игры,
Металися смущенные народы;
И высились и падали цари;
И кровь людей то Славы, то Свободы,
То Гордости багрила алтари.
Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.
Коль ты к Смирдину войдешь,
Ничего там не найдешь,
Ничего ты там не купишь,
Лишь Сенковского толкнешь
Иль в Булгарина наступишь.
Юдифь
Народ завыл, объятый страхом,
Главу покрыв золой и прахом…
Драматические произведения
Сцены из рыцарских времен
Мартын:
Как минуло мне четырнадцать лет, покойный отец дал мне два крейцера в руку да два пинка в гузно, да примолвил: ступай-ка, Мартын, сам кормиться, а мне и без тебя тяжело. С той поры мы уж и не видались. Слава богу, нажил я себе и дом, и деньги, и честное имя, – а чем? бережливостью, терпением, трудолюбием.
…..
Бертольд:
– Золота мне не нужно, я ищу одной истины.
…..
Франц:
– Разве мещанин недостоин дышать одним воздухом с дворянином? Разве не все мы произошли от Адама?
…..
Бертольд:
– Всякое состояние имеет свою честь и свою выгоду. Дворянин воюет и красуется. Мещанин трудится и богатеет.
…..
Франц:
… боже мой! и никогда не подыму я пыли на турнире, никогда герольды не возгласят моего имени, презренного мещанского имени, никогда Клотильда не ахнет…Проза
Капитанская дочка
Батюшка сказал мне: 'Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду'.
…..
– Все, слава богу, тихо, – отвечал казак, – только капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей Негулиной за шайку горячей воды.
– Иван Игнатьич! – сказала капитанша кривому старичку. – Разбери… кто прав, кто виноват. Да обоих и накажи.
…..
Не могу выразить сладостного чувства, овладевшего мною в эту минуту. Я схватил ее руку и прильнул к ней, обливая слезами умиления. Маша не отрывала ее… и вдруг ее губки коснулись моей щеки, и я почувствовал их жаркий и свежий поцелуй. Огонь пробежал по мне. 'Милая, добрая Марья Ивановна, – сказал я ей, – будь моею женою, согласись на мое счастье'.
…..
Она безо всякого жеманства призналась мне в сердечной склонности и сказала, что ее родители, конечно, рады будут ее счастью.
… и предалась чувствам нежного своего сердца со всею доверчивостью молодости и любви.
…..
Прочитав, она возвратила мне письмо дрожащею рукою и сказала дрожащим голосом: 'Видно, мне не судьба… Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всем воля господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего, Петр Андреич; будьте хоть вы счастливы… я не выйду за тебя без благословения твоих родителей. Без их благословения не будет тебе счастья. Покоримся воле божией. Коли найдешь себе суженую, коли полюбишь другую – бог с тобою, Петр Андреич; а я за вас обоих…' Тут она заплакала и ушла от меня…
…..
Жизнь моя сделалась мне несносна. Я впал в мрачную задумчивость, которую питали одиночество и бездействие. Любовь моя разгоралась в уединении и час от часу становилась мне тягостнее. Я потерял охоту к чтению и словесности. Дух мой упал. Я боялся или сойти с ума, или удариться в распутство. Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение.
…..
… башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.
…..
'Вешать его!' – сказал Пугачев, не взглянув уже на меня. Мне накинули на шею петлю. Я стал читать про себя молитву, принося богу искреннее раскаяние во всех моих прегрешениях и моля его о спасении всех близких моему сердцу. Меня притащили под виселицу. 'Не бось, не бось', – повторяли мне губители, может быть и вправду желая меня ободрить.
Вдруг услышал я крик: 'Постойте, окаянные! погодите!..' Палачи остановились. Гляжу: Савельич лежит в ногах у Пугачева. 'Отец родной! – говорил бедный дядька. – Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня старика!' Пугачев дал знак, и меня тотчас развязали и оставили. 'Батюшка наш тебя милует', – говорили мне.
… Меня снова привели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. 'Целуй руку, целуй руку!' – говорили около меня. Но я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению. 'Батюшка Петр Андреич! – шептал Савельич, стоя за мною и толкая меня. – Не упрямься! что тебе стоит? плюнь да поцелуй у злод… (тьфу!) поцелуй у него ручку'. Я не шевелился.
Пугачев опустил руку, сказав с усмешкою: 'Его благородие, знать, одурел от радости. Подымите его!' Меня подняли и оставили на свободе. Я стал смотреть на продолжение ужасной комедии.
…..
'Унять старую ведьму!' – сказал Пугачев. Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал; народ бросился за ним.
…..
Савельич встретил меня у порога. 'Слава богу!… А узнал ли ты, сударь, атамана?'
– Нет, не узнал; а кто ж он такой?
– Как, батюшка? Ты и позабыл того пьяницу, который выманил у тебя тулуп на постоялом дворе? Заячий тулупчик совсем новешенький; а он, бестия, его так и распорол, напяливая на себя!
Я изумился. В самом деле сходство Пугачева с моим вожатым было разительно. Я удостоверился, что Пугачев и он были одно и то же лицо, и понял тогда причину пощады, мне оказанной. Я не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся по