верблюдов. Вспомнилось, как уплывали надежды, становясь все туманнее, все расплывчатее, точно горизонт в сумерках; вспомнилось, как он болел и чуть не умер. Смерть тогда казалась ему счастьем, а жизнь после болезни стала еще более тяжкой. Он вспомнил, как уверовал в учение о возмездии, как успокоился на том, что правда победит в будущей жизни. И вдруг — и правда, и счастье пришли к нему в этой жизни. Об этом он никогда и мечтать не смел. Он понимал, что нужно радоваться, и он в самом деле радовался, но слезы неудержимо текли у него из глаз. Точно воскреснув, ожили в нем былые чувства, он уже не был прежним старым упрямцем. А жена все еще не верила ему и ворчала.
— Ты опять вернешь землю? Опять? Эх, ты!
Хоу Чжун-цюань, наконец, встал, вытер слезы и, взяв документы, вышел на улицу.
Жена бежала за ним и причитала:
— Ты все еще упрямишься, все еще трусишь? Все еще веришь в его бредни?
— Нет, — ответил старик, — я отдам документы Крестьянскому союзу. Я им всем расскажу, всем, всем… Мир действительно перевернулся. Ха-ха!
Все от души смеялись рассказу старика.
— А ты не спросил, откуда у него богатство? От счастливой судьбы?
— А ты, дядя Хоу, не поскачешь за ним на Западное небо на резвом скакуне?
— Старик такой простофиля, — вздохнул кто-то в толпе. — Всю жизнь отдавал себя на растерзание, но теперь как будто очнулся.
— Будда, отец, не наш бог, — улыбнулся Хоу Цин-хуай. — Сколько лет мы жгли ему свечи, но он так и не обратил на нас внимания. А вот пришел приказ председателя Мао — и нам сразу дали землю. Его мы и должны благодарить. Верно?
Старик молчал, растерянно улыбаясь.
— А если эту землю в самом деле отдать тебе, — спросили его, — ты снова вернешь ее помещику?
Но Хоу Чжун-цюань решительно замотал головой:
— Нет, нет, после вчерашнего собрания и я понял, ха-ха!
Подобные случаи становились широко известны, мгновенно распространялись по всей деревне, вселяли бодрость в людей и укрепляли веру в правоту их дела.
ГЛАВА LIII
Демократия в действии
Крестьяне совсем забросили работу на полях, толпами ходили из дома в дом, то искали активистов и членов бригады, то вступали друг с другом в жаркие споры. Потом опять шли к руководителям, чтобы те разрешили их споры или выслушали какие-нибудь предложения.
Все это мешало работе комиссии по переделу земли. Члены комиссии возмущались:
— Сбросили помещичий гнет, так и вознеслись! Никакой узды на вас нет! Посидели бы сами на такой работе!
Но никто их не слушал. Тогда на воротах появилась записка: «Посторонним вход воспрещается».
Ян Лян, однако, осудил такое поведение активистов:
— Руководители не могут уклоняться от общения с массами, от предложений, выдвигаемых крестьянами.
— Но ведь это демократия сверх меры, — оправдывались активисты. — Так порядка не установить. Ведь этак предложениям конца не будет.
Ян Лян и Чжан Юй-минь нашли новое помещение для заседаний: три выходящие на север комнаты в доме Цзян Ши-жуна. Туда не проникало солнце; во дворе, где росла большая акация, вмещалось много народу. Цзян Ши-жун с женой перекочевали в свой старый, почти пустой дом, в котором жил сторож, их бедный родственник, плативший, однако, арендную плату.
Ян Лян и Ху Ли-гун занялись организационной работой и прежде всего — созданием крестьянских групп для обсуждения всех спорных вопросов. Решения, принятые там, должны были разбираться на совещаниях председателей этих групп. Такой порядок всех удовлетворил: лучше разобрать все вопросы сообща, чем каждому в отдельности бегать за Чжан Юй-минем или другими активистами.
