Коршунову было уже за тридцать. Происходил он из неблагополучной семьи и в шестнадцать лет уже сидел по малолетке за ограбление коммерческого ларька – юность его как раз пришлась на эпоху их расцвета. Выйдя на волю, Коршун не поменял своих взглядов на жизнь. Колония не поставила его на истинный путь, да и надежд на это было мало: то, что она предназначена это делать, давным-давно стало лишь теорией, красивой идеологической сказкой советских времен. В реальной же жизни было крайне наивным полагать, что человек, отец которого умер в тюрьме после пятой ходки от туберкулеза, а мать спивалась с очередным сожителем, отсидев пару лет, решит вдруг вести благочестивый образ жизни, устроиться на работу и завести нормальную семью. Это просто смешно. Так не бывает. Точнее, бывает, но крайне редко, как исключение, подтверждающее железное правило.
Словом, Игорь Коршунов продолжил свою преступную деятельность, лишь немного видоизменив ее в соответствии с новыми реалиями. Он нигде не работал, собрал вокруг себя таких же неблагополучных парней, с разницей в том, что они были гораздо моложе, козырял перед глупыми мальчишками своей мнимой крутизной… Словом, верховодил. Периодически они совершали мелкие ограбления, несколько лет назад Коршун снова попал в тюрьму… Потом вышел, продолжал «пудрить мозги» молодым пацанам, строил очередные криминальные планы. И в свете этих фактов довольно тесное знакомство с ним Никиты Маринова, мягко говоря, настораживало.
Гуров поблагодарил дежурного, взял документы под мышку и отправился в свой кабинет. Там он застал хмурого Станислава Крячко. Вначале полковник подумал, что такое настроение друга вызвано тем, что он не выспался, но Станислав, подняв на Гурова довольно бодрые, но невеселые глаза, проговорил:
– С прискорбием сообщаю вам пренеприятнейшее известие…
Гуров невольно напрягся и почувствовал, что у него екнуло сердце. Заупокойный тон Крячко, а также первая часть его начальной фразы вдруг подсказали ему, что случилось непоправимое и что связано оно с Петром Николаевичем Орловым. Он замер на пороге, но тут Станислав продолжил:
– Замещать Петра Николаевича нам прислали знаешь кого? Юрганова. – Чуть не сплюнув, он отвернулся в сторону.
– А сам Петр как? – спросил Гуров.
– Нормально. Спит, – коротко ответил Станислав.
У Гурова отлегло от сердца. Он уже спокойнее прошел к своему столу и опустился на жесткий стул, чувствуя, как усилившееся было сердцебиение постепенно приходит в норму. Аркадий Валентинович Юрганов был, конечно, неприятным типом. Раньше он работал в главке, потом перешел в министерство, но долго там не задержался и перебрался в адвокатуру. Там он тоже себя «не нашел» и, сменив ряд ведомств, осел наконец в одном из РУВД столицы в качестве заместителя начальника отдела, каким-то чудом дослужившись до звания полковника. Нереализованные амбиции давали, видимо, о себе знать, поскольку держался Юрганов всегда высокомерно и пытался произвести впечатление человека, обладающего особыми полномочиями.
«Непонятно, почему именно его прислали вместо Петра? – недоумевал про себя Гуров. – Он уже показал себя в министерстве. Наверное, просто надоел в РУВД, вот они и сбагрили его хотя бы на время».
Крячко вздыхал и кряхтел, и Лев хорошо его понимал. Он знал, что сработаться с Юргановым будет сложно. Крячко тем временем мрачно пробарабанил по столу ритм похоронного марша и уставился на Гурова, явно ожидая его реакции.
– Ладно, погоди умирать раньше времени, – произнес тот, мысленно настраивая себя на привычный
