взрослым, когда им дают какое-нибудь распоряжение, вот как, значит, такие теперь пошли порядки… не могу сказать, что мне это по душе.
До сих пор Карлссон только и делал, что смотрел на цыпленка, но тут он задумчиво посмотрел на дядю Юлиуса. Он долго стоял, глядя на него.
— Дядя Юлиус, — в конце концов сказал он. — Тебе никто не говорил, что ты красивый, и весь такой умный, и в меру упитанный мужчина в цвете лет?
Такого роскошного комплимента дядя Юлиус, по-видимому, не ожидал. Он пришел в дикий восторг, что было заметно, хотя он и не желал в этом признаваться. Он лишь скромно хихикнул:
— Нет, никто мне об этом не говорил!
— Вот как, значит, никто не говорил? — удивился Карлссон. — Тогда с какой же стати тебе могла прийти в голову такая дурацкая идея?
— Карлссон, не надо, — с упреком сказал Малыш, потому что теперь он и в самом деле решил, что Карлссон ведет себя бессовестно.
Но тут Карлссон разозлился.
— «Карлссон, не надо! Карлссон, не надо! Карлссон, не надо!» — передразнил он Малыша. — И чего ты все время нудишь, ведь я же ничего плохого не сделал!
Дядя Юлиус строго посмотрел на Карлссона, но потом, наверно, решил не обращать на него внимания. Он снова принялся за цыпленка, и фрёкен Бокк стала уговаривать его взять еще кусочек.
— Надеюсь, цыпленок вкусный! — сказала она.
Дядя Юлиус вонзил зубы в цыплячью ножку так, что она захрустела, а потом, по своему обыкновению, шутливо сказал:
— Да, спасибо! Хотя цыпленку этому наверняка года четыре-пять, не меньше, я чувствую это по зубам!
Фрёкен Бокк чуть не задохнулась от возмущения, и на лбу у нее тотчас же выступили сердитые морщинки.
— У цыпленка, верно, зубов вообще нет, — обрезала она. Тут дядя Юлиус еще более насмешливо сказал:
— Нет, но они есть у меня!
— Хотя ночью, как я слышал, их у тебя нет! — сказал Карлссон.
Малыш страшно покраснел, ведь это он сказал Карлссону, что дядя Юлиус, когда спит, держит свои вставные зубы в стаканчике с водой, рядом с кроватью. К счастью, в эту же минуту фрёкен Бокк заревела от обиды из-за того, что дядя Юлиус сказал, будто цыпленок жесткий. Единственное, что могло сломить ее, это нелестные замечания по поводу того, как она готовит еду. И теперь она горько плакала.
Дядя Юлиус, верно, даже предположить не мог, что она примет это так близко к сердцу. Он быстро поблагодарил ее и, почти устыдившись своих слов, уселся в кресло-качалку, где мог спрятаться за газетой.
Карлссон рассерженно пялил на него глаза.
— Фу, какими злющими могут быть некоторые, — сказал он и, подбежав к фрёкен Бокк, стал утешать ее, похлопывая по рукам и по плечу.
— Ладно, ладно, золотко, — приговаривал он. — Жесткие цыплята — право же, дело житейское, и ты ведь не виновата, что никогда не умела готовить еду.
Тут фрёкен Бокк издала такой вопль, а Карлссону достался такой пинок, что он перелетел через всю комнату задом-наперед и приземлился на колени дяди Юлиуса, восседавшего в некотором отдалении в кресле-качалке.
— Ай, ай! — пронзительно заорал Карлссон, и прежде чем дядя Юлиус успел стряхнуть его на пол, он уютно примостился у него на коленях.
Спрятав ноги под купальный халат, Карлссон сделался маленьким и мягким, как котенок, а потом, удовлетворенно мурлыча, сказал:
— Давай поиграем: будто ты мой дедушка и рассказываешь мне сказки, но они не должны быть слишком страшными, потому что тогда я очень испугаюсь.
Дядя Юлиус совершенно не хотел быть дедушкой Карлссона, а кроме того, он нашел в газете что-то интересное. Столкнув Карлссона безо всяких церемоний с колен, он повернулся к фрёкен Бокк.