Чжан Бу-гао не справлялся с работой, и в помощь ему дали Хань Тин-шуя. Ян Лян и Ху Ли-гун посещали то одну, то другую группу, заходил иногда и Чжан Юй-минь. Вэнь Цай, проводивший все время в комиссии по переделу, изредка тоже принимал участие в жарких прениях, возникавших в группах, которые все разрастались.
Была создана и женская группа. Управившись с домашней работой, женщины собирались вместе, и Ян Лян умело заводил разговор об их тяжелой жизни, о перенесенных обидах. Женщины говорили без умолку и плакали, вновь переживая свои страдания.
Дун Гуй-хуа уже не мучили опасения. Муж ее, Ли Чжи-сян, больше не мешал ей.
— Знай себе заседай, и я буду заседать, — говорил он. — Сюй Юу не вернется, а если и вернется, теперь он не страшен. Сделаем и с ним то же, что с Цянь Вэнь-гуем. Если же он и вправду станет контр… контрреволюционером, тогда и жизнью поплатится. Чжан Пинь наказал нам глядеть в оба за помещиками и за теми, с кем они связаны. Уж если Хоу Чжун-цюань перестал бояться, так нам и подавно не страшно.
Даже дряхлые старики стали припоминать прошлое и жалели, что не выступили на собрании. Теперь они набрались храбрости и ораторствовали в группах.
Среди крестьян уж не находилось сочувствующих помещикам, и жена Ли Цзы-цзюня не смела высунуть нос на улицу. Стоило ей появиться, как ее осыпали насмешками.
— Тьфу, приплати она мне, и то я на нее не взгляну. А она-то старается! Целыми днями кривляется перед нами, все норовит изменить мужу!
Старый ханжа Хоу Дянь-куй тоже уже не смел греться на солнышке и, точно крыса, заполз в свою нору.
Помещики лишились своей былой силы, а все их прихвостни теперь заискивали перед деревенскими властями, всячески старались угодить и признавали свои ошибки. Прихвостень Сюй Юу Ван Жун, страшась возмездия, по собственному почину выразил свое раскаяние в письме к Крестьянскому союзу.
Но нельзя было заниматься только переделом земли, и крестьяне мало-помалу вернулись к обычным делам. Еще не все фрукты были проданы, а Жэнь Тян-хуа, Хоу Цин-хуай и Ли Бао-тан были заняты в комиссии по переделу земли. Найти им замену не составило труда, так как всем хотелось приняться за работу. Продажу фруктов поручили другим, нашлись здесь люди, занимавшиеся прежде мелочной торговлей, и в два-три дня все было закончено. Яблоки и груши еще не начали продавать, а за одни только хулубины уже выручили около восьми миллионов юаней. Одни предлагали купить на эти деньги скот для бедняков, другие мечтали о колодце с насосом, но боялись, что каждому в отдельности ничего не достанется. Наконец, после долгих споров решили, как хотело большинство — разделить деньги между всеми. Зная, что бригаде придется скоро покинуть деревню, что затягивать этого дела нельзя, к этому решению присоединился и Ян Лян. Но комиссия по переделу земли была и так перегружена, поэтому распределение денег — по достатку семьи и по числу ее членов — поручили председателям групп.
Помещикам было оставлено кое-какое имущество, а остальную утварь, сельскохозяйственные орудия и запасы зерна, подлежащие конфискации, переписали и опечатали.
В группах шло оживленное обсуждение: кому и что дать из конфискованного добра.
В борьбе с помещиками добиться единства среди крестьян было не так трудно. Когда же поднимались личные вопросы, договориться было нелегко. У всех были свои желания, свои заботы, каждому хотелось получить побольше. Поэтому собрания в группах проходили бурно, каждый шел сюда со своими сомнениями, и здесь же с крестьянами велась изо дня в день воспитательная работа. В группах учили, что с врагом надо бороться упорно, но со своими быть уступчивее. Только путем взаимных уступок можно сплотиться теснее и не вызвать злорадного смеха у помещиков.
— Конечно, ничего одинакового на свете не бывает, — соглашались одни, — даже река Хуанхэ
