уши, чтобы не слышать этого крика. А он захохотал и снова замахнулся.
– Всех вас учить… всех учить…
Она не поняла, как оказалась за дверью – выскочила, пытаясь сбежать от ремня. Руки горели, и плечи, и лицо.
– Куда пошла, маленькая тварь?! – он не собирался отпускать. И шел следом, неторопливо, зная, что на всем этом огромном острове не найдется укрытия для нее.
Во дворе она споткнулась и упала, поползла. А серп сам лег в руку.
Убивать она не хотела. Не хотела убивать. Отмахнулась только… по ноге… Рожек серпа черканул по бедру, раздирая и ткань, и кожу. Хлынула кровь, как-то густо и много.
А он закричал.
Он, оказывается, тоже умеет кричать.
Скатилась с крыльца мама, кинулась к нему, руками зажимая рану. Он верещал. Она рыдала. А потом стало вдруг тихо-тихо.
– Артерию бедренную задела, – сказала старуха уже потом, осмотрев тело. – Вот и истек кровью… Кровопийце самая та смерть. Господь сподобил по справедливости.
Она перекрестилась и, подняв серп, вытерла лезвие пучком травы.
– У-убийца! – Мать поднялась и, вытянув окровавленные руки, указала на девочку: – Убийца! Родного отца… родного…
– Замолкни, дура!
Старуха деловито стряхнула с фартука траву и накрыла им тело.
– Его будут искать!
– Не найдут. Вниз отнесем, и… ты, деточка, не бойся. Не было его тут. Ничего не было. – Старуха сдавила руками ее голову. Руки были холодны, и холод проник внутрь. – Не было ничего… страшный сон и только. Сон.
Она отвела в дом и заставила лечь в постель, все повторяя про сон.
И в конце концов Калма ей поверила. Сны ведь тоже бывают яркими.
Глава 7
Женихи и невесты
Саломее удалось согреться. Медвежья шкура больше не казалась ни тяжелой, ни неудобной.
Обследовав пещеру по периметру, Саломея насчитала с десяток выходов. На пороге самого крупного лежал Толик. Он был мертв, и, судя по всему, давно. Тело успело закоченеть. Саломея хотела закрыть глаза, но не решилась прикоснуться к мертвецу. Он держался за металлический штырь, прочно вошедший в плечо. Ранение не выглядело серьезным. Значит, яд?
А Далматов где?
Или он стрелял?
Безумная мысль. Но второго трупа нет. И если так, то Далматов жив.
– Пусть он будет жив, а? Что тебе стоит? – Саломея подняла глаза к потолку. Где-то там, за щитом неба, прятался бог или боги, высшие силы, которым не было дела до людей и мелочных их просьб.
Живые. Мертвые. Все едино.
Саломея не стала трогать Толика, пообещав ему, что непременно похоронит по-человечески, потом, когда наступит время хоронить мертвецов. Сейчас ей надо найти Далматова. И выбраться из пещеры. С острова тоже, если получится. Она старалась не думать о том, что, возможно, навсегда останется здесь, среди ящиков и мертвецов.
Переступив через тело, Саломея оказалась в узком коридоре, из которого сквозило.
Она добралась до выхода, до веревочной лестницы, и вернулась в пещеру.
Время шло. Время бежало, поторапливая Саломею. Оно заставляло заглядывать в подземные ходы, исследуя один за другим. Некоторые сужались до крысиных лазов, другие заканчивались тупиком. Третьи спешили разветвиться. Все были одинаково темны.
Кого она хочет найти в этом лабиринте?
Бесполезное занятие. Надо бежать. Звать на помощь. И надеяться, что помощь успеет вовремя.
Только Саломея знала – не успеет. А потому продолжала исследовать лаз за лазом. Она уже не боялась, что та, которой принадлежало это место, вернется. И даже хотела этого возвращения, которое даст хотя бы мизерный шанс найти Далматова.
Саломея выбралась из очередного тупика и почти решилась закричать, когда услышала скрежет. Металл скользил по камню, высекая бледные искры. На камне оставались узоры.
Шаг. Стон. Хруст глины под ногами.
И черная рука, серп сжимающая. Почему-то Саломея не могла отвести взгляд от этой руки с длинными пальцами, узкой ладонью, запястьем, которое плотно обнимал манжет куртки. Некогда яркая, небесно- голубого цвета, она пестрела бурыми пятнами.
– Скоро все случится, – сказала женщина.
Знала ли она о том, что за ней следят? Или разговаривала с пустотой? С мертвецами?
– Я ведь обещала… – Она обернулась. Качнулся серп в руке. – Я держу слово.
Она смотрела на Саломею. А Саломея – на нее. И тонкая стена темноты не была надежным укрытием. Жаль, что нет пистолета. Конечно, Саломея не стала бы убивать. Ранила бы… пригрозила бы… сделала хоть что-то, чтобы остановить.
– Но нам надо подготовиться, – женщина прижала палец к губам. – Всем нам.
Она развернулась и решительно направилась к выходу из пещеры, но вскоре появилась вновь, волоча тело Толика. Она привалила его к ящикам и, наклонившись, с легкостью вырвала железный штырь. Повертев в руках, женщина отбросила его.
Пистолета нет… есть камень. Холодный. Крупный. С острыми краями. Такой пробьет череп.
Остановит.
Женщина вновь исчезла, чтобы появиться спустя минуту со свертком в руках.
– Посмотри, какая красота! – воскликнула она, встряхивая сверток. Он развернулся, превращаясь в белое платье. – Это ведь то самое, которое ты хотела.
Она набросила платье на сидящую за столом.
– Ты будешь красивой невестой!
Надо подойти ближе. На шаг. На два… сколько получится. Пока она увлечена переодеванием трупа…
– И все-таки я думаю, что он тебе не подходит. Конечно, ты никогда меня не слушала. Да и зачем, если ты точно знаешь, как правильно. Но хотя бы сейчас… он тебе не подходит.
Трещит ткань. Остатки одежд падают на пол. Шелестят кружевные юбки, и расшитый речным жемчугом корсет прилипает к промерзшей коже.
– Не мое дело? Ну конечно. Всегда было не мое. И я не пытаюсь тебя обмануть. Я просто хочу поговорить. Мы никогда не разговаривали по душам. Ты всегда думала, что я хочу занять твое место. А мне просто больше некуда было пойти.
Саломея добралась до линии ящиков. Дальше – открытое пространство. Два шага? Пять шагов? Она, та, что разговаривает с мертвецами, услышит. Обернется. Успеет ли ударить?
Серп против камня… Шансов почти нет.
– Тебе казалось, что я лишняя. Забираю твою комнату. Твои вещи. Игрушки. Твою матушку…
Саломее не позволили сделать шаг. Перехватили. Сжали. Закрыли рот.
– Тихо! – прошипели на ухо. – Не шевелись.
Глава 8
Чудовище для красавицы
Поднялся он с третьей попытки. Далматов уперся связанными руками в камень. Ноги крутило. Руки жгло. А мертвец скалился, зная, что сбежать не получится.
– Эй, ты здесь? – Далматов прислушался.
Тишина. Ни шороха, ни звука дыхания, кроме собственного. Все чувства говорят об одном: она ушла.
