волноваться было нечего. Отец из рабочих, участник гражданской войны, член КПСС с 1926 года. Мать — крестьянка. Средний брат Константин сложил голову в Великой Отечественной войне. Тут и комар носа не подточит. А от сомнительных брата и сестры он отмежевался.
Отнюдь не благодаря таланту разведчика Крючков стал председателем КГБ. «Это был рядовой человек, — свидетельствует глава российского правительства Иван Силаев, — по крайней мере, я не видел в нем каких-то серьезных задатков, глубокого интеллекта. Мне кажется, быстрый его взлет по служебной и партийной лестнице вскружил ему голову и развил в нем негативные качества».
Крючкова в КГБ привел Юрий Андропов. Когда с поста секретаря ЦК КПСС он перешел на пост председателя КГБ, то взял с собой и своего помощника Крючкова, которого тянул за собой всюду еще со времен совместной работы в Венгрии. Андропов был послом СССР в этой стране, Крючков — третьим секретарем посольства.
В КГБ, как и ЦК, Крючков стал помощником Андропова. Крючков не был профессиональным разведчиком и достиг служебных высот лишь благодаря покровительству Андропова, которому по душе пришелся услужливый помощник.
— Самостоятельные решения от него никогда не исходили, даже, когда он занимал серьезные должности, — вспоминает генерал КГБ Олег Калугин. — Придешь к нему с каким-то делом. Он тут же хватается за трубку прямой связи с Андроповым. «Юрий Владимирович, вот такая ситуация… Как Вы думаете, что нам делать?» Андропов объясняет ему, что делать, а он со спокойной душой передает мне. По своему характеру Крючков, если так можно выразиться, помощник. Он всю жизнь был помощником кого- либо. Прежде всего Андропова…
Если бы не Горбачев, Крючков, несмотря на все свое рвение, так и остался бы начальником разведки, тихо уйдя на пенсию. Крючков считался человеком Андропова и это определило выбор Горбачева в пользу 64-летнего начальника ПГУ. Как никак сам Горбачев стал генсеком исключительно благодаря Андропову, и тоже, как и Крючков, считался его человеком.
Однако между учениками Андропова, хотя каждый из них считал себя продолжателем его дел, была огромная разница. Горбачев видел в Андропове реформатора, осуществить задуманное которому помешала безвременная смерть. Крючков, знавший Андропова лучше, чем Горбачев, был убежден, что Андропов никогда бы не позволил покушаться на систему. Действия Горбачева он воспринимал с недоумением, они ставили его в тупик, порождая подозрения в искренности клятв Горбачева в верности «социалистическому пути».
Всю жизнь он боролся с оппортунизмом. Гордился, что отстоял социализм в Венгрии в 1956 году. Горбачев перед всем миром признал события в Венгрии преступлением. Крючков принимал участие в осуществлении ввода войск в Чехословакию в 1968-м. Горбачев принес свои извинения народу Чехословакии за «вмешательство во внутренние дела, допущенные КПСС в 1968 году». Крючков приветствовал возведение Берлинской стены и все делал, чтобы сохранить ее в целости. Горбачев разрушил ее. Крючков с ликованием встретил вторжение войск в Афганистан. В Кабуле его боевики штурмовали дворец Амина. Горбачев назвал Афганскую войну «исторической ошибкой».
За кровь, пролитую простыми людьми в Афганистане и в других уголках мира, он, кабинетный служака, получил сорок пять иностранных наград, по которым можно изучать географию земного шара.
Он не раз беседовал с Горбачевым с глазу на глаз, убеждал остановиться, одуматься. Горбачев со многим соглашался, но ничего не менялось.
«Горбачев реагирует на происходящее неадекватно», — в последнее время все чаще повторял глава КГБ, намекая на то, что президент не в своем уме.
Горбачев для Крючкова, конечно, был сумасшедшим. Горбачев разрушал систему, которая обеспечивала ему все — и раболепие подчиненных, и уважение недругов, и спокойную, в довольстве и даже роскоши, жизнь. Разве может человек, находящийся в здравом уме, рубить сук, на котором сидит?
Он следил за каждым шагом президента, не выпуская его из-под контроля КГБ ни на минуту. Под колпаком КГБ находился не только Горбачев — все, кто хоть каким-то образом соприкасался с Горбачевым и его семьей. Подслушивали даже телефонные разговоры парикмахерши Раисы Максимовны.
