давление на личность. Одна ваша эскапада с моим подкупом потянет лет на пять. Но это такие мелочи по сравнению с трупами, которые сжигали на вашем заводе ваши помощники во главе с начальником службы безопасности Вереиным. По сравнению с убийством мэра Покровска Чуканова из корыстных побуждений. Заметьте, спланированное группой лиц, а вы в этой группе тянете на организатора. В утешение скажу, что добрый судья может обойтись без пожизненного, но лет двадцать строгой колонии тоже не сахар.
– Без адвоката я с вами разговаривать не буду, – отрезал Шацкий.
– Смысл? – удивился Гуров. Он поднялся со стула, постоял немного перед столом, потом нагнулся к Шацкому и негромко ему посоветовал: – Ты лучше подумай, сколько годков скинешь, если сотрудничать со следствием будешь. Поверь моему опыту, адвокат тебе тут ничего не скостит. Ни года!
В кабинет заглянул Крячко и кивнул головой. Этот жест означал, что привезли Лукина. Гуров больше ничего не стал говорить Шацкому, понимая, что для убеждения ему не совсем хватает сейчас доводов. Если хотя бы косвенно не подтвердится причастность Шацкого к убийству мэра, он отделается маленьким сроком и останется при своем заводе и своих капиталах. Доказать причастность Шацкого к сожженным трупам пока не удавалось. И, скорее всего, он к ним не причастен. Вереин творил все это на свой страх и риск и в свой карман. Только Лукин может пролить свет на многое в этом деле.
– Экспертиза? – спросил Гуров.
– Заканчивают, принесут в кабинет, – ответил Крячко.
Кабинет, где держали Лукина, находился этажом выше, в отделении уголовного розыска. Гуров рывком открыл дверь. Двое молодых оперов в форме, с погонами старших лейтенантов, мгновенно вскочили и вытянулись. Кстати, подумал Гуров, такое откровенное чинопочитание сейчас может пойти на пользу. Сразу поймет Лукин, что перед ним большие полицейские шишки.
Он сел за стол и сложил руки, разглядывая задержанного. Крячко устроился сбоку, между столом и дверью. Старшие лейтенанты, помявшись, сели в сторонке, понимая, что сейчас им лучше не мешать полковникам.
– Скажите, Лукин, – вдруг спросил Гуров, – а зачем вы на меня напали позавчера ночью с дружками?
– Путаете вы что-то, – угрюмо усмехнулся Лукин. – Ночью очень легко ошибиться. Мало ли кто по улицам шляется.
– Много говорите, это вас выдает. Вы же нервничаете.
– А как мне не нервничать, если на меня не пойми чего вешают! – возмутился Лукин более активно. – На весь дом опозорили! В наручниках вывели.
– Полиция, Лукин, никогда никого не трогает, пока нет веских оснований. Над нами, знаете ли, прокуратура надзирает. Кстати, не мы вас задержали, а именно прокуратура.
– Хрен редьки не слаще…
– В вашем положении не слаще, – согласился Гуров. – Сейчас принесут заключение экспертов, и я вам расскажу все, в чем вас обвиняют и чем вы можете облегчить свою судьбу.
– Знаю я эти ваши подходы! И детективы читал, и по телевизору видел. Наобещаете с три короба, а потом меня на зоне блатные зарежут.
– Блатные вас не зарежут, потому что вы с ворами и хулиганами сидеть не будете. Вы будете сидеть в специальной колонии строгого режима. С убийцами и маньяками. А вот срок отбывания очень сильно зависит от ваших признаний. Улови?те разницу, Лукин. Либо вы простой исполнитель, либо вы заказчик, организатор и инициатор в одном лице.
Гуров понимал, что перегибает палку. Простой водитель мэрии не может быть заказчиком убийства мэра города, потому что он никакой выгоды от этой акции не имеет. Он в любом случае рядовой исполнитель. Но Лукин был так напряжен, что, казалось, таких элементарных вещей сообразить не мог. Он только молчал и смотрел на Гурова, лихорадочно о чем-то думая.
Наконец в дверь постучали, и в кабинет вошла женщина с капитанскими погонами. Крячко вопросительно посмотрел на нее. Капитан кивнула и протянула два листа бумаги. Крячко взял их и передал Гурову. Это был бланк результатов исследования. Как Гуров и ожидал, следы порошка в кармане светло- серого пиджака оказались идентичными тому препарату, которым и отравили Чуканова, и препарат этот был не фабричного производства, не очищенный, а сделанный в кустарных условиях.
