— Вы правы. — Кейт одобрительно кивнула, хотя и не могла припомнить, когда в последний раз сама терла скребком ступеньки собственного крыльца. Пожалуй, что никогда.
— Вы не поверите, — продолжала Этель, которая к этому времени уже посинела от холода, — но моя внучка Бетти, дочка нашей Эйлин, проспала всю ночь без задних ног. Ни разу не проснулась, представляете?
— Уму непостижимо, — согласилась Кейт. Вот она, беззаботная юность. Впрочем, надо что-то делать, пока она сама не замерзла до костей. Сунув руку в почтовый ящик Марты, она вытащила оттуда ключ, висящий на шнурке. Вот так, никаких хлопот и проблем. — Пожалуй, я войду и подожду Марту внутри. — Если повезет, ожидание будет недолгим.
Впрочем, в доме оказалось не намного теплее, чем снаружи. На решетке камина лежала вчерашняя холодная зола. Теперь повсюду царил холод, а дров на всех не хватало. Даже если кто-нибудь заболевал, в его спальне больше не разводили огонь. А когда приходили гости, камин в гостиной растапливали в самую последнюю минуту.
В прошлом году, как раз на Рождество, Кейт как-то попыталась перенести огонь из столовой в гостиную, вооружившись совком и металлическим ведром и призвав на помощь все свое мужество. Все закончилось тем, что она сильно обожгла себе пальцы и едва не сожгла ковер, после чего поклялась, что никогда больше не станет повторять ничего подобного.
С утомленным вздохом опустившись в мягкое кресло Марты, стоявшее у окна, Кейт решила, что немного отдохнет, а потом непременно разведет огонь и приготовит чай, если в доме есть дрова и заварка, разумеется.
Помимо холода, маленький домик Марты отличался безупречной чистотой. На полках рядом с камином, как солдаты на параде, выстроились в ряд ее книги. Латунное распятие, возвышавшееся в центре каминной полки, с обеих сторон охраняла коллекция статуэток святых. На буфете красовалась маленькая елочка, которую много лет назад сделали из зеленой гофрированной бумаги Лили и Джорджи, рядом стояла фотография Джо — мальчик явно гордился собой и тем, как он выглядит в солдатской форме. До войны возле фотоснимка всегда горела свеча в стеклянной баночке, но сейчас достать свечи было ничуть не легче, чем лампочки для новогодней гирлянды.
Кейт вдруг ощутила, как в ее душе поднимается волна негодования. Подумать только, она уже пережила одну большую войну, а теперь ей на смену пришла другая. Вот только на этот раз, в отличие от прошлых лет, никуда вступать не требовалось. Оставалось лишь сидеть дома и ждать, пока вас не разнесет на куски во время воздушного налета.
Женщина уже погрузилась в полудрему, когда в дверь кто-то постучал. Она едва не подпрыгнула от неожиданности. Марта!
Но вряд ли Марта стала бы стучать в собственную дверь, спрашивая позволения войти. Кейт с трудом поднялась на ноги и заковыляла по коридору, всей душой надеясь, что к ней не пожаловал кто-либо из соседок, сгорающих от нетерпения обсудить налеты, Гитлера, нехватку одного и дефицит другого.
— Здравствуйте! — На пороге стояла миловидная темноволосая девочка лет четырнадцати. В руках она держала исходящую паром чашку чая и блюдечко с двумя квадратиками сухого печенья, выглядевшими вполне съедобно. Кейт решила, что это, должно быть, и есть Бетти, внучка Этель.
— Очень кстати, — улыбнулась Кейт.
— Без сахара. Бабушка говорит, что вы не кладете его в чай.
— Так и есть. — И Кейт протянула руку, чтобы взять у девочки чашку. Но Бетти быстро перешагнула порог, по-прежнему не выпуская чашку из рук, и Кейт ничего не оставалось, как отступить в сторону, чтобы позволить ей войти.