В Форосе, на даче, каждый член семьи для удобства контроля имел свой порядковый номер. У Горбачева был 110, у Раисы Максимовны— 111. Номера были у дочери, зятя, внучек Горбачева. Вот выдержка из суточного журнала дежурного КГБ по объекту «Заря» за 17 августа 1991 года:
«…12.40 — «111» вышла из дома. 17.45 — «111» на пляже. 18.20 — «112» (зять Горбачева. — Прим. авт.) вышел из бассейна. 18.24 «111» — ушла с пляжа. 18.30 «111» — в бассейне. 19.04 «111» — вышла из бассейна…»
Говорят, все это делалось во имя безопасности президента. Но какое отношение к безопасности имеет фиксация того, во сколько вышла и зашла в бассейн Раиса Максимовна, во сколько зять Горбачева пришел в кинозал, расположенный на территории дачи, окруженной тройным кольцом охраны?
Крючков утверждает, что прослушивание телефонов окружения президента — исключение из правил и предпринималось только в связи с конкретными оперативными делами. «К примеру, — заявил он на допросе 26 декабря 1991 года, — по Александру Яковлеву в КГБ поступала оперативная информация о его недопустимых, с точки зрения безопасности государства, контактах с представителями одной из западных стран. Поскольку информация казалась достаточно серьезной, я доложил об этом президенту СССР и просил разрешения начать необходимую в таких случаях проверку. Но М. С. Горбачев на такую проверку разрешения не дал. Запрет президента мною не был нарушен».
Но откуда в таком случае в архиве КГБ оказались стенограммы телефонных разговоров Александра Яковлева? Причем, не имеющих никакого отношения к контактам «с представителями одной из западных стран»?
«Весной 1991 года, — продолжил Крючков на том же допросе тему подслушивания, — в Комитет государственной безопасности поступили сигналы о том, что руководитель пресс-службы президента Игнатенко берет взятки за организацию для иностранных журналистов интервью с М. С. Горбачевым. Источниками этих сигналов были оперативные сведения, полученные об одном из иностранных корреспондентов. Речь шла (пишу по памяти) о трех случаях взяток — 10 тысяч долларов, 30 тысяч долларов и 20 тысяч долларов — всего на сумму 60 тысяч долларов. Сведения о взятках не могли вызывать сомнения, потому что были получены в результате технического контроля.
Я, разумеется, доложил М. С. Горбачеву. Горбачев попросил обдумать его, Игнатенко, перемещение с должности и поручил мне с Болдиным проработать вопрос. Через несколько дней в ходе технического мероприятия выявляется еще один факт. К Игнатенко обратился один западногерманский журналист и в благодарность за интервью М. С. Горбачева пообещал передать ему, Игнатенко, 45 тысяч западногерманских марок. Но Игнатенко вдруг отказался, гордо заявив, что это — его работа. В КГБ сложилось мнение, что Игнатенко был кем-то предупрежден и взятку в связи с этим не принял.
Хочу отметить, что в курсе этого дела был руководитель аппарата президента Болдин В. И. Во- первых, М. С. Горбачев дал поручение Болдину подыскать для Игнатенко другое место работы. Эта тема, кстати, была предметом нашего разговора с Болдиным…»
Здесь, как и в случае с Александром Яковлевым, почти после каждого слова можно ставить знак вопроса. Если информация об Игнатенко была получена в результате «оперативных сведений», значит, он находился «под колпаком» еще до получения информации о взяточничестве? Раз эта информация была подтверждена материалами «технического контроля», то, где в таком случае санкция на прослушивание телефона Игнатенко? А если шпионили не за ним, значит, — за иностранными журналистами?
Крючкову всюду мерещились «агенты влияния», он все время ссылался на какие-то только ему одному известные источники информации о том, что Запад вынашивает идею «сокращения» населения СССР, что «демократы» намечают резню коммунистов, чьи квартиры, якобы, уже помечаются «крестиками», и прочее, прочее…
«В КГБ вообще большие параноики. Воображают порой нечто невероятное», — считает бывший советский разведчик Олег Гордиевский. Конечно, можно объяснить поведение Крючкова паранойей, необузданной страстью заглядывать в замочные скважины, плести интриги и т. д. Однако дело вовсе не в личностных качествах Крючкова. КГБ мог рассчитывать на сохранение своего могущества только в