— Что я вижу в этой газете! — сказал он. — У вас водятся шпионы, которые летают по всему Васастану?
Малыш замер, услыхав эти слова. Вот тебе и раз! Надо же, чтобы в руки дяди Юлиуса попала именно эта несчастная газета, которая вышла в свет уже куда больше недели тому назад. Ведь ее давным-давно пора было выбросить. Но, к счастью, дядя Юлиус только насмехался над тем, что было написано в газетах.
— Они думают, что могут вбивать людям в головы какие угодно несуразицы, — сказал он. — И пишут также все, что взбредет им в голову, только чтобы покупали именно их газету. Шпион… какое идиотство! Фрёкен Бокк, а вам не довелось увидеть какого-нибудь шпиона или летающий бочонок в здешних краях?
Малыш чуть не задохнулся. «Расскажи она сейчас о том, что этот маленький противный мальчишка имеет иногда обыкновение летать, все будет кончено, — думал он, — потому что тогда, по крайней мере, дяде Юлиусу придется пораскинуть мозгами».
Но фрёкен Бокк, ясно, и в голову не могло прийти, что Карлссон и его полеты — не совсем обычны. А кроме того, она по-прежнему всхлипывала так, что слова вымолвить не могла.
— Шпион? Нет, про это я ничего не знаю, — всхлипывая, сказала она. — Это, поди, газетное вранье!
Малыш вздохнул с облегчением. Уговорить бы ему только Карлссона никогда, никогда, никогда не летать на глазах у дяди Юлиуса, все, может, и уладилось бы.
Малыш огляделся в поисках Карлссона, но тот не показывался. Карлссон исчез. Тут Малыш забеспокоился и хотел тотчас же начать его искать, но дядя Юлиус не отпускал его от себя. Несмотря на то что уже наступили летние каникулы, ему позарез надо было узнать, как у Малыша идут дела в школе, и проверить, хорошо ли он умеет считать. Но в конце концов Малыш все же вырвался из плена дяди Юлиуса и побежал в свою комнату посмотреть, нет ли там Карлссона.
— Карлссон! — закричал он, едва переступив порог. — Карлссон, где ты?
— В твоих пижамных брюках, — ответил Карлссон. — Если только можно назвать эти две жалкие узкие трубочки пижамными брюками!
Сидя на краю кровати, он пытался втиснуться в штаны, но, как ни надрывался, его сил на это не хватало.
— Сейчас принесу пижаму Буссе, — пообещал Малыш и, помчавшись в комнату Буссе, принес оттуда пижаму в синюю полоску, которая кое-как подходила в меру упитанному мужчине типа Карлссона.
Штанины и рукава, само собой, были чрезмерно длинны, но Карлссон быстро их приспособил, отрезав лишнюю длину. Малыш заметил это, когда было уже слишком поздно, и, можно сказать, не обратил на это внимания, пижамы ведь — дело житейское! Даже это не омрачило радость удивительного события — Карлссон будет у него ночевать!
Малыш постелил себе на диване, взяв простыню, одеяло и подушку с кровати Буссе, и поставил корзинку Бимбо рядом. Бимбо уже лежал там, пытаясь заснуть, но время от времени открывал один глаз и подозрительно смотрел на Карлссона.
Карлссон ворочался с боку на бок в постели Малыша, пытаясь устроиться поудобней.
— Мне хочется спать словно в теплом уютном гнездышке, — сказал он.
«Он и в самом деле славно выглядит в синей полосатой пижаме Буссе», — подумал Малыш. И еще он подумал, что если он, Малыш, хорошенько подоткнет ему одеяло, то Карлссон будет спать словно в теплом, уютном гнездышке.
Но Карлссон не пожелал, чтобы Малыш подтыкал ему одеяло.
— Нет, еще рано, — сказал он. — Когда у кого-нибудь ночуешь, можно придумать множество веселых проказ. Можно есть бутерброды с колбасой прямо в кровати, можно играть в «мешок» и еще устроить войну подушками. Мы начнем с бутербродов!