— Надеюсь, вы не станете возражать, если я задержусь у вас ненадолго, — жизнерадостно защебетала девочка. — Бабушку одолело желание сделать уборку, после налетов с ней всегда так бывает; так что где бы я ни сидела, она ворчит, что я путаюсь у нее под ногами.
— Разумеется, я ничуть не возражаю, — улыбнулась Кейт, хотя на самом деле возражала, и очень сильно, поскольку думала только о том, как бы поскорее вернуться в кресло и немножко подремать. — Ты уже окончила школу? — спросила она, когда они уселись у холодного камина.
— Нет, я сдала экзамены, получила стипендию и учусь в католической школе при монастыре Сифилд, — с гордостью ответила Бетти, и Кейт охватил жгучий стыд оттого, что она решила, будто девочка из обычной рабочей семьи способна лишь на то, чтобы посещать занятия в государственной школе. — Я останусь там до тех пор, пока мне не исполнится шестнадцать или восемнадцать, как на том настаивает мама. Но я предпочла бы сбежать оттуда пораньше и уйти в армию.
— В армию берут только после восемнадцати лет, — сообщила ей Кейт.
В ответ Бетти пренебрежительно фыркнула.
— Да к тому времени и война может закончиться! Надеюсь, когда мне исполнится шестнадцать, я смогу притвориться, будто я старше. Кто-нибудь наверняка проделывал нечто подобное и раньше. Вот он, например. — И она кивнула на фотографию Джо на буфете. — Он выглядит никак не старше четырнадцати.
— Да, здесь ему как раз четырнадцать лет. — Глаза Кейт наполнились слезами.
— Так я и думала! — торжествующе воскликнула Бетти. — Я была тут только раз, и мне очень хотелось расспросить Марту о нем, но я ведь с ней едва знакома. Я даже не знаю, как ее фамилия. А бабушка всегда называет ее только по имени.
— Ее фамилия Росси, — сказала Кейт. — Марта Росси. Ее муж был итальянцем.
— А как звали
— Джо. — Откидываясь на спинку кресла, Кейт почувствовала, что вот-вот расплачется. — Хочешь, я расскажу тебе о нем? — В конце концов, это поможет им скоротать время в ожидании Марты.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Картофель! Что бы она без него делала? Сегодня вечером у них к чаю будет картофель с капустой, поджаренный с крошечным кусочком сала. В Лондоне это блюдо называли «жаркое из овощей». Дети его обожали. Да и вообще, из картофеля можно приготовить такую вкуснятину, что пальчики оближешь, если добавить к нему немножко тертого заплесневелого сыра и овощей, которые совсем не обязательно должны быть свежими. И это при том, что ее любимым блюдом было рагу, тушенное в коричневом соусе, — не то пустое рагу, в котором совсем нет мяса, а приготовленное по всем правилам, с бифштексом с кровью. Вот только она не могла припомнить, когда ела его в последний раз.
Марта Росси, невысокая и такая худенькая, что казалась прозрачной, с целеустремленным выражением на некогда миловидном лице торопливо шагала по Скотланд-роуд. Несмотря на то что позади остались восемь изнурительных часов, проведенных за тяжелой работой в цеху компании «Паруса и мешки Акермана», она считала, что день выдался не таким уж плохим — впереди ее ждал вечер дома и вкусная еда.
На улице было не протолкнуться от пешеходов и колясок. По рельсам с сумасшедшим звоном катились трамваи, а по мостовой измученные лошади устало тащили домой повозки, по большей части пустые, явно ожидая ужина с не меньшим нетерпением, нежели она.
Как и у Марты, у всех встреченных ею людей была бодрая походка, и на их лицах то и дело возникало подобие улыбки. И дело было не только в том, что июньский вечер выдался теплым и солнечным, — просто сегодня была пятница, и завтра многим не нужно было идти на службу, а те, кто все-таки работал, могли рассчитывать на короткий рабочий день. А послезавтра наступало воскресенье, день отдыха, хотя Марта и не помнила, когда она в последний раз отдыхала в воскресенье.
Марта приостановилась на секунду, с восхищением разглядывая женщину на противоположной стороне улицы.