– Хотите почитать? – спросил Гуров Лукина. – Нет? Ну, и правильно. Вы ведь и так знаете, о чем здесь речь. А еще вы испугались, когда я безошибочно указал на светло-серый костюм. А ведь дело не в том, что вы в этом костюме возили Захарова в тот день, когда Чуканову всыпали в кофе препарат. Я и с карманом не ошибся. Я до сантиметра знаю, как все происходило тогда в кафе. Как вы придумали повод, чтобы без Захарова вернуться в кафе, где еще оставался Чуканов, как отвлекли его внимание на окно, а сами все это время держали большим пальцем правой руки горловину открытого флакончика. И достали вы его из правого кармана пиджака, хотя вы и левша. Почему? Потому что Чуканов сидел лицом к выходу из кафе, и левой рукой вам пользоваться было нельзя, иначе бы половина зала могла заметить, как вы мэру города что-то сыпанули в чашку. А так вы своим телом закрыли всем обзор. Только вот что значит нерабочая рука. И спешка. Часть порошка просыпалась на стол и на одну вещь, которая там лежала. И в карман вам пузырек пришлось совать открытым. Не могли же вы закрывать его крышечкой на виду у всех? Видите, как все просто. Просто, когда найдешь людей, которые тогда были в этом кафе.
Гуров специально не стал говорить про свидетелей, потому что официантка и директор кафе в полном смысле этого слова не были свидетелями преступления. Но Лукину сейчас такие подробности знать не обязательно.
– Отдельный вопрос о покушении на меня, – продолжал Гуров. – Отдельный, но он очень тесно и хорошо связывается с тем, кто будет мэром в Покровске. Вы все сделали, чтобы им не стал Чуканов, попытались, чтобы не стал им и я. Кто же вас устраивает, Лукин? Это вы из-за Захарова так стараетесь? Не советую признаваться в этой глупости. Не может у вас быть корысти в этом вопросе, если только лично Захаров не просил вас об этом. Но… беда в том, что Захаров остается здесь, а вы с женой намылились в Москву. И квартира у вас там теперь прекрасная есть, и человек, который вас пригреет, потому что вы ему здесь хорошо послужили. Не догадываетесь, о ком идет речь? Весь сыр-бор из-за строительства завода в Покровске, завода по утилизации мусора. Идет хоро-ошая война между кое-кем за этот сытный кусок хлеба. И этот человек приказал Захарову тормозить проект до того времени, пока он не станет мэром. А тут я появился, и с хорошими шансами на успех. Он вам и приказал меня попугать. Точнее, побить немножко, а потом объяснить, что я здесь не угоден. Видите, я вам абсолютно весь расклад нарисовал, все, до последней мелочи. Я мог бы и сам назвать вам фамилию заказчика убийства Чуканова, но для вас лучше, если вы эту фамилию назовете. Почему? Я это объяснил в самом начале. Не берите на себя его часть срока. Он очень надолго разлучит вас с женой. Очень надолго…
– Мальцев… – почти прошептал Лукин.
– Погромче, пожалуйста, – попросил Гуров. – Фамилия, имя, отчество, род занятий.
– Мальцев Вячеслав Борисович. Депутат областной думы.
Гуров собирал свои вещи в гостиничном номере, а Станислав сидел, развалясь в кресле, и переключал каналы телевизора.
– Завидую я тебе, Лева, – говорил Крячко. – Столько дней «на халяву» пожил в таком шикарном номере. И ни одной бабы не привел. Я бы оторвался на полную катушку… Слушай, а канал с порнухой тут есть?
– Знаешь, Стас, – задумчиво сказал Гуров, не оборачиваясь, – я иногда жалею, что ты не бабник.
– Чего это? – изумился Крячко.
– Будь ты бабником, ты бы не трепался по этому поводу по делу и без дела.
– Почему же без дела? – возразил Крячко. – Такие апартаменты вызывают вполне определенные ассоциации… О! Слышишь шаги? Это тебе счет несут. За пребывание.
– Гостиница оплачена заранее, – пробормотал Гуров, мучаясь с замком чемодана. – Думаю, что это бегут как раз те, кто за нее и платил.
– Да-а? – оживился Крячко. – Люблю я это дело! Прелюбопытнейшая сцена сейчас будет.
Он считал, что его старый друг как в воду глядел, но на самом деле просто не знал, что Гуров всего полчаса назад известил загробным трагическим голосом по телефону своего референта о том, что все бросает и уезжает от греха подальше, домой в Москву.
Первым в номер влетел Липатов, затем, со сползшим набок галстуком, раскрасневшийся и
